Я внимательно посмотрел на сапоги Алифи и неожиданно даже для самого себя ответил.
— Презрение к смерти тебе от меня надо? Злость? Все будет, Высший, не переживай. Как только, так сразу, ты мне, главное, маякни, когда.
Я не стал подниматься вслед за Алифи, наоборот, откинулся назад, прикоснувшись затылком к каменной стене. Чтобы, закрыв глаза, посмеяться. Над ним, но, прежде всего, над собой. Над четким пониманием, что ничего не получается. Ни-че-го…
И вот так, подставив лицо под теплые лучи солнца, не открывая глаз, я начал говорить. Не задумываясь о том, кому мои слова могут быть интересны. Может быть, солнцу? Или свету, желтым сполохам, пробивающимся сквозь плотно закрытые веки?
— Представь себе человека, Высший. Абстрактного человека, простолюдина. Из тех, кого не жалко. Тварь слабую, от страха дрожащую. Представь, живет такой бедолага в маленькой комнатушке и никогда не выходит на улицу. Никогда.
— Так не бывает, — спокойный голос сверху как нечто само собой разумеющееся.
— Бывает, Высший. Бывает. Так вот, кто-то приносит ему еду, кто-то — воду, а он просто живет и иногда смотрит на двор через единственное окно. Узкое. Грязное. С закопченным стеклом. И вот так год, два, десять, всю жизнь. И весь мир для него — вот эта комната, вот это окно и далекий двор за мутным стеклом. А потом… в глубокой старости его выводят наружу посмотреть на настоящий мир. Мир влекущих запахов и ярких красок, мир ветра и свободы. Как ты думаешь, Высший, это было бы благом?
— Какая разница? Нельзя жить в клетке.
— Именно. В клетке — понятной, привычной и родной. Своей. Разрушив ее, так легко превратить все предыдущие годы в фарс. Как жить дальше, постоянно задаваясь вопросом «зачем»?
И вновь пауза, вот только набежавшее облако закрыло солнце, разрушив иллюзию покоя.
— Я не понимаю, о чем ты, — голос Бравина не показался мне задумчивым. — Ты хочешь сказать, что вы все такие же? Что вы смотрите на мир через грязные, закопченные стекла и боитесь узнать правду? Что вам с этими мутными образами, заменяющими реальный мир, привычно, а узкая клетка близка и понятна? Что дверь… она может быть даже не заперта, но вы всё равно боитесь выйти из плена собственных грез? Потому что может оказаться, что всё, ради чего вы жили, — глупость и фальшь?
Я открыл глаза и с трудом поднялся на затекшие в неудобной позе ноги.
— Ты задал мне очень много вопросов, Высший. Я же хотел сказать нечто другое. Весь этот мир — моя клетка. И, в отличие от остальных, я видел свободу. Я знаю ее запах. Я помню ее вкус. Вот только двери нет. И нет другого ответа на вопрос «зачем», кроме «незачем».
Бравин не стал спорить, он просто насмешливо посмотрел мне в глаза и бросил:
— Ладно, философ, пошли работать…
…
— Ты безнадежен. Ты пропускаешь удары, потому что входишь в тахос слишком медленно. Понимаешь? Слишком медленно. Если ты хочешь выжить в поединке, нужно быть гибким и быстрым, — Высший смотрел на меня обвиняюще.
— Ты сам признаешь, что если я вхожу в твой треклятый тахос заранее, я становлюсь похожим на горящую свечку в темной комнате — меня могут увидеть все заклинатели в округе. А если пытаюсь реагировать на атаку, то просто не успеваю. И не могу успеть. Так научи меня, а то я, словно идиот, тыкаюсь в нору, когда есть дверь. Ведь должна же быть? Не могут же все Алифи и Рорка грезить о боли каждый раз, когда хотят зачерпнуть силу? Правда ведь?
— Научить предлагаешь? А зачем ты мне будешь нужен, если станешь таким, как все? Вся твоя ценность, в том, что ты нашел свой путь в тахос. В нору, ты сказал? Отлично, пусть будет «в нору», но это твоя нора и только твоя, в то время как дверь, ведущую к силе знают все остальные. Нет. Я не стану тебе показывать другой путь к Тахо, не жди. Будешь входить в тахос через самобичевание или как ты там этого добиваешься? И будешь делать это быстро, если захочешь жить.
Бравин жестом остановил мои возражения и продолжил.
— У нас слишком мало времени для того, чтобы делать из тебя настоящего мага. Но и двигаться дальше, не заставив тебя стать быстрее, нельзя. Работай над собой, человек. Лучше это сделать сейчас, потому что потом будет поздно.
Я устало кивнул. Сил оставалось слишком мало, последние дни мы работали на износ, и даже мое врожденное упрямство начинало барахлить и отказывать. Что делать, если с такой скоростью работы с силой надеяться на что-то бессмысленно, а ускориться не получается? Вообще. И как быть?
— Слушай, ты просто мне скажи, что от меня нужно? — я забыл добавить «Высший», а Бравин забыл сделать мне за это замечание. Или не посчитал нужным. А может, ему попросту было плевать на такую формальность. — Ты мне ответь, а там мы придумаем что-нибудь. Вместе. Я просто должен знать, к чему ты меня готовишь.
— Сказать тебе? — Алифи отошел к занавешенному окну, но не стал отодвигать шторы, а так и застыл, видимо, обдумывая предложение. — Не могу, слишком рано.
Никто не любит, когда его используют втемную. Никто, и я не исключение.
— Хотя бы часть правды, Высший. Если, конечно, ты хочешь чего-то от меня добиться, а не просто размолотить о мою физиономию содержимое местного амбара.
— Часть правды также может быть опасной, Мор.
— Тогда нет выхода, Высший.
Алифи повернулся ко мне.
— Выход всегда есть, Мор. Остановимся на том, что ты можешь пригодиться для убийства шамана Рорка. Неожиданность дает преимущество.
Я кивнул. Дает, вот только я, конечно, глупец, но глупец с большим стажем. И привычкой задавать неудобные вопросы.
— Знаешь, Высший, в этой информации нет ничего опасного. И знаешь, какой из этого вывод? Что убить кого-то, может, и понадобится, только этот кто-то — не Рорка.
Бравин сделал ко мне шаг, потом еще один — спокойно, даже буднично и насмешливым голосом спросил:
— А кого тогда?
— Не знаю. Не Рорка. И не человек. Остаются только Алифи. Но прежде, чем ты сделаешь какие-то выводы, я дам ответ — я согласен. Причем, не важно — кого. Согласен. И да, я понимаю, что это опасно.
Я не стал продолжать логическую цепочку, хотя мог бы. Например, отметить, что внезапность нужна при атаке Алифи-мага, или Алифи, которого прикрывают маги. А значит, это какой-то очень важный Высший. Очень. Важный. А следовательно… Я помню, что открывшись, становлюсь похожим на свечку в темной комнате. Значит, скрыться после внезапной атаки не получится… Меня готовили к поездке с билетом в один конец.
— И чем нам поможет твое понимание? — Бравин был все так же насмешлив. — Как это научит быть тебя быстрым?
— Никак. Быстрота нужна для того, чтобы защититься. Мы с тобой просто оставим эту формальность, Высший. Я тебе нужен не для защиты, а для неожиданного удара. Одного. Вот и учи меня удару. Там не нужна скорость, там нужна сила, давай сосредоточимся на этом.
— Ты понимаешь, что это будет значить?
Я пожал плечами.
— Как ты там говорил? Пойдем работать, Высший, — и не дожидаясь ответа, направился к двери.
— Как твое настоящее имя? — вопрос, брошенный в спину, заставил остановиться.
— Меня зовут Мор. Теперь — навсегда. Вы же верите, что имя рассказывает о предназначении, Высший? В моем мире мор означает смерть. Так что это имя мне подходит намного больше старого… Больше всех остальных…
…
Молодой Алифи стоял на усыпанном телами участке крепостной стены и устало вытирал кровь с лицевой стороны щита рукавом дорогого камзола, безжалостно вымарывая его в кармине и багрянце. Впрочем, одежда уже была безвозвратно испорчена, теперь ее только на выброс или в личную коллекцию, на память. Повесить рядом с изрубленной кривыми роркскими мечами кирасой, что валялась неподалеку. Помощник старался не попадаться на глаза, но его осуждение Римол чувствовал кожей. Пусть.
Мастер битвы стирал кровь врагов с неоднократно спасавшего ему жизнь щита и невольно ловил отражения угасающей битвы в десятках сверкающих граней — бой еще не закончился, он просто прокатился по крепостной стене, пролился, словно ливень, в близлежащие кварталы и рассыпался на сотни мелких схваток. Сегодня он сознательно дал шаргам прорваться внутрь города, задержав контратаку. Для чего? Чтобы почувствовавшие слабость защитников Рорка вложились в эту атаку, бросив в прорыв значительные силы, — Римолу до смерти надоели бесконечные комариные укусы, не оставляющие ощущения победы, но уносящие жизни. Рискованно? Конечно. Имело ли смысл?
