Да, корабли тихоходны, и команды слабо обучены, и среди экипажей много больных. Но русские моряки, как на крыльях, устремлялись к вражеским судам.

Не обращая внимания на огонь их артиллерии, они бросали якоря, вставали на шпринг, и начинали яростно палить, палить и палить в упор по турецким кораблям.

И турки, охваченные ужасом, начали лихорадочно обрубать якоря и изо всех сил нестись под защиту береговой артиллерии Чесменской бухты.

Круз с боевым артиллеристом и все другие уцелевшие – всего 58 человек из 600 – были подобраны шлюпками.

Среди спасшихся с «Евстафия» оказались Фёдор Орлов, Спиридов и Ганнибал.

На состоявшемся военном совете было решено попробовать уничтожить турецкий флот прямо в гавани, используя брандеры – специальные подрывные судна.

Их подготовку и снаряжение поручили цехмейстеру морской артиллерии, бригадиру Ивану Абрамовичу Ганнибалу. Он же отобрал добровольцев для руководства ими. Корабли, с которыми предстояло сцепиться, командирам брандеров показаны были засветло.

В ночь на 26 июня начался обстрел блокированного турецкого флота зажигательными снарядами и четыре брандера устремились к вражеским кораблям.

Правда, успешно выполнить поставленную задачу удалось только лейтенанту Ильину.

Прогремит оглушительный взрыв. Турецкие суда будут усеяны тысячей горящих обломков. И вскоре вся бухта превратится в огромный пылающий факел.

Утром Алексей Орлов приказал подобрать раненых турок и «перевезти на корабль для перевязывания ран и подания возможной помощи». Когда здоровье их поправлялось, «большому числу из них от высочайшего имени её императорского величества дана была свобода».

Вот как напишет об этой победе Алексей брату: «со флотом за неприятелем пошли, до него дошли, к нему подошли, схватились, сразились, разбили, победили, поломали, потопили и в пепел обратили».

И, как похоже на это письмо, будет донесение адмирала Спиридова: «неприятельский военный флот… атаковали, разбили, разломали, сожгли, на небо пустили, потопили и в пепел обратили, а сами стали быть во всем Архипелаге… господствующими».

И господство это продолжалось вплоть до заключения Кучук-Кайнарджийского мира 10 июля 1774 г.

«Блистая в свете не мнимым блеском, – писала Екатерина морякам, – флот наш нанёс сей раз чувствительный удар Оттоманской гордости. Лаврами покрыты вы, лаврами покрыта и вся эскадра».

Командующие будут отмечены высокими наградами. Матросов наградят годовым жалованьем и сверх того за сожжение турецкого флота ещё 187 475 рублей! Всех участников Чесменской битвы наградят медалью с изображением погибающего флота султана и отчеканенным всего лишь одним словом: «БЫЛ».

Алексей Орлов приехавший в Петербург 1 марта 1771 г. будет торжественно принят Императрицей. В его честь будет выбита золотая медаль диаметром 92 мм, на которой вокруг портрета графа шла надпись: «Гр. А. Г. Орлов, победитель и истребитель турецкого флота», а на оборотной стороне изображена карта боевых действий и надпись: И БЫСТЬ РОССИИ РАДОСТЬ И ВЕСЕЛИЕ.

Алексей Орлов получит орден святого Георгия I степени, право именоваться Орловым-Чесменским и украшенную драгоценными камнями шпагу. В указе Екатерины II будет особо отмечено, «чтоб кайзер-флаг, который вы столь разумно умели употребить, при вас остался на всю жизнь вашу, с позволением подымать оный на кораблях наших; сверх того, дозволяем вам сей флаг поставить в гербе вашем».

Благодаря Орлову, вечное счастье Екатерины, «этого бича мусульман», приводившего турок прямо в суеверный страх, не изменило ей и на этот раз.

«Для порядочного флота весьма трудно провести даже одну зиму в Архипелаге. Между тем… неприятель три года сряду, зимой и летом шатался по этим опасным водам без малейшего вреда, и даже нашёл средства запереть Дарданеллы своей (дрянной) эскадрой, так что ни один наш корабль не мог выйти из пролива. Все это одна из тех редкостей, которые у историков называются великим событием, потому что они выходят из порядку натуры судьбы и в три столетия раз случаются». (Ресми-эфенди, турецкий министр).

Когда Екатерина II закажет знаменитому маринисту Якобу Филиппу Хаккерту несколько картин с изображением Чесменского сражения, то чтобы художник смог яснее представить себе весь страх и величие этой битвы, Орлов взорвёт близ Ливорно старое военное судно.

Теперь своей резиденцией он сделает один из великолепных дворцов в Пизе.

Известие о Чесменской победе, которой, как считал Орлов, «совершеннее быть не может» произвело громадное впечатление не только в Турции, но и во всей Европе.

Брат Владимир сообщит Алексею, что в английских газетах пишут, что «едва ли возможно тебя между людьми считать» и что «нет, ни одного, который бы так близко к совершенству подходил».

Вольтер в письме к Екатерине сравнит Орлова с Фемистоклом, который, как сказано у Фукидида, «отличаясь выдающейся остротой ума, был величайшим мастером быстро разбираться и принимать решения в непредвиденных обстоятельствах текущего момента и, кроме того, обладал исключительной способностью предвидеть события даже отдалённого будущего. За что бы он ни брался, всегда у него находились подходящие слова и выражения, чтобы объяснить другим свои действия, и даже в той области, с которой он непосредственно не соприкасался, умел тотчас найти здравое суждение… это был человек, которому его гений и быстрота соображения сразу же подсказывали наилучший образ действий».

Говоря о графе Алексее Орлове, иностранные дипломаты признавали в нем все качества государственного мужа: «Большое спокойствие, ясность и широта взгляда, упорство в достижении цели: только полная уверенность в успехе может побудить его предпринять что-либо рискованное». Ведь, «в этом гиганте соединились ум, удивительная проницательность, безумная храбрость, неслыханная уверенность в себе, дерзость, отсутствие всяких проявлений совести, расточительность, презрение к общественному мнению и природная доброта твёрдого человека…»

Оноре-Огюст Сабатье де Кабр (французский поверенный в делах) в своём сообщении напишет: «Граф Алексей Орлов – самое важное лицо в России… Он своим появлением затмевает всех… Екатерина его почитает, любит и боится… В нем можно видеть властителя России».

Женщина, подобная греческой богине, обладающая «прославленными восточными чарами, которые древние приписывали Клеопатре, увидит в Алехане античного героя с «богатырским сложением и геркулесовской силой», и откроет ему свои объятья.

Это будет несравненная Корилла Олимпика, ставшая олицетворением прекрасной Италии, поэтесса, увенчанная в 1771 г. в Капитолии лавровым венком, подобно Петрарке и Тассо.

Но тут в жизнь Орлова ворвётся ещё одна женщина, которую потом назовут княжной Таракановой.

С 1770 по 1773 в странах Европы, то тут, то там появлялась загадочная незнакомка. Её видели в Берлине, Лондоне, Париже и Венеции, и везде она называла себя по-разному – девица Франк, госпожа де Тремуйль, принцесса Али Эмете, княжна Волдомир, графиня Пиннеберг.

Когда началось восстание Пугачёва, она выдаст себя за Русскую принцессу, дочь императрицы Елизаветы Петровны и заявит, что Пугачёв ей брат и воюет за её права.

Пугачёв, провозгласивший себя Петром III, будет уже восьмым по счёту воскресшим императором.

После воцарения Екатерины II, в стране было не спокойно.

Новое бабье правление не всем пришлось по нраву, тем более, что было непонятно, почему трон достался какой-то немке, а не потомкам Петра I – Иоанну Антоновичу или малолетнему Павлу. (Правда, Иоанн уже летом 1764 г. будет убит при попытке его освобождения подпоручиком В. Я. Мировичем.).

И, вообще, появилось мнение, что «как наша государыня села на царство, так и погоды не стало».

Появляются слухи о воскресшем Петре III, который после вольности дворянам собирался дать вольность крестьянам. А потом появляются и сами самозванцы. В Черногории – Степан Малый, а в самой России за 9 лет появилось целых семь Лжепетров III. И вот теперь – Пугачёв.