- "Один из шаров находился в том месте, которое в обычном облике человека соответствует затылку. И бог, явивший мне сие зрелище, без всяких слов дал понять, что именно сей затылочный бутон плеромы и заключает в себе способность влиять на ход событий. В закрытом или едва приоткрытом виде он имеется у любого человека. Однако для того, чтобы воздействовать на время, этот бутон должен раскрыться полностью, подобно пышным розам в садах Лукулла. Упражнения, которые я выполнял всю жизнь, понемногу раскрывают бутон. Для полного же его раскрытия при ежедневных созерцательных упражнениях требуется не менее семи десятков лет. Мне повезло: у меня оказалось достаточно времени и прилежания, чтобы соответствовать этому требованию. Моему бедному другу и патрону Марку Ульпию, при всем его упорстве, не хватило времени, а остальным моим прекрасным друзьям, как ни прискорбно это признавать, не хватило ни того, ни другого. Повезло лишь двоим: мне и Александру. Я сумел этого добиться за многие десятилетия, а мой друг и ученик родился с уже раскрытым бутоном, ибо и такое изредка случается. Впрочем, так же повезло и женщине из Рима, что убила его брата".

- А дальше? - спросил Арнольд.

- На этом рукопись заканчивается, - пожал плечами Жерар и забрал у брата листок.

Они вышли из кафе и подошли к машине Арнольда. На улицах кое-где лежал снег. Дул пронизывающий ветер. Жерар поднял воротник пальто и надвинул шляпу ниже на лоб, почти на глаза.

- Что это за "плерома", о которой говорится в тексте? - спросил Арнольд. - И кто такая женщина из Рима, упоминаемая в самом конце? Я понял так, что она, как и Александр, родилась орбинавтом.

- Про женщину ничего не могу сказать, - ответил Жерар. - А вот с плеромой, думаю, разберусь. Просто еще не было времени.

Арнольд уже собрался сесть в машину, но тут ему в голову пришла новая мысль, и он остановился перед открытой дверцей.

- Значит, - проговорил Арнольд, - если на минутку допустить, что все это правда, то Жану-Батисту не хватило до развития дара самой малости, а вот у Люсьена вообще не было шанса, поскольку он умер пятидесятилетним. Верно?

- Выходит так.

- Тогда я не понимаю, чему ты так радуешься! - изумленно воскликнул Арнольд. - Ты ведь свой шанс уже упустил! Если уж для тебя была всегда важна эта орбинавтика, то почему же ты не выполнял медитации, о которых знал с детства?

Жерар смущенно молчал, пританцовывая на месте, чтобы немного согреться. Ему пришло в голову, что для человека, не верящего в дар орбинавтов, брат слишком уж переживает по поводу его, Жерара, нерадивости в охоте за даром.

- Единственный ценный вывод, который можно сделать из "Откровения", - продолжал Арнольд, - состоит в том, что для достижения цели требуются прилежание и дисциплина. Можно подумать, что до весточки из античности это никому не было известно. Так чему же ты сейчас радуешься? Тебе огорчаться надо! Или же ты рассчитываешь прожить еще не меньше семидесяти лет?

- Давай не делать никаких выводов, пока не разберемся, на что способна эта "плерома", ладно? - с пришибленным видом пробормотал старший брат.

***

Следующая встреча братьев произошла полтора месяца спустя, в начале апреля. Несмотря на пасмурную погоду, они собирались погулять по Марсову полю, но не успели до него даже дойти. Неожиданный проливной дождь заставил их искать убежища в ближайшем бистро.

Жерар рассказал, что "плерома" Клеомена это, судя по всему, та самая энергия, на которую ссылаются всевозможные целители, и о которой модно говорить в кругах, интересующихся такими предметами, как йога, парапсихология и теософия. Впрочем, он об этом догадался сразу, когда перевел текст, но ему хотелось получить дополнительные подтверждения свой догадке.

За прошедшее время Жерар кое-что узнал об индуизме и буддизме - двух духовных учениях, родиной которых была Индия. В чем разница между ними он понимал достаточно смутно, но интересующая его тема обнаружилась в обоих. Они, как и те западные люди, что считали себя их последователями, говорили о тонкой энергии, без коей невозможно существование живых организмов. Называлась она на санскрите праной.

- А что это за шары, они же бутоны? - спросил Арнольд.

- Энергетические центры тонкого тела, чакры, или чакрамы. Само слово на санскрите означает "колесо".

Арнольд, пожав плечами, поинтересовался, что дают брату все эти сведения. Ответ несколько огорошил его.

- Я тебе сейчас скажу кое что. Только давай договоримся, что мы исходим из предположения о достоверности нашего манускрипта. Поэтому, пожалуйста, не начинай сейчас снова говорить про свои сомнения на этот счет!

Арнольд нетерпеливо кивнул. Обсуждение достоверности семейной реликвии и содержащейся в ней информации казалось ему куда более интересным и достойными развитого интеллекта, нежели очередные романтические идеи брата, но родственные чувства принуждали его к терпению, которое сам он воспринимал как почти ангельское.

- Так, вот, Клеомен описывает переживание раскрытия затылочной чакры, - Жерар машинально пригладил усы. - Так это звучит на языке мистики. Как я понимаю, у него были яркие галлюцинации. Но ведь эти галлюцинации безусловно сопровождались какими-то биохимическими процессами в организме, причем они как-то были связаны с задней стороной головы и, возможно, шеи. Скорее всего, с ретикулярной формацией, которая располагается именно в этой области. Я нашел статью, где рассказывалось, что на сегодняшний день науке не слишком много известно о ее функциях. Вроде бы какая-то ее часть возбуждается, когда мы видим сны. Но у нее могут быть и другие возможности.

- К чему ты это клонишь? - удивился Арнольд.

- Мне показалась не лишенной оснований гипотеза о том, что при определенном - пока непонятно, каком именно - воздействии на ретикулярную формацию можно будет развить латентную способность человека влиять на ход времени.

Увидев выражение, появившееся, на лице брата, Жерар быстро пресек возможный спор:

- Само существование такой способности мы сейчас принимаем как рабочую гипотезу и не обсуждаем, помнишь?

- Ты имеешь в виду химическое воздействие? - обескуражено спросил Арнольд, не сочтя нужным реагировать на последнее замечание Жерара.

- Ну да! Я же химик, в конце-то концов. И тогда, быть может, обретение дара орбинавта потребует не семидесяти лет, а, скажем, непродолжительного курса, как это бывает, при лечении антибиотиками!

- Я правильно тебя понимаю? - Арнольд поднял голову и посмотрел собеседнику в глаза. - Ты хочешь вернуться к химии? После всех этих лет безделья?

- Сейчас, когда у меня есть мотивация, я очень хотел бы вернуться к химии! - с жаром подтвердил химик-диссидент.

И Жерар, смущаясь, объяснил, что, если он потратит деньги на создание химической лаборатории, то у него просто ничего не останется на жизнь. После чего он выразил надежду на то, что брат сможет одолжить ему до лучших времен необходимую сумму.

- Мне кажется, что ради решения такой задачи, - заговорил Арнольд, - недостаточно уметь что-то синтезировать и что-то перегонять. Нужно еще знать, как химические вещества воздействуют на человеческий организм.

- Верно, - откликнулся Жерар. - Тут нужна не только химия, но и биохимия.

- Разве ты разбираешься в ней? - спросил Арнольд.

- Пока нет. Мне предстоит огромная работа, это я понимаю. Возможно, могут понадобиться еще и знания по психохимии и даже по этноботанике. Однако я полон решимости окунуться во все это.

Жерар не стал говорить брату, что совершенно не представляет, какой объем знаний ему придется приобрести и сколько это может занять времени, и что намного правильнее было бы разделить обязанности с опытным биохимиком, взяв на себя только химическую часть задачи. Обсуждать это не было смысла, поскольку такому человеку, если бы он нашелся, пришлось бы не только платить, но и доверить семейную тайну.