Во время первой экскурсии по Петербургу Паоло уселся на заднее сиденье микроавтобуса и сразу же «растворился» в ноутбуке. В какой-то момент, когда девушка-гид (мы наняли аспирантку университета с прекрасным итальянским) произнесла что-то чересчур эмоционально, он вдруг поднял голову: «Нельзя ли тише, я работаю!» Дочь отреагировала мгновенно: «А зачем поехал? Мог бы остаться в гостинице!» Паоло сразу заулыбался: «Все-все, молчу. Как я мог остаться? Мы же договорились поехать все вместе». Но выходя из машины после экскурсии, он шепнул мне на ухо, кивая на гида: «Chatterbox!» («Трещотка»),

Позже мы все не раз наблюдали эту его поразительную изменчивость в общении с разными людьми: грубовато-ироничный с близкими и друзьями, предельно вдумчивый и терпеливый с аудиторией на конференциях, жесткий с оппонентами и чрезвычайно, фантастически внимательный и человечный с пациентами. И все это было искренне, хотя поначалу казалось, что такие разные черты просто не могут уживаться в одном человеке.

3

Сколь невероятной ни казалась поначалу идея проведения трансплантации выращенной трахеи в России, летом 2010 года она стала вырисовываться, приобретать реальные черты. Термин «регенеративная медицина» уже фигурировал в первых конкурсах Сколкова и даже просочился в политическую элиту Наша дорожная карта была опубликована в ваковском научном журнале «Клеточная трансплантология и тканевая инженерия» и украсила собой стены нескольких продвинутых клеточных лабораторий в Москве и Петербурге.

В то время реальной регенеративной медициной в мире занимались единицы. Первопроходцами - людьми, которым впервые достоверно удалось сделать трансплантацию «выращенного» в лаборатории органа человеку, были Паоло Маккиарини и Энтони Атала, американец, директор Института регенеративной медицины Wake Forrest в Северной Каролине. Практически одновременно с Паоло он опубликовал сенсационные результаты наблюдений за несколькими

пациентами-мальчиками, которым за несколько лет до этого была сделана пересадка мочевого пузыря. Атала использовал сходную технологию: как и в случае с трахеей, орган, взятый у погибшего донора, был подвергнут децеллюляризации - очищению от клеток и генетического материала -и засеян собственными клетками пациента. Хотя, конечно, была масса принципиальных различий в подборе реактивов, времени обработки, типах клеток, которые использовались для засеивания: ведь трахея - упругая трубка, а мочевой пузырь - мягкий «шар». И тем не менее оказалось, что такие разные структуры можно превратить в «обезличенные» каркасы, дойти, так сказать, до «основания», чтобы потом наполнить новым содержанием, пытаясь воспроизвести и анатомию, и механические свойства, и функции этих органов. Конечно, не на сто процентов, и вообще это была еще даже не технология, а творчество - каждый пациент индивидуален, и всегда надо было действовать по-разному.

Маккиарини и Атала были противоположностями практически во всех своих проявлениях: первый - импульсивный, пробивающий головой стену, второй - терпеливый и осторожный; первый использовал «распределенную» сеть лабораторий, специалистов, перемещаясь с места на место, второй - имел все «в одном флаконе», в довольно крупном институте, которым руководил, и очень редко (считанные разы) выезжая за пределы США; первый постоянно находился в поисках денег - подавая заявки на гранты, организовывая фонды частных пожертвований (и для исследований в целом, и для конкретных пациентов), второй получал стабильное финансирование от государства и Министества обороны США. И в общении они тоже отличались, как «лед и пламень» - искрометный и обаятельный Маккиарини и сдержанный, предельно скромный, «академичный» Атала. Но получается, для первопроходцев нет никаких заведомых правил и закономерностей - при всех этих грандиозных различиях они в одно и то же время достигли примерно одного уровня результатов.

Помимо них в 2010 году набирали силу Центр регенеративных технологий в американском Питсбурге и лаборатория очень неординарного исследователя, англичанина иранского происхождения Алекса Сейфалиана в Лондонском университетском колледже, но они были сосредоточены на экспериментах с животными и на тот момент не опубликовали клинических результатов (хотя уже буквально через год Сейфалиану удалось вырастить пациенту ухо!). Еще необходимо упомянуть блистательную Дорис Тейлор, которая добилась успеха в создании биоинженерного сердца крысы, и ее соавтора, Гарольда Отта, основным объектом его экспериментов были легкие.

Удивительно, но, несмотря на не слишком теплый прием, Маккиарини после мастер-класса поверил в Россию:

- Я множество раз выступал с докладами, но нигде и никогда мне не задавали таких умных вопросов. Это была очень сильная и подготовленная аудитория. Следующая трансплантация будет здесь.

Конечно, не только уровень аудитории подвиг Паоло на дальнейшие действия, а и уровень скепсиса. Он хотел, жаждал пробить эту стену и доказать свою правоту.

Как, где при таком отношении найти союзников? Наши врачи (по крайней мере, значительная их часть) готовы на многое ради конкретного пациента, но не ради развития новой технологии. Ментально они далеки от науки, и в них очень сильно чувство недоверия к людям, стопроцентно сфокусированным, предпринимающим сверхъестественные усилия, чтобы «протолкнуть», продвинуть свое дело. А уж тем более -к иностранцам. Сразу возникают подозрения в корысти (опять-таки черта нашего менталитета - отрицательно относиться к тем, кто ожидает высокой оплаты за эксклюзивную работу), попытке украсть у нас какие-то ноу-хау (что именно - неизвестно, но вдруг!) и много в чем еще. И не приходит в голову простая мысль, что корысть заключается в том, что человек стремится к распространению своей технологии, своего метода, и это вполне естественное желание для ученого.

Предыдущий абзац - квинтэссенция того, что мы, сотрудники фонда, выслушали от потенциальных партнеров в нескольких российских медицинских институтах после внешне дружеских переговоров, наедине. Паоло воспринимал это спокойно: «В Европе тоже непросто». Однако были люди, готовые ринуться «в бой» хоть завтра, - из Краснодара все время раздавались звонки с предложениями. Звонил чрезвычайно настойчиво Владимир Алексеевич Порханов, главный врач краевой больницы, тот самый, который во время мастер-класса предложил сделать операцию у них.

Маккиарини всячески уклонялся от прямого общения, а мне говорил: «Ты видела его, он же "crasy"! Наверное, хороший хирург, но уж больно импульсивен. Да меня просто не поймут, если я поеду оперировать в Краснодар, там же мафия!» Тогда время Краснодара еще не настало. По иронии судьбы первую в России трансплантацию тканеинженерной трахеи удалось осуществить в отделении торакальной хирургии РНЦХ, которым руководил Владимир Паршин - главный скептик мастер-класса.

А способствовал этому академик Михаил Александрович Пальцев, бывший ректор «Сеченовки» - Первого московского мединститута, вице-президент РАМН. Человек, благодаря которому нам удалось провести в жизнь многие наши начинания. Он в свое время стал соавтором «дорожной карты» и порекомендовал очень грамотных экспертов в России, именно он разрешил провести мастер-класс в академических стенах, что обеспечило высокий уровень мероприятия. В медицинском истеблишменте Пальцев в то время был одним из самых передовых людей с точки зрения близости к фундаментальной науке. Его концепция «Медицины будущего» строилась на внедрении передовых методов молекулярной диагностики и лечения, и на трансляции результатов, полученных в лаборатории, - в клинику На английском, это называлось «from bench to bedside and back to bench», что можно перевести как «из лаборатории в клинику и снова в лабораторию». Собственно, это было как раз то, что делал Маккиарини на практике.