Вячеслав Владимирович понимал, что имевшийся в реальности довоенный вариант категорически не годился. Послевоенный вариант был не в пример лучше — вот только, для его полноценной реализации требовалась автомобильная и тракторная промышленность 50-х годов, соорудить которую в 30-х годах, при любой оптимизации ресурсов, при самом усердном внедрении опережающих разработок, не представлялось возможным.
В общем, предстояло корректировать реальность. Организационно предстояло проталкивать аналог немецкой программы "Айнхартс", предусматривавшей стандартизацию автотранспорта, с четким разделением стандартных классов автомобилей, технически — срочно "рожать" аналог "Опель-Блица" в классе легких грузовиков, с разделением коммерческой версии с колесной формулой 4х2, и, военной, с формулой 4х4. Для крупносерийного производства тяжелых грузовиков и, в значительной степени унифицированных с ними, полугусеничных тягачей следовало срочно развивать ярославский автозавод, в реальной истории находившийся на положении "Золушки" — без этого о массовом производстве пятитонных ЯГ-4, ЯГ-6, "родственных" им полугусеничных тягачей ЯСП, восьмитонных ЯГ-10 с колесной формулой 6х4 можно было и не мечтать.
Конечно, эти машины не были шедевром автостроения, недостатков у них хватало — но, главным было то, что это были прочные, надежные машины, пригодные для эксплуатации в наших условиях. И, насколько понимал полковник, их можно было доработать для действительно массового выпуска, заодно и усовершенствовав, по мере возможности.
А производить их следовало действительно массово — Красной Армии требовалось, по самым скромным подсчетам, добрая сотня тысяч таких грузовиков, дополненная парой десятков тысяч артиллерийских тягачей. Сколько тяжелых грузовиков было нужно народному хозяйству, в реальности испытывавшему жесточайший дефицит техники такого класса, Вячеславу Владимировичу даже считать не хотелось. Ясно было одно — очень много, в разы больше, чем армии. И, это только для того, чтобы закрыть самые "горящие" потребности — о всем необходимом даже речи не могло быть.
Что же касалось самоходной артиллерии, то начинать следовало с малого, предельно простого, и, при этом, настолько эффективного для середины 30-х годов, чтобы товарищи красные командиры, "распробовав" новый класс боевой техники, "с ножом у горла" требовали: "Самоходки давайте!". Это позволяло, делая скорбное лицо — дескать, приходится сокращать выпуск танков! — потихоньку насыщать войска весьма эффективной техникой.
Для начала почти идеальным вариантом становилась переработка шведской легкой самоходки "tankett m/49" — после войны, тогда нищая, как церковная мышь, Швеция, за счет этой простенькой и очень дешевой, легкой самоходки решила проблему СУ сопровождения пехоты. Ведущие военные державы, имевшие на вооружении технику совсем другого класса, смотрели на инновацию потомков викингов с искренним сочувствием — на фоне "Шерманов" огневой поддержки, вооруженных 105-мм гаубицами, советских СУ-122, не говоря уже о тяжелых самоходках, шведская СУ выглядела жалко. Но, в середине 30-х эта самоходка имела все шансы стать лучшим в мире самоходным орудием — на несколько лет, понятно.
Другой вопрос, что проект надо будет переработать под доступные в СССР агрегаты и вооружение. В первом приближении: бронирование противопульное, силовая установка унифицированы с грузовиком Я-5, т. е. 95-сильный двигатель "Hercules" и КПП, рессорная подвеска чешского образца, пушка калибром 76-мм — или полковая обр. 27/42 года, доработанная до баллистики горной обр. 1938 г., или танковая ПС-3.
Автоматически возникал вопрос с количеством этих машин — в принципе, для танковых соединений середины 30-х вполне хватило бы 200–300 таких самоходок, с другой стороны, с учетом неизбежных аппетитов пехотинцев и кавалеристов, даже 50 °CУ выглядели довольно скромно.
На шасси малых и легких танков первой половины 30-х технически невозможно было поставить что-то мало-мальски серьезное. Но, вот первый массовый советский танк, который, по мнению Вячеслава Владимировича, должен был стать увеличенной версией чешского LT-38, а, при боевой массе в 17–18 т, вполне попадал в условную категорию "полусредних" танков, могло поместиться немало интересного.
Первым кандидатом на установку становилась 122-мм гаубица Круппа, принятая на вооружение РИА в 1909 году — около тысячи этих устаревших, но, достаточно мощных орудий имелось в РККА середины 30-х годов. Конечно, штурмовую самоходку сделать бы не получилось — на эту базу просто невозможно было поставить достаточно тяжелое бронирование — но, легкая СУ поддержки пехоты и кавалерии вышла бы неплохая даже для начального периода ВОВ, не говоря уже о второй половине 30-х годов.
Вторым кандидатом становилась дивизионная пушка обр. 1902/30 года. Конечно, бронирование и в этом случае не блистало бы характеристиками — но, с изрядной натяжкой, эту СУ можно было причислить к штурмовой артиллерии.
Третьим вариантом становилась планируемая полковником ближе к концу 30-х 76-мм ПТО. В этом случае получался увеличенный "Хетцер" — примерно такая же артиллерийская система, чуть лучшее бронирование, такой же боекомплект. Для 1941 года такая противотанковая СУ должна была стать страшным противником для танковых групп Вермахта, если, конечно, ее тактически грамотно использовать — 50–60 мм лобовой брони должны были надежно выдерживать попадания немецких 37-мм и 50-мм снарядов, достаточно мощный двигатель и хорошая ходовая часть обеспечивали подвижность, не уступающую немецким Т-III, ну а мощная пушка обеспечивала уничтожение всех немецких танков на характерных дистанциях боя с одного, максимум, двух прямых попаданий.
Четвертым вариантом была ЗСУ — конечно, база была заметно легче, чем немецкие Т-IV поздних модификаций, послужившие базой для "Вирбельвиндов" и "Мебельвагенов", так что установка счетверенной установки 20-мм автоматов была под вопросом. Но, спаренная или строенная установка вполне могла поместиться — и, осталось бы место для приличного боекомплекта.
А это уже было очень хорошо — Вячеслав Владимирович прекрасно помнил рассказы пережившего 41 год отца, других родственников, друзей семьи. Он ничего не забыл из этих рассказов — как "мессершмитты" безнаказанно расстреливали наши колонны, как бомбили в полигонных условиях "юнкерсы" и "хейнкели". Он знал, почему наши дивизии несли огромные потери еще до вступления в бой с вражескими сухопутными войсками — у нас не было сколько-нибудь отвечающей условиям войны войсковой ПВО.
Конечно, для эффективного противодействия бронированным штурмовикам нужны зенитные автоматы калибров 37-57-мм. Вот только у немцев таких штурмовиков в 1941 году не было, если не считать небольшого количества пикировщиков "Юнкерс-87" и, еще меньшего — двухмоторных штурмовиков "Хеншель-129". В 1941 году наши войска избивали с воздуха легкие истребители Ме-109, некоторое количество эрзацей истребителей-бомбардировщиков, в лице устаревших модификаций Ме-109, фронтовые бомбардировщики Ю-88 и Хе-111, тяжелые истребители Ме-110, которых тоже было мало. Для противодействия им всем вполне годились 20-мм ЗА.
Положим, сбили бы они не так уж много — но, сорвать бомбо-штурмовые удары по нашим войскам они могли. Этого было достаточно.
Ну а насколько многообещающими базами для самоходной артиллерии могли стать планируемые Ленковым к серийному производству в 1939–1940 годах местные аналоги Т-34М/Т-44 и КВ-1/КВ-1С, говорить не приходилось. В особенности, если они не будут такими "сырыми", как в реальной истории — при условии достижения этими машинами уровня надежности, достигнутого нашим танкостроением в 1943–1944 годах, что при упорных трудах было достижимо, да при наличии освоенных в производстве и обеспеченных боеприпасами артиллерийских систем, жизнь "дорогих гостей" в фельдграу обещала стать на редкость нескучной. Правда, скорее всего, она бы оказалась не особенно долгой — но, как справедливо подметили американцы XIX века "Проблемы индейцев шерифа не интересуют".
