Берег ожил. Машины и лошади были готовы к выезду. Новые переселенцы учились держать косу. Фрид рассказывал историю с катером, который по дороге «простудился» так, что пришлось вызывать из Хабаровска другой катер, чтобы взять первый на буксир.

На берегу еще светло. Весело потрескивали костры, дым окуривал людей и лошадей. Все были очень довольны. Гудели машины. Отдохнувшие лошади быстро доставляли копны к стогам, разраставшимся вширь и ввысь. Косилками командовал Берка. Он и в коммуне всегда льнул к машинам.

— Машина — славная вещь! — говаривал он. — Главное, что много рук не требует и дает продукцию…

Сегодня он подошел к машинам лениво и без особого интереса. Когда Ривкин указал ему на Златкина и сказал: «Возьми его в работу, но так, чтобы он основательно научился», — Берка скорчил гримасу и проворчал:

— Наследника подготовить, чтоб он меня сменил?..

Ривкин не ответил, он был доволен, что Берка чувствует свою вину.

Берка не очень старался помогать Златкину. Он велел ему только смотреть. Механизм косилки несложен, особых способностей для того, чтобы его изучить, не требуется. Златкин в первый же день присмотрелся, а назавтра уже сидел на косилке и весело щелкал кнутом.

Дни проходили напряженные, ни минуты не пропадало зря.

Одна небольшая бригада из лучших косцов осталась косить вручную на местах, недоступных для машин. Среди этих косцов был и Мейер Рубин.

— Вот видишь, — говорит Файвка, — и ты научился косить.

— Скоро догоню, Файвка!

— Ты молодец! Догнать догонишь, но обгонять — не смей, брат! Можешь быть высококвалифицированным и ученым. Тебе надо было приехать в Биробиджан на несколько лет раньше.

И, пройдя с косой вперед (Файвка всегда идет первым), он так увлекся, что сделал три круга без остановки на перекур. Когда участок был закончен, Файвка обратился к бригаде:

— Ну, ребята, как дела? Замучились? Кто еще на три круга без остановки идет?

Сам он готов был двинуться вперед, но никто не откликнулся. Ребята свертывали папироски и переводили дыхание.

Мейер Рубин платком вытирал с лица пот.

— А как насчет того, чтоб перегнать? — спросил Файвка, дымя папироской.

— Но косить я уже умею.

— Умеешь. Молодец!

— Погоди, я еще обгоню тебя…

— Забудь, братец, выбей из головы. Можешь уже сказать, что проиграл.

— Не торопись. Мы еще на машинах потягаемся.

— На машинах? — удивленно переспрашивает Файвка.

Рубин проговорился: решение о новом составе работающих на машинах еще не было оглашено… И он ничего не ответил на вопрос Файвки.

Ночью, лежа в комарниках, ребята подслушали разговор Рубина и Фрида относительно соревнования. Рубин сказал, что технически он сравнялся с Файвкой, но что обогнать его невозможно. Тот вообще не устает, он может начать не евши и ходить до ночи с косой без остановки.

— Я так не смогу, — заявил он.

— Но сдаваться ты не должен.

Понятно. Он уже сегодня хотел кончать, но мы еще на машинах попробуем. Я не сдамся!

— И правильно делаешь, — сказал Фрид, — ваше соревнование много дало. Теперь уже все соревнуются, даже старик Брейтер.

— С кем?

— С русоволосым пареньком из новых.

Многие замечали странное поведение Берки и его безразличное отношение к работе. Из всех шести косилок, которые были в работе, одна лишь косилка Златкина выполняла норму. Остальные отставали. Машина Берки с утра стояла на месте, лошади жевали траву и волочили вожжи, путавшиеся в колесах. А бригадир среди белого дня натачивал ножи то одной, то другой машины, давал советы, а то и вовсе забирался под дерево, разжигал костер и усаживался курить. Берка всячески старался доказать, что коммуна обязательно распадется.

— Коммуна, — толковал он, — может существовать только тогда, когда она маленькая, а тут набежало со всего света всякой твари по паре, один другого знать не знает, и ни у кого ничего нет. Такая коммуна должна погибнуть.

— А как же ты себе представляешь настоящую коммуну? — спросил один из коммунаров, который серьезно задумался, услышав эти рассуждения.

— Мой совет прост: все старые коммунары, лучшие, должны уйти и создать особую коммуну, маленькую, и никого из новых в нее не принимать.

Он вызывающе посмотрел в задумчивые глаза коммунара: понятно, мол? — и добавил:

— Земли здесь хватает, бери.

— В районе такого дела не допустят! — сказал один.

— Как это не допустят? — возразил Берка. — Новое хозяйство не дадут организовать?

— Нет, не позволят. Теперь речь идет об укреплении старых коммун. Читал постановление?

Берка постановления не читал, но настаивает на своем. Он даже нашел выход, если такое постановление и в самом деле существует:

— Надо уходить. Надо поставить район перед выбором: даете землю, — ладно, нет, — мы уезжаем. А старым биробиджанцам они уехать не дадут! Вот что нужно!

Он смотрит на своих собеседников с улыбкой, точно хочет сказать: «Стоит минуточку подумать — выход найдется».

Златкин, который никогда в таких беседах не участвовал, тем не менее всегда доискивался до их смысла.

После знойного и утомительного дня наступил вечер. Ребята пришли усталые, молчаливые и на берегу застали косарей, уже искупавшихся и нетерпеливо поглядывающих на кухню. Первой не выдержала Груня. Она возбужденно крикнула:

— Вот полюбуйтесь на них! Уже пошабашили!

На берегу стало шумно. Коммунары, которые все время надеялись на машины, пылали от гнева:

— Как это по полдня работать?

— Почему никто не знает, сколько они успевают за день?

— Учета работы нет!

— Тише, ребята! — вмешался Ривкин, когда публика основательно разгорячилась. — Не кричите. Учет есть. Знаем, сколько кто успевает. Один Златкин выполняет норму, больше никто. Машина Берки вообще не работает.

— Будь сам бригадиром! — крикнул Берка.

— Нет, не я, — ответил Ривкин. — Бригадиром назначат другого.

— Почему одного бригадира? Вся бригада никуда не годится, если они норм не выполняют! — заметил один из ребят.

В эту минуту подъехал Златкин. Берка раскричался, что кто-то портит машины, а ему приходится их чинить, что нужно точить ножи. Увидав Златкина, несколько человек заговорили сразу.

— А почему Златкин может? Почему у него ничего не ломается? А ему кто ножи натачивает? Ведь он всего третий день как работает!

— Что тут удивительного, — сказал Златкин, — если люди ни черта не делают? Сидят часами в дыму и агитируют за то, чтобы удирать из коммуны. Никто не работает. Вся бригада никуда не годится.

— Вот мерзавцы!

— Саботажники!

— Гнать из коммуны!

— Под суд их!

На берегу все ходило ходуном. Над головами ползли темные тучи и еще больше раздражали коммунаров.

Собрание возникло стихийно. Называли имена новых членов бригады:

— Бригадиром назначается Златкин!

— Правильно! — крикнули ребята.

— Он настоящий парень!

— Коммунар! Биробиджанец!

В бригаду вошли также Файвка и Мейер Рубин. Они пожимали друг другу руки;

— Теперь начинается новое соревнование! Не правда ли, Файвка?

Файвка не возражает: он всегда готов с кем-нибудь соревноваться.

На берегу все еще шумно. Фриду трудно утихомирить разгоряченных ребят.

Берка сидел в стороне и поплевывал на воду.

Надвигалась ночь, темная, тяжелая.

Машины заговорили веселее. Обновленная бригада стала крепкой. После двух-трех дней работы большие участки острова оказались оголенными, а на площади многих гектаров лежали груды сена. Росли и стога. Ребята нажимали изо всех сил.

— Скошенное сено не оставлять! Если ударит дождь, оно пропадет! — говорит Ривкин. — Придется на день-два остановить машины и бросить все силы на уборку.

Но пока машины работают вовсю. Ривкин сияет. Машина идет хорошо.

— Совсем другое дело! — говорит он Файвке. Тот никак не может установить ножи так, чтобы трава срезалась под корень.