Я осторожно прокрался к окну спальни Харпера, выходящего во двор, и сразу же увидел черную крышу нашего «линкольна», стоявшего прямо перед входом на лестницу террасы. И тут я запаниковал! Именно запаниковал, другого слова и не придумаешь. Торопясь поскорее уйти оттуда, в растерянности даже перепутал двери, оказался не в коридоре, а в его ванной комнате, и к тому времени, как все-таки нашел выход, на лестнице уже раздавался громкий голос Фишера. Пытаться скрыться незамеченным, пробежав или даже проползя через другие комнаты, было просто нелепо хотя бы потому, что я практически совсем не знал «топографии виллы». Значит, оставалось только одно — вернуться через спальню Харпера в студию и запереть дверь. Другого пути не было. Разве что вылезти через окно, но это было уж слишком рискованно. Так что…

Вскоре в комнате раздались сначала его громкие шаги, затем звон монет, затем похлопывание руки по бедрам… Похоже, Харпер зачем-то выкладывал содержимое карманов на стол. Дверь закрывалась совсем неплотно, поэтому мне был отчетливо слышен каждый его шаг, каждое движение. Значит, как было совсем не трудно догадаться, он также мог слышать и мои. Я затаился, как мертвый…

— Господи, да этот чертов город еще хуже, чем Нью-Йорк в разгаре августовской жары, — пожаловался вдруг Харпер.

Мисс Липп что-то ему ответила. Очевидно, она открыла дверь, соединявшую их апартаменты.

— Интересно, не забыл ли Хамул приготовить мне теплую воду в ванной? Помоги-ка мне, пожалуйста, раздеться, дорогая.

Голос постепенно удалился. Я на цыпочках прокрался к окну, осторожно выглянул наружу. Там прямо под окном был небольшой балкончик, а еще чуть ниже, метрах в полутора, — крыша террасы. Если бы мне удалось спрыгнуть на нее через балкон «моей» студии, то, возможно, я сумел бы незаметно и, что еще важнее, не сломав шеи добраться и до фруктового сада. Вся проблема заключалась в том, что это чертово окно закрывалось и открывалось при помощи двух длинных болтовых запоров — верхнего и нижнего, — любой из которых мог слишком громко заскрипеть, и тогда прости-прощай все мои надежды на спокойную старость… Нет, боюсь, это не выход. С сожалением вздохнув и даже задумчиво почесав затылок, я вернулся к двери, прислушался…

Судя по доносящимся звукам, они были в гостиной. Вскоре оттуда послышался ее тихий смешок.

— Вот черт, сколько же на тебе надето, — сказала она.

Харпер вернулся в спальню, а оттуда через минуту или две ушел в ванную комнату. Затем послышалось журчание воды. Я снова на цыпочках подошел к окну, осторожно, очень осторожно попробовал ручку нижнего запора. Туда-сюда… Вообще-то болт двигался достаточно легко и тихо, что меня, само собой разумеется, полностью устраивало. Но вот верхний… верхний не двигался совсем! Очевидно, где-то заело. Я попытался дернуть посильнее, потом даже изо всех сил, но все оказалось напрасным. Наверное, надо сначала попробовать освободить его, поддев чем-нибудь через верхнюю щель. Но чем? Я подставил ближайший стул к двери и огляделся вокруг в поисках чего-нибудь подходящего, чтобы освободить оконный болт. Желательно металлического…

Шум текущей в ванной комнате воды вдруг прекратился, и я снова застыл, одновременно лихорадочно вспоминая: интересно, есть ли у меня в карманах что-нибудь, чем можно поддеть верхний болт?

— Когда вернемся, мне придется заняться своим загаром, — сказала мисс Липп, которая была уже в соседней комнате.

— Зачем? Твой старый хорошо держится и так.

— У тебя мокрые волосы.

Последовало долгое молчание, затем ее глубокий вздох, противный скрип постели…

Минуты две я искренне надеялся, что они захотят предаться дневному сну, но, увы, моим надеждам не суждено было сбыться — вскоре раздались звуки, не оставлявшие сомнений в характере сопровождавших их действий. Это был отнюдь не сон… Минута шла за минутой, а звуки становились все громче, все характернее, переходя то в страстные стоны, то в частые, лихорадочные вздохи, то в неразборчивое бормотание, то в восторженные восклицания… А я стоял как дурак, совсем рядом, за дверью, представляя себе ее длинные ноги в постели, положение обоих во время их любовных «упражнений»… и одновременно лихорадочно соображал, как же мне все-таки незаметно убраться отсюда! Пот заливал мне глаза, затуманивая даже очки, так что в данный момент я при всем желании не смог бы освободить застрявший болт запора, даже если бы решился сделать это.

Сначала мне казалось, что они никогда не закончат свои любовные игры, что это будет продолжаться целую вечность. Но вот, слава богу, звуки их счастливого совокупления наконец-то вроде бы начали потихоньку стихать. Я с нетерпением ожидал, что они, закончив, отправятся в ванную комнату — причем каждый в свою, — однако этого, увы, почему-то не последовало. После долгого молчания раздался его голос:

— Вот, пожалуйста! — и щелчок зажигалки. Затем снова долгое молчание. Пока он снова не нарушил его: — Где будем сегодня ужинать?

— В «Ле Бо». Я закажу feuilette de ris de veau. A ты?

— Avalon, moulin des mats и, само собой разумеется, белое вино.

— «Кювэ дю доктэр»?

— Естественно. Хотя прямо сейчас, честно говоря, я совсем не отказался бы от самого вульгарного бутерброда с ветчиной и бокала доброго пива. Может, даже двух.

— Потерпи еще совсем немного, дорогой… Интересно, и кто это только сказал Гансу, что этот грязнуля и пьяница хорошо умеет готовить?

— Да нет, готовить-то Гевен умеет, причем, скорее всего, очень даже хорошо, но он один из тех капризных алкашей, которых надо все время умасливать. Если этого не делать, он обычно впадает в тихую ярость и заявляет: «Да пошли вы все к чертовой матери!» Просто Ганс не знает, как с ним себя вести, только и всего. Готов поспорить, наш Артур питается куда лучше нас. Более того, я просто уверен, что дело обстоит именно так… Где пепельница?

— Вот она, — отозвалась мисс Липп. И, очевидно протягивая ее, с веселым хихиканьем добавила: — Эй, эй, осторожнее!

— Вот черт! Опять!

— Здесь так будет с любой пепельницей.

И вскоре все снова началось как несколько минут тому назад — стоны, вскрики, охи, ахи… Впрочем, в конце концов они все-таки окончательно выдохлись и даже имели совесть отправиться в ванные комнаты. Каждый в свою! Как только оттуда послышался шум текущей воды, я тут же влез на стул и начал торопливо освобождать болт ключом от своей комнаты, и к тому времени, как она перестала течь, мне все-таки удалось его освободить. Но все равно пришлось еще подождать, пока они не уснут. Наконец она сонным голосом произнесла:

— Дорогой мой…

— Что? — тоже явно сонным голосом спросил он.

— Будь завтра, пожалуйста, поосторожнее, ладно?

— Буду, буду, не беспокойся.

Послышался громкий звук чмокающего поцелуя. Я бросил взгляд на наручные часы — двадцать минут четвертого, — дал им еще ровно десять минут, затем на цыпочках подошел к окну и осторожно, очень осторожно, стараясь не производить ни малейшего звука, опустил запорные болты и открыл правую половину. Причем делал это как можно медленнее, поскольку на улице дул легкий ветерок, а мне совершенно не хотелось, чтобы сквозняк, даже самый небольшой, случайно открыл дверь в спальню, пока я все еще здесь. Затем выбрался на балкон…

Мой прыжок на крышу террасы метров с полутора оказался практически бесшумным. Гораздо труднее было потом. Дело в том, что я не очень-то большой мастак лазить. Ни вверх, ни вниз. Впрочем, иного выхода все равно не было, поэтому я, мысленно перекрестившись, с замирающим сердцем осторожно вскарабкался по боковому ограждению террасы, еще более осторожно и с еще более замирающим от страха сердцем перебрался на соседнее персиковое дерево, а уж с него по длинным свисающим веткам спрыгнул на землю.

Слава богу, мне все-таки удалось пробраться в мою комнату незамеченным. Хорошенько почистившись и сменив рубашку, я тут же спустился во двор, прошел к стоявшей у лестницы на террасу машине и поставил ее в гараж.