Через три месяца подобных пыток (это чертовски долго, я вам скажу) Вернон сдался:

- Да разреши ты ему!

- Что разрешить?

- Не знаю! Чего он там хочет? Вот это пусть и делает. Сколько можно таращиться, как брауни из-под веника?! Что я, дома уже отдохнуть и расслабиться не могу?

Я только зашипела, не желая устраивать скандал с разбирательством – чего могу и хочу я. Бесполезно. Или заявит, что я все себе выдумываю. Или тоже надуется и будет ходить пыхтеть. А второго пыхтуна в доме я не вынесу.

Мы стали ходить в класс Дадли и сидеть там на занятиях.

Над моим малышом тут же стали хихикать одноклассники.

И почему дети в таком сопливом возрасте и уже такие злые?

Пока у мелких говнюков тухли завтраки, я молчала. Терпела. Сжимала зубы и читала дома подкидышу нотации, игнорируя его жалкие потуги отмазаться в духе: “Это не я, оно само!”

Было бы оно само, не было бы оно таким адресным!

Но когда у особо рьяного противника присутствия мамочки на уроках взорвался в руках портфель...

В общем, про визиты в школу я велела мелкому забыть.

Он ушел в свою каморку под лестницей, заперся в ней и прорыдал с надрывом до самого ужина.

Дадличек ходил тихий и виноватый, мусоля конфетину, которой я попыталась его отвлечь.

Старшего брата он любил. И хотя по малолетству не мог понять всех связанных с этим невыносимым мальчишкой странностей, всегда искренне огорчался раздорам в семье.

Я пыталась его отвлечь, а сама боялась однажды преуспеть в этом начинании. Потому что это дорога к краху семьи.

Дома проблемы? Не переживай, малыш.

Дома проблемы. Не переживай, малыш.

Малыш, дома проблемы, почему тебе все равно?

Эх, подсказал бы кто – что мне делать-то?

К ужину мальчишка выбрался из своей норки совсем тихим и поникшим.

Вот лучше бы так там и сидел, со своим распухшим носом и зареванными глазюками.

Скотина неблагодарная! Урод! Сволочь! Так бы и высказала ему все что думаю про ненормальность, ненормальных и их придурошных родителей!

Умерла она! Как ее хоть звали, гадость эдакую?

Где у нее и муженька ее, алкоголика-тунеядца-козла такого, все друзья семьи, ровесники, кузены и кузины? Чтоб их черти взяли!

Он же мелкий совсем, ему товарищи по играм нужны, а не матерящаяся тетка с ее сыном-карапузом. В таком возрасте разница в два года – это не пропасть, это бездна.

Так ее *** *** ******!

Ругалась я про себя, а потому без огонька, скучно и мало.

На следующее утро малой не встал к завтраку. Без писка отправился к Фигг, пока я провожала Дадличку. Отказался играть в школу и снова заперся в своем чуланчике.

Да, ***** ***** ****** *** *** *******! Чтоб **** ****** ****** **********! Ну что я могу поделать-то???

Ну сам-то он головой своей может соображать? Нет?!

Когда мелкий не вышел к следующему завтраку, Вернон озабоченно нахмурился.

На третье утро с рыком вытащил паршивца за шкирняк и поволок на улицу, к машине.

Только и гавкнув, что поговорит с ним по-мужски на мое охреневшее: “Куда вы?”

Вернулись они в то время, в какое и обычно муж возвращается с работы.

Это он его к себе в офис что ли возил? Или на производство?

А не повернулся ли дражайший супруг? Не двинулся ли рассудком?

Чем это может помочь зареванному шестилетнему пацану, которому не с кем играть и который хочет в школу?

Я вот, кажется, выход придумала. И отличный выход! Ивонн немного помогла, если честно.

Церковный хор ведет очень странная тетка, как выяснилось. Экзальтированная до крайности, да еще и крайне недалекая.

Увидела как-то на крестинах отблески от вспышки фотоаппарата, да как закричит: “Благодать! Благодать сходит!”

И таких случаев не один и не два.

Если вдруг в ее присутствии начнут передвигаться вещи, никто не поверит ей, что это напрямую связано с моим сыном. Я надеюсь. По крайней мере, другого выхода что-то не видно.

- Слышишь меня, поросенок? Записала вас с Дадли в хор при церкви. Занятия в понедельник, четверг и субботу с воскресеньем. Основной педагог с придурью и выкрутасов твоих может и не заметить, но там еще литургика и сольфеджио. Если будут жалобы, ты у меня так получишь, что сам не рад будешь своему учебному рвению. Все понял?

- Ага! – А счастья-то сколько, ну что ты тут сделаешь?

- Иди уже, с обедом мне поможешь. Слей фасоль и запусти в кастрюлю. Только фасолины себе в нос не суй.

- Что я глупой? Мама Туни, она туда и не влезет же!

- Это как совать, – хмыкнула я, вспоминая свой старый испуг и ошалелые морды врачей. – Пошли, зубы мне не заговаривай, Супермен! – И я прихлопнула мальчишку по плечу. Он сдавленно зашипел.

Эм? Что это?

Мелкий виновато втянул голову в плечи.

- А ну-ка, сними рубашку, – сузив глаза, но еще не веря собственным мыслям, процедила я.

- Да, ма, да ладно же.

- Сни-май.

Он нехотя стянул рубаху. На плече наливался крупный багровый синяк. Еще несколько россыпью улеглись на предплечье.

Кажется, бил кулаком. Мужчина. Я булькнула горлом. Перед глазами закружилась карусель.

- Марш к себе и сиди там. Цыц! Быстро пошел!

“Мужской разговор”, значит?

Вот так матери семейств и становятся мужеубийцами.

- Вернон, ты где там? Я иду.

На родной постельке очень хорошо себя жалеть.

Лучше ревется только в душе. Но я там уже просидела столько, что в какой-то момент ясно почувствовала – еще чуть и отрастут жабры.

Потому лежала на кровати и рыдала взахлеб.

Ыыыыыыыыыыыыыы!

Дверь заперла.

Но и так утешители под ней не толпились.

В слезах и уснула.

Утром рано меня разбудил этот бизон бесчувственный. На работу ему видите ли. Рубашки в шкафу в спальне, видите ли!

В несвежей иди!

Устав стучать, этот... этот... этот *** ***** ***** выломал дверь!

Вошел, чуть прихрамывая, забрал рубашку, костюм, подобрал галстук, повернулся ко мне:

- Не надо от меня в моем доме двери запирать. В следующий раз сразу выбью.

Тихо так сказал. А я опять в слезы.

Ненавижу его!

- В туалете хоть сейчас выбивай! – Высунулась я в коридор, чувствуя, что если в этот же миг не выскажусь – лопну.

В ответ супруг со всей дури захлопнул за собой входную дверь.

Дробно посыпалась на пол какая-то ерунда. Кажется, штукатурка отлетела.

Я так же шваркнула за собой дверь и снова упала на кровать – рыдать.

За окном зло взвыл мотор нашей машинки и, резко газанув, эта сволочь смылась на работу.

Вытерев слезы, я принялась собирать сундуки и чемоданы.

- Мальчики! Мы едем к бабушке в гости! В долгие-долгие гости.

У мамы я резко вспомнила, почему так старательно выбирала домик подальше.

Н-да, идея с чемоданами была неидеальной.

Все Ивонн – подруженька. Сама она родом из Литтл Уингинга. И чуть ссора с мужем, забирает вещички и к маме. За пару недель перебесятся оба, а там он ее забирает обратно.

Предложила и мне как-нибудь попробовать такой вариант решения семейных проблем.

Нет, это не для меня.

Я уже через час была готова вызывать такси.

Проблема в том, как все удивятся: “Туни, ты приезжала только на чай? А почему с таким количеством вещей?”

Невыразимо страдая, через двадцать минут по приезду уволокла мальчишек на прогулку и большую часть дня провела на старой детской площадке, сбежав оттуда, только после того, как заметила излишне пристальное внимание сальноволосого чернявого носатого мужика в длиннополом черном плаще. Как есть эксгибиционист, прости Господи!

Раньше в нашем задрипанном городишке кого только не водилось, но таких извращенцев не было. Пьющих мужиков полно. И пусть они не в дугу и воняют, как прорвавшаяся канализация, но нрава простецки-рабочего и запросто могут оторвать все то, чем психу хотелось похвалиться.

Цивилизация, блин, добралась. Толерантность!