а был рослый, был мастер спорта -
олимпиада была его мечта.
Не мог мой родной
ни говорить, ни пошевелить рукой.
Как на больной мозоль с оскоминой,
муж неподвижно смотрел в потолок,
редко мигал веками без ресниц,
выпали у бедняжки с кожей
из омертвевших клеток.
Празднуя победу смерти -
в душе бесились черти,
а в глазах горел огонь протеста
и нежелание подчиниться смерти.
Я в истерике: "Он умирает!"
А медсестра в ответ:
"А что ты хочешь?
Он получил 1600 рентген.
Смертельная доза 400 рентген".
После похорон пожарных -
Вити Кибенок
и Володи Правика,
я с Таней Кибенок
с кладбища вернулась
уставшей и больной.
Меня срочно вызвали к Гуськовой.
В своём рабочем кабинете,
бросив на меня печальный взгляд,
Ангелина прямо, вежливо сказала:
"Ваш муж умер 15 минут назад".
Я даже не помню,
как вошла в истерику.
Говорили мне потом:
"Сколько было крику?"
Меня час, может два
врачи, медсёстры
приводили в чувство,
как во сне - помню смутно,
как уносили санитары.
Кстати, когда умерли с ЧАЭС больные,
в больнице сделали ремонт.
Вынесли всю мебель,
взорвали весь паркет,
скоблили потолки и стены.
ПРОСТИТЬСЯ НАДО!
Военные переодели мужа
в военную, парадную форму,
тело в гроб нежно положили,
сверху бархатом накрыли.
Без обуви, босого -
распухли ноги у бедняжки моего.
Я со стороны -
за ритуалом наблюдала молча,
смотрела со слезами
на мужа своего.
Вскоре, ко мне женщина подошла
и вежливо сказала:
"Проститься надо",
но не пустила близко к гробу.
Многодневным горем
выстрадала я такую просьбу.
Окунув больную душу
в терпенье, в грёзы,
как туча разряжаясь в грозы,
я стояла тихо, проливая слёзы.
Тело в парадной форме
на моих глазах засунули
в целлофановый мешок
и крепко завязали.
Уложили мешок
в деревянный гроб
и гроб... целиком
во второй мешок втолкнули.
Второй мешок
снова завязали.
И уже всё -
поместили в цинковый гроб
и гроб надёжно запаяли.
НАРОДУ МНОГО,
А ПОГОВОРИТЬ ЧЕЛОВЕКУ НЕ С КЕМ.
Все родственники
съехались в Москву.
Нас принимала государственная,
чрезвычайная комиссия.
Говорили нам всем:
"Отдать мужей, сыновей
родственникам не можем.
Они очень радиоактивные
и будут похоронены
на московском кладбище
особым способом, в "Саркофагах",
под бетонными плитами
в цинковых гробах.
И этот документ -
вы подписать должны".
Кто хотел увезти на родину -
тех убежали:
"Они герои
и принадлежат не Вам,
они уже все -
государственные люди".
В МИТИНО НАВЕСТИЛА МУЖА.
После похорон мужа
сорок дней прошло.
Я приехала в Москву-столицу,
светило солнце,
было тихо и тепло.
И сразу "Туда" к нему -
в Митино на кладбище,
к своему родному -
родному, ненаглядному.
На могиле мужа слезами обливаясь,
я мучилась, страдала,
свою кровинку-половинку
на свиданье звала.
Вскоре, от нервозности и слёз
мне сильно поплахело.
Начались схватки -
мне очень дурно стало.
В 6-й больнице
у Гуськовой я рожала.
Рожать приедешь к нам,
так Ангелина Константиновна
раньше мне сказала.
НАТАШЕНЬКА... НАТАША.
Ты так хотел,
ты так мечтал её увидеть.
Встань, мой родной,
подойди и посмотри.
Родилась дочурка наша.
Вот она, рядышком со мной -
наша дочь Наташа,
родная, ненаглядная -
дочурка-прелесть наша.
Раньше срока родилась -
родилась, родная!
Это не беда!
Главное, живая.
Важно ротик открывает
и глазёнками моргает.
За время подневольно-тяжкое,
казалось мне,
вечность провела я с горем,
впервые улыбнулась, как во сне.
Моя душа ожила надеждой,
засветилась гордою улыбкой.
Я камень с сердца обронила,
с души горечь убрала.
ТАБЛИЧКА С ИМЕНЕМ ГЕРОЯ.
Через 4 часа
после рождения Наташи
Гуськова ко мне зашла,
грустная, на слова скупая,
минуту молча,
у ног моих стояла.
"Беда у Вас опять. Умерла Наташа
дочурка Ваша.
У вашей девочки
врождённый порок сердца был,
а 28 рентген в её печени
вашу дочь убил.
Словно окунувшись в ледяную воду,
я оцепенела в один миг.
В голове моей одиноко скучной
закружилась, завертелась жизнь.
Нет больше у меня ни Васи-Василька
любимого цветка,
ни связывающего нашу жизнь
долгожданного ребёнка.
От внезапного удара
я как ребёнок зарыдала.
Даже Ангелина пустила слезу,
оплакивала ребёнка.
Себя, меня бранила
и всех виновных в гибели ребёнка.
Вскоре Гуськова
круто взяла себя в руки.
Невзирая на мои 60 рентген,
не ушла от моей кровати,
начала разговор с науки.
"К большому сожалению,
ты должна меня понять,
вашу дочь по научной логике,
в виду её высокой радиации,
мы не сможем Вам отдать".
Моё сердце встрепенулось,
замерло с болью в горе,
язык давно онемевший
дал развязку в слове.
"Как это не можете отдать?
Это я Вам не отдам!
Вы хотите мою дочурку
забрать в свою науку.
Никогда! Я уже решила,
я рядом с мужем её похороню,
такая традиция у нашего села".
"Хорошо, моя дорогая!
Случай в жизни не простой.
Но не ты, а мы её похороним
специальным способом,
рядом с мужем под одной плитой.
Но ты пойми меня
и убеди в справедливости себя.
Могилу твоего мужа,
как народного героя,
должна величать одна табличка
с именем героя".
Принесли мне деревянную коробочку,
поставили передо мной на полочку.
