– Что? Так долго не отпускала?

В ответ Гриц только развёл руками.

– Богатая? – поинтересовался Фёдор.

– Богатая… Но может быть ещё богаче… Правда, с нашей помощью.

– А мы что получим тогда?

– Иван, а что у нас сейчас есть? – повернулся Григорий к «старинушке», так они уважительно звали старшего из братьев.

– После отца осталось 2000 душ на всех.

– А будет столько, что и не снилось!

– Из грязи, да в князи? – усмехнулся Алексей.

– Не улыбайся, Алехан. Все будет так, как говорю.

– Тогда, мне больше нравится быть не князем, а графом. Граф Орлов. Звучит!

– Я тоже, пожалуй, соглашусь на графское звание, – кивнул Фёдор. – только, что же от нас-то для этого потребуется?

Вскоре братья поняли, что именно потребуется, и что закончиться все это может отнюдь не радостно.

Разговор стал более тихим.

– Ну, её-то в крепость посадят, или в монастырь сошлют, а вот для нас всех дорожка будет одна – на эшафот!

– Зато, если мы её на трон посадим, то…

И знал бы кто тогда, что разговор этот повлияет на весь ход Российской истории.

Что рядом с деяниями Орловых – их лихостью, отвагой и дерзостью – все будущие героические приключения из «Трёх мушкетёров» Дюма будут казаться простой детской шалостью.

И что, в награду за свою рискованность, они, получат от щедрот императрицы 45 000 душ крестьян и 17 миллионов деньгами…

После переворота многие будут приписывать его успех именно себе.

И Никита Иванович Панин, который рассказывал всем, как беспокойно он спал в решающую ночь. Правда он был уверен, что императором станет его воспитанник – 7-летний Павел, а вот Екатерина, окажется только регентшей при нем. Даже был написан соответствующий текст манифеста, который планировалось размножить в тайной типографии.

И Екатерина Дашкова, считала, что главенствующая роль принадлежала ей. Она тоже провела очень беспокойную ночь. Зато несколько следующих дней просто не отходила от Екатерины II ни на шаг.

«Я ехала возле императрицы, участвуя в благословениях революции, не запятнанной ни одной каплей крови. Вместе с тем, об руку со мной была не только добрая монархиня, но и первый мой друг, которому я содействовала ценой жизни освободиться от гибельной неволи и взойти на престол возлюбленной Родины».

Кстати сама Екатерина II относилась к ней несколько иначе: «…княгиня Дашкова… хотя и желает приписать себе всю честь, так как была знакома с некоторыми из главарей, не была в чести по причине своего родства и своего девятнадцатилетнего возраста, и не внушала никому доверия… хотя она уверяет, что всё ко мне проходило через её руки, однако все лица [бывшие в заговоре] имели сношения со мною в течение шести месяцев прежде, чем она узнала только их имена…»

А вот что писала Екатерина о братьях Орловых: «У них много здравого смысла, благородного мужества. Они патриоты до энтузиазма и очень честные люди, страстно привязанные к моей особе, и друзья, какими никогда ещё не были никакие братья; их пятеро, но только трое было здесь… Умы гвардейцев были подготовлены, и под конец в тайну было посвящено от 30 до 40 офицеров и около 10,000 нижних чинов… а главная тайна находилась в руках этих троих братьев; Панин хотел, чтоб это совершилось в пользу моего сына, но они ни за что не хотели согласиться на это»…

25 декабря 1761 умирает Елизавета Петровна.

Императором становится Пётр III, который тут же пообещал «во всем следовать стопам премудрого государя, деда нашего императора Петра Великого».

Первые манифесты – «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству» (18 февраля) и «Об уничтожении Тайной розыскной канцелярии» (21 февраля). Когда он сообщил в Сенате, о намерении освободить дворян от обязательной государственной службы, то слова его были встречены с ликованием. На следующий день генерал-прокурор А. И. Глебов предложил Сенату от имени благодарного дворянства воздвигнуть золотую статую императора, но Пётр III посчитал, что: «Сенат может дать золоту лучшее назначение, а я своим царствованием надеюсь воздвигнуть более долговечный памятник в сердцах моих подданных».

Правда, царствование Петра III не продлилось и шести месяцев, за которые он успел настроить против себя и духовенство, и гвардию, и часть высшей знати.

Одно дело кривляться и строить рожи священникам во время службы, а другое требовать, чтоб в церквях оставлены были только иконы Спасителя и Богородицы, и чтоб священники обрили бороды и заменили поповские рясы на пасторские сюртуки. Издаётся указ о запрещении домовых церквей.

Император выказывает просто непомерную приверженность и любовь к Фридриху II. Он приказывает тотчас сделать себе мундир, как у пруссаков и вводит в армии жёсткую муштру и прусскую форму одежды.

Распускается Лейб-кампания, по сути, личная гвардия императрицы, созданная Елизаветой Петровной, «в которой капитанское место мы, Императорское Величество, соизволяем сами содержать и оною командовать».

Далее планирует упразднить и гвардию – этих, по словам Петра III, «янычар».

При этом государь все чаще и чаще уже до обеда выпивший несколько бутылок английского пива, до которого он был превеликий охотник, «говаривал такой вздор и такие нескладицы, что при слушании оных обливалось даже сердце кровью от стыда пред иностранными министрами, видящими и слышащими то и, бессомненно, смеющимися внутренно».

Высшее чиновничество не скрывало своего недовольство тем, что государь отдал власть клике советников, большей частью составленной из его немецких родственников.

Заключается неожиданный мир с Пруссией. Что абсолютно непонятно. Ведь в Семилетней войне был одержан ряд побед над прусскими войсками и даже захват, хоть и на несколько дней Берлина. Уже всем ясно, что совсем скоро Пруссия перестанет существовать как самостоятельное государство, и Фридриху II придётся сдаться на милость победителей. Чтобы избежать плена он носит с собой яд.

И тут Пётр III возвращает Пруссии все завоёванные территории и даже текст мирного договора составляется под диктовку Фридриха II.

Зато теперь, ради интересов Голштинии, откуда Пётр III был родом, и уже в союзе с Пруссией готовится война против Дании.

Во время празднования мирного договора государь «в энтузиазме своём к королю прусскому дошёл даже до такого… что публично, при всем великом множестве придворных и других знатных особ, и при всех иностранных министрах, стал пред портретом короля прусского на колени…

Молва о том на другой же день разнеслась по всему Петербургу и произвела в сердцах всех россиян и во всем народе крайне неприятные впечатления».

Так что недовольных Петром III было много. Но,… вон сколько недовольных было при Петре I, что, впрочем, нисколько не мешало ему править так, как он считал нужным.

Но Пётр III осмелился бросить вызов женщине, которая хорошо изучила Российскую историю, и прекрасно помнила, как Пётр Великий приказал заключить в монастырь свою первую жену, Евдокию Лопухину, чтобы она не мешала ему жить с любовницей Анной Монс.

В манифесте о восшествии Петра III на престол ни имя Екатерины, ни имя Павла названо не было. Я сам назначу себе наследника.

Пётр III стал открыто жить с Елизаветой Воронцовой, поселив жену в другом конце Зимнего дворца, при этом ходили упорные слухи, что он собирается развестись с Екатериной, жениться на любовнице и отречься от Павла.

«Уведите эту дуру в крепость!» – выкрикнутое спьяну, могло стать страшной действительностью.

Екатерина надеется только на помощь братьев Орловых, которые «блистали своим искусством управлять умами, осторожною смелостью в больших и мелких подробностях, присутствием духа и авторитетом…»

Правда, иногда, вербовка сторонников находилась на грани провала.

Вот, как вспоминает те дни флигель-адъютант генерал-полицмейстера Н. А. Корфа – Андрей Болотов, которого неоднократно зазывал к себе Григорий Орлов для серьёзного, но так и не состоявшегося разговора: