А у меня еще после беременности чувствительность к запахам почему-то так никуда и не исчезла.
Вещи после визита к старухе приходилось стирать (а детские вещички безумно хотелось выбросить).
Подошвы ботиночек каждый раз отмывала с хлоркой. И категорически запретила Маугли разуваться в том доме. Пятки-то так не отдраишь, как обувную подошву!
Но я закрывала на все это глаза.
Пусть у нее давно съехала крыша, а кукушка в черепушке сдохла и воняет, но ОНА ЕГО ВИДЕЛА!!!
Я думаю, дальше и объяснять не нужно, да?
Я могла оставить мальчишку с ней, а вернувшись, не бояться увидеть пустое кресло и жизнерадостное уверение: “Вот же он, ваш невидимый мальчик!”
Появилось свободное время.
На новом приходе появились новые друзья и подруги.
Пастор оказался очень приятным человеком, с пониманием относящимся к моим “бредням” про невидимого ребенка.
Иногда я приносила мальчишку с собой и он бродил где-то среди мальчиков-хористов.
Особо верующей или там ревностной я не стала, конечно.
Но в отличие от буйной молодости, службы пропускать перестала. Знаете, странно быть атеистом, когда вокруг творится всякая чертовщина.
И я все еще надеялась, что Маугли сможет как-то... гм... вылечиться от своей ненормальности.
Ну, к чему это я все рассказываю?
А, да! Среди прихожанок я особо сдружилась с Ирмой и Ивонной. И эти невозможные женщины заразили меня своей любовью копаться в земле.
Просто, понимаете, все эти:
- Ах! А тебе отщипнуть кустик пиона?
- Да, да! Я в восторге от твоих пионов. Не видела в продаже этот сорт!
- О, пойдемте смотреть, я достала новый сорт плетистой розы, посажу у северной стены!
- Ах, твоя бордюрная ромашка – это что-то! Давай меняться! Так и быть, я выкопаю тебе взамен кустик хосты. Той самой, помнишь?
И ведь все это цветет, растет, у кого-то криво получилось, у кого-то наоборот пышным кустом колосится – то есть, еще и повод для гордости, для радости. Какой-то азарт, вызов. В общем, разбила свой цветничок и я.
Казалось, жизнь налаживается.
А потом – хоп! – и оказалось, что нифига.
Однажды я забрала Гарри от миссис Фигг уреванного до зеленых соплей и икотки.
Старушка суетилась рядом, но взгляд как-то отводила.
На кухне царил бедлам, словно там что-то взорвалось такое. Ну, или один подкидыш чего-то требовал.
Вообще-то, я предупреждала старушку, что мальчишку нельзя баловать. А в случае всяких капризов сразу, резко и беспощадно, выправлять мозги шлепком по попе.
И даже собралась было провести мастер-класс. Все равно психованная старуха не сможет меня заложить социальным службам – она, конечно, пронырливая, но в городке получила признание первейшей городской сумасшедшей (так что ей просто не поверят, заяви она, что я бью своего невидимого старшего сына).
Но тут вмешался мальчишка, помнящий про мой горячий нрав и тяжелую руку:
- Ма-ик Туууууууууни! – Это он объединяет услышанное. “Мама” – за Дадличком повторяет, а “Туни” – за Верноном. Пыталась добиться от него чинного “тетушка”, но бестолку. Детям всегда проще повторить за кем-то, а тетушкой меня даже Лилс не часто называет. – ик!-Ма-ик!-ма Ту-ик!-у-ик Я-ик! такое не буууудууууууу! – и тычет ладошкой в валяющееся на полу пирожное. На которое дружно шипели пара старухиных кошек.
И как-то мне так сразу сказки всякие вспомнились. Белоснежка, еще всякие отравители.
Не готова я из подкидыша Маленького Мука создавать, прислужника гнусной ведьмы и придурошного правителя. Короля или министра – уж не знаю, какая у колдунов бывает форма правления.
Церковь, церковь и церковь – вот мой девиз в воспитании этого ребенка.
Я даже буквы Маугли показываю по детской Библии.
Схватила я его в охапку и почти бегом домой. С твердым решением у миссис Фигг больше не показываться.
Но только заперла за собой дверь – звонок.
Смотрю в глазок – странного вида старичок. Все еще в горячке недавних мыслей, даже не спросив – кто он и что ему нужно, резко распахиваю дверь.
Разноцветные круги перед глазами.
Кажется, я что-то такое важное только что забыла.
А почему дверь открыта?
- Кто там, Туни?
- Да так, очередной коммивояжер. Я его прогнала. Ничего особенного.
- Ты бледно выглядишь, присядь-ка.
- Голова закружилась. Сам же знаешь, как у старой кошатницы воняет в доме.
- Так не ходите туда больше!
- И с кем мне подкидыша оставлять? Не городи чепухи, Вернон! Я устала! Мальчишка там нормально сидит, а мне хоть пару часов выдохнуть, расслабиться без него. Как ты не понимаешь? – Я была готова зарыдать – так меня расстроило предложение не оставлять больше негодника у миссис Фигг.
Но сидело что-то такое в душе. Нехорошее, недоброжелательное.
Мне хотелось оставить подкидыша у старухи. И одновременно с этим все мое существо протестовало против этого.
Слишком у нее в доме воняет, слишком неубрано, сама она как-то слишком на злую ведьму похожа. И, кстати, почему я ее никогда не видела на причастии?
В общем, всем будет спокойнее, если мелкий паразит будет помогать мне в саду.
Готова пожертвовать клумбами ради его благополучия.
Так не оценит же, паршивец неблагодарный!
====== Первоклассные приключения ======
В четыре года Дадли пошел в первый класс младшей школы. Ох, как я рыдала в этот день!
Провожать его к знаниям приехала вся семья. И мама, и папа, и Роуз с мужем и собачками, и Лилс прогуляла рабочий день ради такого случая. Каждый счел своим долгом принести с собой фотоаппарат. Муж купил кинокамеру. Мы выглядели, как экскурсионная группа японцев.
Подкидыш, глотая слезы, остался с миссис Фигг. Не хватало только, чтобы он во время торжества чего-то отчудил!
Здоровый уже пацан, должен же понимать!
Нет, не понял.
Это ж такая обида – в школу не взяли.
Учиться “как все” он мечтал давно. В тайне от меня, потому что понимал – я не такой человек, чтобы оставить невидимого мальчика слоняться по школе и спокойно заниматься делами по хозяйству. Надеялся ходить тенью за Дадли. Но я обрубила и эту надежду. Не хватало еще, чтобы про моего сына пошли слухи, что он как-то связан со всякой потусторонней ерундой! А такие слухи непременно пойдут. Мальчишка же крайне редко задумывается о том когда и как себя вести уместно. Совершенно не контролирует творящуюся вокруг него ненормальность. И, что злит меня особо, совсем не чувствует момента, идеального для тактического отступления, когда надо вообще никак себя не вести – брать ноги в руки и валить.
Зная, что этот упертый поросенок из себя вывернется, лишь бы получить желаемое, я не отпускала его ни на шаг. Особенно в то время, когда Ди-ди был в школе.
Мальчишка возил пыльной тряпкой по пыльным полкам, когда я убирала в доме, рвал листья кресс-салата к обеду, пока я шинковала капусту, выдергивал ноготки из клумбы вместе с сорняками во время прополки. Оживлялся он, когда Дадли приходил домой и можно было поиграть “в школу”.
Сдвигали стулья, как парты, рассаживали плюшевых медведей, призванных изображать одноклассников, и выполняли работу, заданную сыну в школе для повторения пройденного материала. Читали вслух, тренировались в чистописании. Я при переезде нашла настоящую чернильницу-непроливайку и перьевые ручки. Мальчишки были счастливы. Они просто обожали все необычное.
Но все-таки подкидыш чувствовал вторичность таких игр, с завистью смотрел на Дидиккина, а потому я не могла отвлечься ни на минуту, спала вполглаза и все боялась, что поганец выкинет какой-нибудь фортель, итогом которого будет очередной переезд. И хорошо, если не из страны.
То, что он не капризничал (отучила за эти годы, слава Богу!), не настаивал и не уговаривал, по-детски наивно ластясь к нам с Верноном, а лишь смотрел на меня своими нечеловечески-зелеными, кошачьими глазами только усиливало мою нервозность. Да что ж такое?! Ну нельзя! Чего тут непонятного? Простое же слово!!!