Кристьяно. Единственное, чего она хочет, это сбежать из этого дома.

Кьяра. Она хочет сбежать из настоящего, из этого гнилого, по твоему выражению, настоящего, чтобы обрести лучшую жизнь в будущем.

Кристьяно. Будущее тоже гнилое.

Кьяра. В книжках, которые ты читаешь.

Кристьяно. Книги, которые я читаю, только подтверждают то, что я видел там, снаружи.

Кьяра. Сколько лет ты там провел?

Кристьяно. Достаточно, чтобы все это узнать. Я сам себе не доверяю… Потому, что… (Очень эмоционально.) Я бы убил кого–нибудь, кто лжет, льстит, издевается…

Кьяра (материнским тоном). Кристьяно, прошу тебя…

Кристьяно. Да — у меня хватило бы смелости сделать это! Поэтому я и запер себя здесь. Управлять самим собой — это требует сверхчеловеческих усилий. Эти прутья помогают мне!

Кьяра. Такой чувствительный человек, как ты, никогда бы…

Кристьяно (перебивает). Человек — худшее животное! Живет только сегодняшним днем, пресмыкается, малодушен… Самый безжалостный среди всего живого! Сегодня он уничтожает себе подобных больше, чем все дикие звери когда–либо! Человек не умеет любить (цитирует): «никак не мог вспомнить ни ребеночка, ни вербы…»

Кьяра. Кто не мог?

Кристьяно. Представляешь, как можно забыть своего ребенка? Это правда. (Показывает на книгу.) Это написано здесь. Могла бы ты забыть ребенка? Свою плоть и кровь?

Кьяра. Нет, конечно!

Кристьяно. Нет больше ничего святого. Религия используется для усмирения бедных. Террор используется, чтобы запугать богатых. Любовь… это слово больше ничего не означает. «Эксперименты» — вот что это такое теперь. Они непрерывно ищут новых ощущений. Они разрушают свои тела и души.

Кьяра. Что–то ведь меняется, Кристьяно. В тебе, во мне…

Кристьяно (слишком увлечен тем, что он говорил, продолжает). Стал ли этот мир чище, чем сто лет назад?

Кьяра (с участием). Что они тебе сделали, Кристьяно?

Кристьяно. Ничего и все! Я жил, затаив дыхание, так, чтобы не сделать никому ничего плохого. Я смотрел на них глазами, полными ужаса. Я видел в них ненависть, жестокость, садизм. Они пытались опустить меня до своего уровня, но им это не удалось. Мне не нужен этот грязный мир.

Кьяра (спокойно). У тебя никогда не было настоящего друга, понимающей тебя женщины…

Кристьяно. Я знаю женщин. За тысячу ты получишь улыбку, за две тысячи они добавят немножко ласки, а если им показать десять тысяч, то они вам изобразят всю «искренность» чувств. Только потом вы осознаете, что все это ровным счетом ничего не означает, и ни грана искренности в них нет. Моим первым желанием было содрать с их лиц эти улыбки. Мне хотелось плюнуть в эти лица. Я хотел убить их…

Кьяра. Кристьяно, они честные женщины. Они тоже хотят любви, как и все остальные. А что ты сделал, чтобы заслужить их любовь? (Кристьяно отворачивается. Кьяра продолжает мягко, спокойно.) Кто тебя на самом деле здесь знает, Кристьяно? Может быть, твоя мать, может, я… Сегодня я узнала тебя немножко лучше, чем знала еще вчера, потому что ты поговорил со мной, поделился своими мыслями… Теперь я тебя лучше понимаю, глубже чувствую… И я уважаю тебя за твою прямоту и честность.

Кристьяно. «Уважаю»… (Он разочарован.)

Кьяра. Я долго наблюдала за тобой, Кристьяно. Я знаю, как много хорошего скрыто в тебе. Ты человек принципа. Таких очень немного. Ты здесь единственный, кто понимает, что значит любить, и что значит ненавидеть. Только ты знаешь, как я страдаю в этой тюрьме! Я словно в кандалах. Ты знаешь, что значит быть одиноким, узником в настоящей или воображаемой клетке. Ты единственный, кто может понять. И хотя ты ничего для меня не сделал, я чувствую, что ты мой друг. Мы живем один раз, Кристьяно. Настоящая трагедия для женщины — это быть узником обстоятельств, понимать, что ее красота увядает, молодость уходит… И не иметь смелости вырваться… (Смотрит Кристьяно прямо в глаза.) И нет никого, кто помог бы… (Не сводит с него глаз.)

Кристьяно (цитирует с увлечением). «Жизнь дается нам только раз…» Ты права. Это слова Липы, «милого создания»…

Кьяра (перебивает его). Так «милые создания» все же есть на свете! И неправда то, что мы живем в клоаке, где все лгут, никто не умеет любить и отдавать!

Кристьяно (взволновано). Наверное… Есть такой рассказ… Она даже убила ради любви…

Кьяра (страстно, внушая ему). Вот это и есть настоящая, самозабвенная любовь! Тот, кто готов ради любви убить, достоин преклонения.

Кристьяно. Ее звали Маша. Она убила вместо своего Матвея, Матвея Саввича. А он не понял, и на суде дал показания против нее. Потом он приносил ей в тюрьму чай и сахар. Она же отвергла его. Не понял он и того, почему она возненавидела его, не понял бесчеловечности своих поступков.

Кьяра. Женщина никогда не выдаст того мужчину, который любит ее настолько, что готов пойти ради нее на убийство.

Кристьяно. Да, правда… Мужчины в большей степени эгоисты… (Берет в руки книгу.) Один из самых замечательных его рассказов. Женщина, которая любит, которая умеет любить. (Перелистывает страницы, пока не находит нужное место.) Вот. «Егор надевает картуз на затылок и, чмокнув собаке, продолжает свой путь. Пелагея стоит на месте и глядит ему вслед… Она видит его двигающиеся лопатки, молодецкий затылок, ленивую, небрежную поступь, и глаза ее наполняются грустью и нежной лаской… Взгляд ее бегает по тощей, высокой фигуре мужа и ласкает, нежит его… Он словно чувствует этот взгляд, останавливается и оглядывается… Молчит он, но по его лицу, по приподнятым плечам Пелагее видно, что он хочет ей сказать что–то. Она робко подходит к нему и глядит на него умоляющими глазами. «На тебе» — говорит он, отворачиваясь. Он подает ей истрепанный рубль и быстро отходит. «Прощайте, Егор Власыч» — говорит она, машинально принимая рубль. Он идет по длинной, прямой, как вытянутый ремень, дороге… Она, бледная, неподвижная, как статуя, стоит и ловит взглядом каждый его шаг. Но вот красный цвет его рубахи сливается с темным цветом брюк, шаги не видимы, собаку не отличишь от сапог. Виден только один картузик, но… вдруг Егор круто поворачивает направо в сечу, и картузик исчезает в зелени. «Прощайте, Егор Власыч!» — шепчет Пелагея и поднимается на цыпочки, чтобы хоть еще раз увидать белый картузик.» (Оба они растроганы, взволнованы.)

Кьяра. Прекрасно! Подумай только, сколько нежности могла бы дать такая женщина тому, кто этого достоин!

Кристьяно. Да… Тому, кто действительно достоин этого…

Кьяра (соблазняюще, берясь за прутья клетки). Тому, кто доказал бы, что он достоин…

Кристьяно (обхватывает руки Кьяры своими руками). Кьяра…

Кьяра (импульсивно высвобождается и обхватывает руки Кристьяно своими). У тебя есть такая женщина… (Следует долгий, нежный поцелуй.)

Входит мать. Она несет бутылку красного вина, видит Кьяру и Кристьяно, бутылка выпадает у нее из рук. Крестится.

Кристьяно (после паузы, показывая туда, куда он бросил ключ). Ключ, мама… Сержио принес мне ключ… Он сказал, что это подарок тебе, нам с тобой… Чтобы открыть клетку… Ключ… Он где–то там…

Несмело, но с надеждой, показывает на ключ. Мать, не двигаясь с места, смотрит на них с горестным удивлением. Она отказывается дать Кристьяно ключ. Ее полная неподвижность говорит нам, что она не позволит ему теперь покинуть клетку.

Действие происходит спустя несколько недель. Мать стоит спиной к публике, что–то делает у раковины. Она молчит, согбенная горем, пришедшим в семью. Кьяра и Кристьяно выглядят изменившимися. Кьяра спокойна, ее волосы собраны в хвостик на затылке. Очень напоминает какой–нибудь персонаж из пьесы Чехова. На коленях держит книгу. Кристьяно более непринужден, умудрен опытом. Между ними ощущается взаимопонимание и нежность. Тишина нарушается стуком в дверь. Мать идет открывать. Входит первый гарсон с коробкой, в которой пара бутылок вина и разнообразная провизия. Он улыбается Кристьяно и Кьяре, те улыбаются в ответ. Очевидно, что первый гарсон и Кристьяно относятся теперь друг к другу с большей теплотой и уважением.