— Любого? — спросил я.

— Простого, — с грустной улыбкой поправил Бравин. — И пока гость умирал бы под взглядом талли, тот пил бы его Тахо, пополняя собственные силы. Нет, призрачные стражи не развеиваются в пространстве так легко. Их можно убить, или они могут убить себя сами — другого не дано.

— Подожди. А как же ритуал? Как же третье имя, которое нужно знать, чтобы подарить призраку вечность?

Малый фыркнул, поднялся на ноги и ушел в ночь, а Бравин еще раз улыбнулся.

— Третье имя? Ритуал? Ты странный, Мор. Очень странный. Не ты ли обвинял старика Толариэля во лжи, слушая его истории про ритуалы? Или ты думаешь, что призраки не умеют лгать?

Я обескуражено смотрел на Мастера заклинаний, не зная, что ответить на эти простые вопросы.

— Понимаешь, талли, воины-стражи, действительно живут своим последним днем, убивая и умирая, раз за разом, год за годом. Ты бы хотел так жить? Нет? И я бы не хотел. И Виллар, а точнее то, что от него осталось, так жить не хотел. Вот только каков выбор? Как умереть бессмертному? Как умереть тому, кто не живет? Ты прежний не смог бы его убить, только мужественно умереть, подарив ему еще толику силы, продлив его агонию. Поэтому тебе предложили привести того, кто сможет победить стража, и доверили тебе единственное подтверждение, что всё не сказка, — настоящее имя беллорского принца. Что же в этом удивительного?

— А ритуал? — все также непонимающе спросил я

— Какой ритуал? Мор, убийство тоже может быть ритуалом. Точнее, не убийство, а развоплощение.

Я сидел, словно оплеванный, с силой сжимая отдающую острой болью правую ладонь.

— Получается, я вел тебя сюда, чтобы ты его попросту убил?

Бравин внимательно посмотрел на меня, потом поднялся на ноги, шагнул прочь от затухающего костра и уже оттуда, из темноты, сухо бросил:

— Нет, Мор. Ты вел меня сюда, чтобы показать, как убивать стража будешь сам…

Я кивнул невидимому в темноте собеседнику.

— То есть я герой?

Бравин вернулся, подбросил еще пару сосновых веток. Сырые, они больше чадили, чем давали тепла, но когда других нет… Он вновь повернулся ко мне, присел напротив и уже так, с отблесками язычков пламени в вертикальных, уже почти привычных зрачках, ответил:

— Героем ты был, пока не пошел со мной. Сейчас ты имеешь возможность стать не героем, а легендой. Первой легендой своего рода за долгое, нет, очень долгое время. И победа над непобедимым стражем Высших — не худшее начало.

Я хмыкнул, пытаясь понять, о чем на самом деле думает этот странный Высший, совершенно не похожий на других Алифи. Язычки огня плясали в его глазах, делая взгляд собеседника то веселым, то насмешливым, то безумным, то смертельно опасным. Смертельно?

— Подожди, Высший. Помнишь, ты сказал, что я тоже «песня смерти»? Это ты о чем, — вдруг вспомнилась странная фраза Бравина после боя с талли.

— Ты точно хочешь знать? Не каждое знание — благо, Мор.

— И все же, ты обещал объяснить, — смутные предчувствия сжали сердце. Я не хотел этого слышать. Не хотел, но и отступать не привык.

— Хорошо, Мор. Может быть, тебе пора получить ответ хотя бы на один вопрос. Может, это знание заставит тебя вести себя иначе? Посмотрим. Скажи, что стало с твоим прежним телом? С твоим прежним «я»?

Я пожал плечами, продолжая пристально вглядываться в Алифи так, словно пронизывающий взгляд сам по себе способен был дать мне ответы.

— Нельзя просто взять и украсть душу, Мор. Это невозможно. Но вот поймать в ловушку чужую песню смерти, квинтэссенцию души тех, кто недожил, недолюбил, недовоевал, — можно. Например, твою душу, или таких же, как ты…

Сердце ухнуло куда-то вниз, стало трудно дышать, и я поневоле потянулся рукой к воротнику, как будто была пуговица, которую можно расстегнуть и снова почувствовать себя нормально.

— То есть…, — голос охрип, слова пришлось выталкивать через силу.

— Да, Мор, да. Никто тебя не похищал, тебе просто в последний момент дали еще один шанс, шанс сделать нечто большее, чем в своем прежнем мире. Заслужил ли ты его? Не знаю, но из сотен и тысяч уходящих душ Судьба выбрала твою…

— А хозяина этого тела тоже никто не убивал? — я уцепился за соломинку, иначе все, чем я жил последние месяцы превращалось в пыль. Каков смысл тогда в ненависти? В желании отомстить? Кому тогда мстить и за что?

— Хозяина тела? Нет, его душу, конечно, пришлось уничтожить. И что? Какое тебе дело до того бедолаги? Ты готов умереть в память о нем? Нет? Тогда живи дальше и помогай жить нам.

Помочь? Чем?

— Поганая у вас тут жизнь, — мысли вслух, констатация факта, не более того.

— Поганая? — неожиданно Бравин завелся и повысил голос. — Пусть так, я даже не буду с тобой спорить. Наш мир — пустая оболочка с трухой внутри. Но это мой мир, человек. Мой. А теперь и твой. И другого — не будет. Так что у нас остается всего два пути: или смириться, или сделать этот мир лучше. Ты готов к смирению? Лично ты?

Я медленно покачал головой в ответ.

— Тогда у нас с тобой одна дорога, Мор, один путь. И некуда свернуть.

Он поднялся на ноги и, сделав шаг ко мне, неожиданно протянул руку…

Малый зал комендантской башни медленно заполнялся церковниками. Они входили молча, лишь изредка перебрасываясь короткими малозначимыми фразами. Жив? И то хорошо. Сейчас это была главная новость и единственное, что пока имело значение. Сам город был уже обречен, жить защитникам тоже оставалось недолго.

Штеван Младший смотрел на входящих с затаенной ненавистью, впрочем, не решаясь ни взглядом, ни жестом выразить свое отношение, — эти не будут церемониться. Помощник командира городской милиции не та должность, что может помешать рыцарям Ордена вздернуть его на флагшгтоке. Рассказывают, есть у них такая забава — вешать слишком дерзких завернутыми в знамя. Проверять, так ли это на собственной шкуре, Штеван не имел ни малейшего желания. Значит, глаза в пол, рот на замок, а там судьба вынесет. В конце концов, не раз уже выносила, почему бы и сейчас не помочь?

Штеван словил себя на том, что мысли о судьбе тоже не лучшее времяпровождение. Не баловала его судьба, чего уж врать. Папаша, будучи далеко не самым зажиточным и именитым Алифи в далеком Иллариэне, много лет назад умудрился повздорить с кем-то намного более влиятельным, что заставило все семейство спешно перебираться в другой город. Почему Штеван Старший выбрал именно Куаран, осталось для сына загадкой, но вот то, что жизнь на новой родине не задалась — это семейство Штеванов почувствовало сразу. Дом, на покупку которого была потрачена большая часть сбережений, сгорел спустя полгода после покупки, причем вместе со всеми ценностями и деловыми бумагами. Не доверял отец ростовщикам и банкирам, жаловался, что обдирают они честных Алифи, обгладывают состояние, как собака кости. Ну, после пожара некому больше стало жаловаться — сгорел Штеван старший вместе со своими жалобами, оставив малолетнего сына в чужом городе без средств к существованию. А потом…

Резкий голос разорвал паутину грустных мыслей и вернул к действительности.

— Быстрее рассаживайтесь, время не ждет.

Это барр Ламур, правая рука командора, решил поторопить подчиненных. Штеван тоже пристроился на неудобном деревянном стуле в самом углу помещения, рядом с узким окном, больше похожим на бойницу. Хотя почему похожим? Комендантская башня, может, и не так грозна, как внешние обводы крепостной стены и прибрежные форты, но взять ее с наскока тоже оказалось не так просто. Рорка уже дважды пробовали, обламывали себе зубы и уходили искать более легкую добычу. К сожалению, на смену одним всегда приходят другие…

На обреченный город уже давно опустился вечер, опутав спасительной темнотой. Уже которые сутки битва замирала на время ночи, чтобы вспыхнуть с новой силой с первыми лучами утреннего света. Защитники крепости, где роль бастионов и укреплений выполняли толстые стены казарм и оборудованные бойницами малая и главная комендантские башни, использовали короткую паузу с единственной целью — перевязав раны, упасть на жесткую солдатскую кровать и уснуть, может быть, в последний раз перед смертью.