В таверне посетителей не было вообще, так что мы прочно оккупировали один из углов и разложили вещи и грибы на просушку. Фаральда, поморщившись, выгнала дым из нашего угла и поставила какой-то магический заслон, чтобы воздух оставался чистым. Потом мы заказали по миске ухи, уговорили кувшин с травяным чаем и завалились тут же спать.
Гроза закончилась только глубокой ночью, дождь же лил до утра. Когда мы утром вышли на улицу, воздух был свеж, пахло озоном, по небу бежали редкие кучевые облака, а дорога превратилась в грязевой поток.
- Те, которые пошли в Устенгрев, - заметил Онмунд, - так и не вернулись.
- Когда им возвращаться? – зевнул я. – Сначала была гроза, потом наступила ночь. Заночевали в крипте.
- В крипте? - Маркурио передёрнуло. – Разве что переждали там, а спали на улице.
- Давайте выдвигаться, - предложила Фаральда. - Уровень болота мало поднялся, а после дождя собирать грибы удобнее всего.
…Находка поджидала нас километрах в пяти от Морфала. Ещё издалека Лидия заметила в осоке что-то чёрное, а когда мы продрались через заросли, то обнаружили труп альтмера в чёрно-золотом талморском одеянии, распластавшийся на кочках и уже окоченевший. Вся его нижняя половина тела и руки были обожжены.
- Молния ударила, - констатировал я. – Думаю, недалеко от него, в воду.
А вода – хороший проводник электричества. Не повезло длинноухому – пять километров не добежал.
Лидия и Маркурио обыскали труп, прикарманили сотни две септимов и золотой перстень с рубином. В сумке обнаружились размокший белый хлеб, три яблока, тонкий плащ, перо с чернильницей и чистый блокнот. Фаральда тщательно его осмотрела, поколдовала над ним, но не обнаружила ни вырванных страниц, ни невидимых чернил.
Второй полуобожжённый талморский трупак обитался неподалёку. Он поделился с нами ещё сотней с небольшим септимов, набором разноцветных флаконов с какими-то зельями и кинжалом с лезвием зеленоватого цвета, которому Лидия обрадовалась, как ребёнок – игрушке. Никаких ни писем, ни записей и у этого длинноухого не было.
Поиски третьего жмурика – талморцев должно было быть трое – результата не дали. Возможно, труп утонул, а прощупывать ради него болото – мы сочли, что овчинка выделки не стоит.
Издалека около Устенгрева никакой жизни не просматривалось, хотя палатки были на месте. Мы передохнули на маленьком сыром островке, перебрали собранные грибы, слегка подсушили их, затем двинулись в сторону Устенгрева, по дороге не забывая делать вид, что заняты исключительно грибами.
В лагере стало ясно, что здесь разыгралась какая-то трагедия. Ещё на подходе к нему мы услышали стон, а когда осмотрели палатки, обнаружили в одной из них двоих людей. Один из них – норд с русой бородой – был уже мёртв, хотя не очень давно, потому как только-только начал коченеть; лежал он на земляном полу палатки в луже крови. Второй оказался аргонианином, лежал чуть дальше наполовину на расстеленной шкуре, скрючившись, хрипло и поверхностно дыша и время от времени издавая короткие стоны. Когда мы стянули с него потрёпанный кожаный доспех, то обнаружили две глубокие раны: одну на правой ноге от бедра до колена, вторую на животе, словно бы его пырнули ножом. Фаральда, увидев это, тут же отправила меня искать чистую воду, а Лидию – перевязочный материал и зелья по лагерю. Когда я вернулся с котелком чистой воды, набранной из родника, бившего как по заказу в паре шагов от лагеря, маги уже раздели раненого и что-то колдовали над ним. Фаральда забрала у меня котелок, быстро промыла раны и отправила меня обратно за следующей порцией. В это время вернулась Лидия с тканой вышитой рубахой, чистота которой оставляла желать лучшего, но без зелий, сообщив, что в лагере вещей почти нет.
Мы перевязали раненого, влили в него флакон лечебного зелья, уложили его на шкуру и накрыли ещё одной, медвежьей, найденной в соседней палатке. Аргонианин так и не пришёл в себя, но его дыхание выровнялось и стало глубже, а также он перестал стонать. Затем мы оттащили труп норда подальше от лагеря.
- Их ранили в крипте, - пришёл я к выводу, осмотрев палатку, а затем и лагерь. – Они доползли до палатки – вот следы крови по дороге. В палатке потеряли сознание. Норд умер, думаю, от потери крови, аргонианин был ранен легче, потому выжил.
- Да, похоже, - согласился Маркурио, - только где все остальные? Не могло же быть так, чтобы драугры их всех уделали.
- Почему нет? – возразил Онмунд. – Попали в ловушку, их там и перебили. Давайте заглянем, хотя бы недалеко.
- Не дальше первого уровня, - предупредили Фаральда.
- Я думаю, - согласился с ней Онмунд, - не дальше первого ритуального зала.
========== Глава 12. Устенгрев. Часть 2. Крипта. ==========
В древней нордской крипте я был первый раз. Впереди шла Фаральда с магическим световым шариком в левой руке и заклинанием огня – в правой, замыкал шествие Маркурио, тоже в магическом всеоружии. Коридор был довольно широким, грязным, с потолка капала вода, сочилась из стен и стекала на пол, собираясь в стоячие лужицы. Пол, стены и потолок, выложенные из крупных каменных плит, уже частично разрушились, куски каменного крошева сыпались под ноги. Всё вокруг было покрыто слизкой зелёной плесенью, из углов выглядывали сизые грибы на тонких ножках. Воздух был тяжёлым, спёртым, воняло тухлятиной и разлагающейся органикой. Везде валялся мусор: глиняные черепки, тряпки, старые сапоги, кости, куски доспехов, обломки оружия… Коридор шёл под небольшим уклоном вниз и шагов через двадцать вывел нас в небольшой, круглой формы зал, по центру которого стоял массивный, но уже трухлявый деревянный стол, заваленный старым мусором, и несколько каменных скамей, а от зала отходило два коридора. Судя по следам свежей крови на полу, наши раненые выползли из правого, так что мы тоже свернули направо.
По этому коридору в стенах были пробурены ниши, в которых лежали где мумии, а где скелеты большей или меньшей степени сохранности. Некоторые ниши были пусты. Ощущения, когда идёшь в темноте среди древних мертвяков, а магический фонарик выхватывает из темноты черепа, голые или обтянутые высохшей кожей, руки, ноги – далеки от приятных. Хорошо так далеки. А кроме этого постоянно слышались какие-то звуки: кто-то где-то скрёбся, шелестел, на пределе слышимости можно было уловить звуки шагов, покашливание, приглушённый говор. Начинаешь прислушиваться – вроде, померещилось, а отвлечёшься на другое – и снова шаги, голоса… Иногда край глаза замечал, что мумии слегка шевелятся, повернёшься – нет, лежат неподвижно, отвернёшься – опять уловишь движение, снова повернёшься – опять ничего, но остаётся стойкое ощущение, что раньше те мумии лежали в несколько других позах…
Идти далеко нам не пришлось. Пропетляв минут пять по извилистым катакомбам, мы вышли в довольно просторный и высокий зал с рядом вертикальных ниш вдоль стен, столов по центру и деревянными, частично прогнившими пандусами, ведущими на балконы, тянущиеся по верху стен. Кромешную тьму, которая царила в катакомбах, здесь разгоняло несколько факелов, крепящихся к стенам, и лампы на цепях под потолком. И по всему залу были разбросаны тела неудачливых искателей приключений, на всех были резаные раны, и повсюду была разбрызгана и разлита кровь, уже загустевшая, почерневшая и частично высохшая. Смерть, похоже, для всех наступила от потери крови, по крайней мере, мраморно-белый цвет кожи, насколько я помнил с университетских лекций по медицине, был признаком именно критического обескровливания организма.
Среди свежих трупов мы обнаружили и пять мумий, одна из которых, с проломленным черепом и отсечённой ногой, ещё шевелилась и пыталась дотянуться до грубого ржавого меча, валявшегося в нескольких метрах от неё. Глаза у неё были наполнены неестественно ярким голубым светом.
Я поднял с пола меч, к которому тянулась мумия. Он был древним, треснувшим, проржавевшим так, что куски лезвия при малейшем нажатии просто отваливались. Я осмотрел его, потом подошёл к ближайшему трупу – бородатому мужику шкафообразного сложения, и резанул этим мечом ему по животу.
