Все подготовительные маневры между отрядами Румянцев провел ночью, что для того времени было просто немыслимым делом.

Турки ничего не успели понять, когда на рассвете были одновременно атакованы со всех четырех сторон.

Уже через час турецкое войско обратилось в бегство.

Неприятель потерял около 400 человек убитыми и несколько сотен ранеными. Потери русских составили лишь 46 солдат.

Следующий бой произошел 7-го июля у реки Ларга.

Армия мусульман под предводительством трех пашей и хана крымского состояла уже из восьмидесяти тысяч человек.

«Неприятель с таковыми великими силами имел лагерь на превысокой и неприступной горе с обширным ретраншементом (внутренними оборонительными оградами. – Авт.) и его канонада командовала всею окрестностию», – писал Румянцев.

Правый фланг неприятельского лагеря прикрывался оврагами и рекой Бабикул, с фронта – рекой Ларга, а левый – примыкал к реке Прут.

Имея вдвое меньше сил, Румянцев принимает решение переправить основную часть войск – 33 тысячи человек и 90 орудий – на левый берег Ларги, чтобы атаковать правый фланг турецкого лагеря.

Чтобы скрыть от противника свои намерения, Румянцев построил эти силы в боевой порядок в 8 верстах от турецкого лагеря с соблюдением звуковой и световой маскировки.

Оставшиеся войска выстроились против центральной части лагеря в несколько каре. Они должны были привлечь к себе внимание противника и, таким образом, облегчить успех флангового удара.

Встревоженный неприятель тут же открыл по ним сильную пушечную пальбу.

Румянцев приказал атаковать основными силами правый фланг, а сам поскакал к войскам, бившимся по центру.

Храбрые гренадеры, воодушевлённые присутствием полководца, штыками и грудью ниспровергали укрепления, брали пушки, быстро неслись на крутую гору и в одно мгновение ока взлетели на высоту холмов.

Не выдержав ударов с двух сторон, турки и татары сначала отступили от лагеря, а затем, бросив артиллерию, обоз и знамена, бежали, потеряв около тысячи человек.

Наши потери убитыми и раненым – 91 человек.

Сражение началось в 4 часа утра и закончилось в 12 дня.

По утверждению турецкого хрониста, хан Каплан-Гирей, узнав о внезапном нападении русских войск, пожертвовал своей казной, велев рассыпать ее по всему лагерю, чтобы превратить полки неверных в стадо мародеров.

Он же, отступив недалеко, с отрядом верных всадников только ожидал подходящего момента, чтобы контратаковать «гяуров» и перебить их, когда они увлекутся дележом сокровищ…

Но ханская казна так и осталась лежать на земле. А русская кавалерия преследовала побеждённого неприятеля еще много-много верст.

Ведь Румянцевская армия «предпочитала славу оружия пред всеми земными выгодами».

Румянцев рапортовал: «Не только место лагеря, что под нашей теперь пятою, но и всеми пушками, коих с первого взгляду считаем до тридцати, артиллерийскими запасами, палатками, разною провизией, посудою, скотом и каков только был багаж, мы в свою корысть завладели».

За эту победу он получит высший полководческий орден империи – святого Георгия 1 степени.

Победы у Рябой Могилы и на Ларге приблизили русскую армию к решению основной задачи кампании – овладению устьем Дуная и всей территорией по Пруту и Днестру.

Но в середине июля турецкая армия под началом верховного визиря Халил-паши, численностью 100 тысяч конницы и 50 тысяч пехоты, имеющая 1810 орудий, вышла к реке Кагул и стала готовиться к ответному нападению.

«Я проникнул, что турки хотят меня атаковать, – писал Румянцев, – и пленные утвердили, что с тем приготовились они к вчерашнему дню».

Положение создалось наикритическое. Впереди – многочисленные войска визиря, который уже послал 80 тысяч татарской конницы в тыл русской армии. Для прикрытия транспортов с продовольствием и охраны тыла Румянцев вынужден был выделить 10-тысячный отряд, оставив в своём распоряжении всего 27750 человек, включая и нестроевых, 6 тысяч конницы, 118 орудий.

«Но дознавши не раз, что не числом, а храбростию и усердием приобретаются военные успехи, и в последнем полагаясь на войски, коими щастие имею командовать, решился я не дожидаться на себя везирской атаки, но упредить его оною с своей стороны».

В основу плана сражения при Кагуле был положен решающий удар в направлении левого фланга при подсобном значении фронтальной атаки, имевшей целью отвлечь и сковать силы противника, а затем развивать успех главного удара.

На рассвете 21 июля войска, наступающие по центру, построились в боевой порядок из пяти отдельных каре, расположенных в некотором отдалении друг от друга, чтобы крестообразным огнем не только удерживать в повиновении турецкую конницу, но и защитить свою собственную, поставленную в пустых промежутках каре, позади пушек.

Изумленные отчаянным мужеством малочисленных русских и их наглостью, турки открыли ураганный огонь из всех своих пушек. В атаку бросились янычары, но русские каре, поражая их со всех сторон, начали уверенно продвигаться вперед. Одновременно вышедший в тыл неприятелю корпус Репнина открыл по турецкому лагерю сокрушительный артиллерийский огонь.

Турки оказывали отчаянное сопротивление. Одна из турецких атак была настолько остервенелой и молниеносной, что построение каре Племянникова оказалось смятым.

И тут, среди всеобщей сумятицы боя, раздался громовой голос Румянцева, который влетел на коне в самую гущу схватки с криком: «В штыки!».

Каре Племянникова сдвинуло свои ряды и…

И янычарам уже оставалось только одно – спасаться бегством.

Через тройные рвы россияне взлетели во вражеские укрепления.

«И тогда увидел визирь и вся его армия, что не могут более держаться, стали они подаваться назад, а мы тем жесточае их потеснили, доколе выбили с укрепления и обратили всех в наглой бег к Дунаю…

Во время сражения визирь и Магометом, великим своим Пророком, и салтанским именем силился восстановить опрокинутых, но все кричали ему в ответ: «нет сил наших сбить с места россиян, которые огнем как молниею разят».

Сто сорок орудий, шестьдесят знамен, множество военных снарядов и две тысячи пленных достались победителям. Около сорока тысяч врагов погибло во время битвы и преследования.

Наш урон не превышал тысячи человек – 350 убитыми и 550 – ранеными.

За это сражение Румянцев удостоился звания генерал-фельдмаршала, а специально для нижних чинов была учреждена медаль на голубой андреевской ленте с надписью «Кагул, июля 21 дня 1770 года».

Очень скупой на похвалы Фридрих II нашел необходимым написать победителю при Кагуле: «Полная победа, которую одержали вы над турецкою армиею, приносит вам тем более славы, что успех ее был плодом вашего мужества, благоразумия и деятельности… Мое уважение и дружество к вам совершенны».

Румянцев считал, что «разбить с малым числом многочисленного неприятеля есть дело искусства и великой славы, быть побежденным многочисленностью весьма естественно, но при этом храбрость и слава на стороне того, кто решается презирать многочисленность».

Он смог создать такую армию, которая свято верила в него и просто боготворила своего полководца.

Как потом вспоминали его гренадеры, «…при батюшке нашем графе Петре Александровиче, хотя и жутко нам было, но служба веселая; молодец он был, и как он бывало взглянет, то как рублем подарит, и оживлял нас особым духом храбрости».

Именно дух храбрости и вёл румянцевских солдат от одной великой победы к другой….

Румянцев говорил, что «к их славе я присоединю ту только истину, что я прошёл всё пространство степей до берегов Дунайских пред неприятелем, не делая нигде полевых укреплений, а поставляя одно мужество и добрую волю их во всяком месте за непреоборимую стену»…

В честь победы при Кагуле в Екатерининском парке Царского Села по проекту архитектора Антонио Ринальди был установлен мраморный 4-гранный обелиск высотой 10,8 м.

Правда, в текст надписи на пьедестале вкралась небольшая ошибка – русских войск было не семнадцать, а тридцать восемь тысяч, а вот то, что они смогли обратить в бегство 150-тысячное воинство турок, как мы уже знаем, – истинная правда.