От парного молока

пожарных тошнило и рвало,

как в лихорадке

знобило и трясло.

В десять часов по Припяти,

как утренний ветерок

пронёсся слух с юга на восток,

от радиации и травм

умер оператор Владимир Шишенок.

У ядерного реактора от мук

скончался Валера Ходемчук.

Остался под завалами -

навеки-вечные... один на один...

с ураном и его нуклидами.

Люди, узнав о радиации,

заволновались тревожно-скорбно.

Пошли слухи об эвакуации -

необходимой, срочной.

Из уст в уста шла молва,

возникали споры.

Везде... и здесь и там...

одни и те же разговоры.

"На атомной станции авария!

Всю землю накрыли

рентгены, радиация!"

"В округе всей -

будут тысячи смертей".

От народа страхи, слухи -

утопили все науки.

Я на шестом месяце

беременности была.

Своим здоровьем свою кровинку,

как зеницу ока

берегла жизнь нашему ребёнку.

Мой Вася-Василёк

любимый мой цветок,

жертвуя собой,

за нас двоих переживал,

мне совет давал

с болью и тревогой.

"Люся! Моя роднулька!

Уезжай к родителям в Кривушу.

Спасай себя и нашего ребёнка.

Спасай, кровинку нашу".

"Как же так? Нет родной!

Без тебя я не могу.

Тяжело быть одной -

без тебя, мой хороший, я умру".

"Подумай хорошенько -

не спеши!"

"Хорошо. Принесу молока -

потом решим".

Плохи дела, меня в санчасть

не пустили вечером.

Милиция раз и навсегда -

перекрыла все дороги,

не ходили в Припять

автобусы и поезда.

Город Припять заполонили

военные автомобили.

Прошёл слух...

Йодистые препараты -

защита от радиации.

Вмиг йод

в аптеках города

раскупил народ.

Только военные ходили

в респираторах,

в хим защите и плащах.

А горожане не спеша,

как обычно и всегда,

продукты из магазина

несли открыто,

каждый, кто как хотел,

всё в авоськах,

всё в кульках.

В Припяти хим подразделения

начали дезактивацию.

Смывать, сметать -

собирать и хоронить радиацию.

Солдаты поливали из АРСов

улицы раствором,

мыли дороги и тротуары

белым порошком.

Все улицы в белой пене,

чистота и блеск кругом.

Вечером сообщили населению -

город Припять весь

на трое суток временно

эвакуируют в лес.

Всем взять с собой

только самое необходимое,

что у каждого в квартире есть,

но обязательно документы

и в дорогу, что-нибудь поесть.

Многие даже обрадовались -

ходили, улыбались.

На природе отдохнём -

потанцуем и споём.

Прекратились раздоры, споры -

люди взяли

заготовки на шашлыки,

магнитофоны и гитары.

Плакали только те

горькими слезам с болью,

чьи мужья на смене

пострадали ночью.

Родственники больных к вечеру

санчасть в блокаду взяли,

в окна, в дверь

барабанили, стучали.

Вскоре открылась дверь,

где стоял милиционер.

Все увидели врача -

чернее чёрного грача:

"Товарищи! Сегодня

всех тяжелобольных

самолётами отправляем

на лечение в Москву.

Двадцать восемь человек

наиболее пострадавших,

из числа дежурной смены

и числа пожарных".

Люди, услышав новость,

заволновались в шуме, разговоре.

Вскоре, все... словно онемели

и затихли в горе.

Чихнул кто-то, стоя на ступеньке:

"Будьте здоровы!"

"Спасибо! На Титанике

тоже были все здоровы".

"Не до шуток, нынче!..

Радиация с нуклидом

нас в дорогу клыче".

"Лечение больных в Москве

для нас большая честь, надежда.

Не ударим лицом в грязь!

Я думаю, меня поддержат все.

В дороге каждому больному

нужна чистая одежда!

Решим возникшую проблему!"

Людей, как ветром сдуло.

Все разбежались по домам.

Пешком...

на велосипеде одна мадам

помчалася в село.

Я от нервозности по приходу

запуталась с вещами.

Собрала, принесла одежду,

а самолёт улетел с больными.

Долго тапочки искала

на минуту опоздала.

В моём сердце что-то оборвалось...

вмиг закипела бурно кровь.

Душа окаменела, потеряв надежду

на былое счастье и любовь.

Я вздрогнула...

мой нерв, душа заговорила.

"Моего Васю!

Моего мужа тоже увезли? Без меня!

Кто позволил? Кто посмел?..

мою кровинку, у меня забрать?

Кто позволил мою судьбу

испытывать, ломать?"

Обливаясь горькими слезами,

я плакала, рыдала.

"Отправили в Москву!..

в столицу!

Наверное, великой чести

мой родной, любимый

своим геройством заслужил".

Сама себя я выслушала,

набравшись мужества и сил,

молча, улыбнулась,

плакать перестала.

К вечеру у меня

началась тошнота, рвота.

Ночь я не спала,

родного, ненаглядного,

своего любимого

я к себе звала.

27 апреля всё население Припяти

эвакуировали,

а вскоре, и моё село,

радиацией с нуклидами и там

всю землю замело -

напрасно картошку посадили.

Сколько можно ждать?..

Нет больше моей мочи!

Надоели мне - дни печальные

и со слезами ночи!

"Надо! - сказала я себе. -

Надо ехать к мужу

и не остановлюсь я

ни в жару, ни в стужу".

И после Первомая

к родному, ненаглядному

поехала, помчалась

на крыльях понеслась.

Неизвестность, новизну

я боялась с детства.

Увидела бездонную Москву -

одиноко растерялась,

как перед принцем дева.

"Найду ли я свою кровинку?" -

мысль меня терзала.

"Может домой уехать?" -

тревога пронизала.

На привокзальной площади

у Киевского вокзала

у первого милиционера

со страхом я спросила.

Тот улыбнулся.

"Это на Щукинской