– Всего на пару раз? Я рассчитывал на долгие годы, знаешь ли, – смеясь, сказал Блейз.

Чарли не знала о чем идет разговор, но догадалась, что предмет его – она. Девушка вовсе не была удивлена, не была шокирована тем, что ее обсуждают так открыто, так неосторожно. Пора свыкнуться с мыслью о том, что жизнь ее стала так близка к жизни самого жалкого на свете домашнего питомца… Когтевранка не желала жить глупыми мечтами о старых временах, выдумать мир, в котором та все также свободна. Чарли хотела лишь жить…

– Не смеши меня, Блейз, – смеясь, сказала девушка. – Она же в два раза ниже, чем ты. Ты, наверняка, заездишь ее до смерти.

– Ну, что ты, Астория, в таких тонких делах я очень аккуратен, – улыбаясь, ответил юноша.

«Это же ложь. Все его слова – ложь», – подумала Чарли, кусая губу. Ее карие глаза были прикованы к вальсирующим парам, но в голове вращались мысли о собственной жизни в новом положении. Каждую ночь когтевранка плакала от боли, от жгущей душу обиды. Забини не был с ней нежен, хоть иногда и старался не причинять ей особенно сильных страданий. Юноша с силой впивался в ее нежную кожу, больно кусал, заставлял лежать смирно, отдаваясь ему, точно покорная игрушка, не имеющая собственной воли. Каждую ночь, каждый день он втаптывал душу Чарли в грязь, превращал в ничтожную и жалкую… В безвольную рабыню.

Сильные пальцы Блейза больно сжали талию Чарли, заставляя девушку сделать еще один шаг к нему. Она повернула лицо в сторону надменной Астории и поразилась тому, насколько знакомой она выглядит… Кажется, девушки были ровесницами, может быть, Чарли была чуть младше. Голубые глаза изучающее скользили по истощенной рабыне, а на красивых губах виднелась самодовольная улыбка. Гринграсс никогда не испытывала жалости к грязнокровкам.

– Она, наверное, хочет потанцевать. Так пялится на танцующих… Что ты за кавалер такой, Забини? – в шутку заметила слизеринка.

– Да, я думаю, что ты простишь, если мы немного потанцуем, – заметил Блейз, подхватывая Чарли.

Девушка не успела ни возразить, ни пикнуть что-то в ответ надменной блондинке. Когтевранка закусила губу от досады, стараясь идти за Блейзом, в самый центр огромного зала. Музыка осторожно заполняла помещение, нежно касаясь слуха оставшихся гостей. Все девушки, которых Чарли когда-то знала, давно ушли. Забини не позволил ей отдалиться от него ни на шаг, не позволил ей получить хоть какое-то удовольствие от жуткого парада рабынь.

Чарли никогда не любила танцевать. В школе, будучи не самой стройной девушкой, она всегда чувствовала себя до жути неуклюжей и смешной в глазах однокурсников. До всей этой суматохи ей не приходилось танцевать вальс. Грязнокровка, бывало, видела его в фильмах, видела, как танцевала когда-то мать на выпускном балу ее старшего брата, но никогда не пробовала сама погрузиться в медленный танец. Когтевранка стыдливо глядела на блестящий пол, боясь споткнуться и показаться хозяину еще более жалкой и неумелой.

Забини же двигался плавно, уверенно. Он точно знал, что делает, точно знал, как нужно вести. Шаг за шагом, шаг за шагом… Назад, в сторону… Блейз руководил собственным телом также ловко, как руководил Чарли. Юноша сразу понял, что рабыня не умеет танцевать. В ее взгляде явно читалась немая просьба: «Не надо. Я не хочу», но Блейз не слушал. Танец не приносил ей такого острого удовольствия, что разлилось по венам Забини, щекоча нервы.

– А мне нравится, что ты такая неуклюжая, птичка, не расстраивайся, – зачем-то произнес мулат.

Чарли смутилась, отвернулась от хозяина. Ей не хотелось обсуждать собственную никчемность, не хотелось слышать слабые попытки к утешению. Впервые за столь долгий вечер Чарли почувствовала, что хочет вновь оказаться в небольшом, но до жути уютном поместье Блейза. Ей до боли хотелось раствориться, исчезнуть в огромной толпе… Когтевранка чувствовала на себе чужие взгляды, боялась, что ее неуклюжесть разозлит хозяина, заставит его наказать ее…

– Мне многое в тебе нравится, знаешь? То, что ты такая чистая, такая непорочная, Чарли… Мне нравится, что ты не обманываешь, не притворяешься. Ты совсем не умеешь, – шептал мулат, наклоняясь к рабыне.

«Чарли, Чарли», – эхом отдавалось в голове. «Это не мое имя, нет. Я – Джесс, просто Джесс», – думала когтевранка, стараясь не плакать от обиды. Впрочем, сбегая от матери в новый мир, она и сама думала о том, что стоит сменить имя, оставив прошлое в другой жизни. Чарли с ужасом осознала, что начинает свыкаться с таким положением вещей. Когда-то она бежала за приключениями, за запретными знаниями собственной природы, а сейчас подчиняется, лишь бы сохранить эту проклятую жизнь. Стоит ли такое существование беречь, сохранять, словно драгоценность?

Дыхание Забини обжигало ухо девушки. Чарли хотела отстраниться, но что толку? Она лишь разозлит его, проявив неповиновение перед гостями. Когтевранка давно поняла, что слишком слаба, чтобы противостоять силе господина. Ей остается лишь смириться, лишь подстроиться под него… Но это звучит так просто, слишком просто… Все внутри пылало огнем, умоляя Чарли отстраниться, отодвинуться… Но что она: слабая, хрупкая девушка, что не может найти поддержки в такой тесной толпе, может сделать?

– Ты само совершенство, Чарли, – шептал Забини, вдыхая аромат ее волос. – Такая красивая снаружи, такая горячая, тесная внутри.

Когтевранка смутилась еще сильнее и непроизвольно дернулась в сторону, услышав столь «тонкий» комплимент. Забини неосторожно придвинул ее к себе, не отрывая темных глаз от девушки. На красивом лице слизеринца растянулась ухмылка, что так пугала рабыню. Ему хотелось видеть каждое мгновение, каждую эмоцию, что покажется на милом личике когтевранки.

– Не говорите так, – попросила Чарли, стараясь шептать как можно тише, чтобы никто вокруг не услышал.

– Почему? – спросил Блейз, искренне удивляясь. – Тебе не нравится слышать правду? Я же и правда люблю тебя такой тесной и влажной, птичка…

Чарли краснела все сильнее, отворачиваясь от хозяина. Ей было до боли неприятно слушать его речи, неприятно его общество, его крепкие объятья, что лишают хрупкую когтевранку возможности дышать. Холодок пробежал по спине Чарли, когда музыка чуть ускорилась. Юноша все продолжал кружить рабыню, медленно начиная поглаживать ее стройную талию…

Толпа все редела и редела. Чарли увидела, что тот приятный светловолосый юноша прощается с надменной слизеринкой и уходит прочь, уводя с собой двух абсолютно идентичных рабынь. Когтевранка сразу отметила, что даже для близнецов девушки слишком похожи. Одинаковое расположение родинок, одинаково выщипанные брови… Что-то тут не сходится что-то здесь не так. Даже разный макияж не способен скрыть их одинаковости. Чарли сразу заподозрила что-то неладное, но не осмелилась доложить хозяину. Станет ли он слушать ее глупые теории?

Грудь девушки оказалась плотно прижатой к могучему торсу Забини. Чарли чувствовала, как быстро бьется его холодное жестокое сердце, как оно стучит о стальные мышцы, пробиваясь к ее собственному. Дыхание слизеринца до боли обжигало бледную шею рабыни, заставляя ту покрываться мелкими мурашками. Когтевранка знала, что ничего хорошего ей это не сулит, что ее ждет еще одно унижение… Блейз не целовал ее при гостях, не зажимал в укромном уголке. Он старался сдерживаться, старался, но терпению пришел конец.

Девушка была так близко, так опасно близко к нему, что Забини чувствовал, как внутри просыпается дикий зверь. Блейз торопливо оглядел полупустой зал, бегая глазами из угла в угол. Люди бесшумно кланялись Лорду и уходили, тихо, стараясь не беспокоить никого из оставшихся гостей. Мулат улыбнулся, вспомнив, что Темный Лорд не давал ему никаких заданий, что он может быть свободным около двух-трех дней. Музыка не закончилась, но танец прервался. Блейз повернулся к Астории и сдержанно, торопливо кивнул ей, прощаясь. Блондинка лишь холодно улыбнулась, делая вид, что ей не все равно.

Чарли почувствовала, что хозяин тянет ее к двери. Он не сказал девушке ни слова, лишь тащил ее за собой, точно собачку на поводке. Когтевранка стиснула зубы, стараясь не крикнуть. Осознания того, что люди, стоящие вокруг, видящие ее нежелание следовать за мучителем – не желают помочь ей, душило, давило на легкие. «Как давно человеческая жизнь перестала значить хоть что-то?» – думала Чарли, вглядываясь в безразличные лица волшебников. Кто-то из них стыдливо отворачивался, кто-то нахально подмигивал ей, провожая взглядом…