Тело Луи нашли сразу, его запуганный Скорпиусом исследовательский отдел далеко не прятал. А судя по валяющимся на рабочем столе серебряным пулям, видимо, всерьез восприняли байку.

Поднять белую простыню, которой был накрыт труп, ни у Скорпиуса, ни у Альбуса духу не хватило.

— Хорошо, и что делать? — спросил Ал.

Скорпиус выудил из сумки обмотанный плотной тканью философский камень и, повертев его в руке, пожал плечами.

— Давай, камень! — приказал он, направив «магический кирпич» на тело.

Ничего.

— Ты еще «Пикачу, я выбираю тебя» скажи, — буркнул Ал.

— Пикачу, я выбираю тебя!

— Придурок!

Создать-то создали, а как пользоваться не понимали. Скорпиус устроил вокруг камня и тела под простыней подобие танцев с бубнами: махал камнем, благо тот был легким, шептал какие-то мудреные фразы, возводил глаза к потолку, даже пробовал очерчивать камнем круг и читать «Отче наш».

— По-моему, мы опять налажали, — тихо сказал Ал, спустя почти полчаса бесплодных попыток.

Слова Ала окончательно забили последний гвоздь в гроб с надеждой на воскрешение друга и Скорпиус, швырнув камень прямо на труп, не сдержался и пнул стол патологоанатома так, что выбил один из ящиков, а боли в ноге даже не почувствовал.

— Просто это уже закон, — горько усмехнулся гувернер. — Все через жопу.

— Попытаться стоило, — произнес Ал и подошел к нему. — Может, что-то просто пошло не так.

— Просто пошло не так? Ал, я за этот камень дрожал больше, чем за свою жизнь, — вспыхнул Скорпиус. — Я просто хотел вернуть Доминик, я разве многого прошу? Не нужны мне ни слава крутого алхимика, ни сам факт создания чего-то легендарного.

— Я верю.

— Тогда почему нихрена не получается? Потому что это изначально был дурацкий план?

— Да, я говорил так в течение всего года, — кивнул Ал. — Но никогда не думал так всерьез. Не получилось — плохо. Но мы не знали, что так все выйдет. Фламель был алхимиком, а не студентом-недоучкой, как мы.

Скорпиус не ответил, лишь отвернулся. Что происходит в его голове, страшно было представить, и Ал так и не знал методом каких логических цепочек горечь от провала привела гувернера к следующей мысли.

— Прости меня, — тихо сказал Скорпиус.

— И ты прости, — кивнул Альбус, облегченно вздохнув, когда понял, что не ему первому произносить тяжелое слово извинений, несмотря на то, что оно рвалось из груди вот уже пару месяцев как.

Как-то слишком быстро он это сказал, не уточняя «за что прости?», но Скорпиус, все поняв без разъяснений, кивнул.

— Я не хочу терять еще и тебя, Ал.

Хорошо, что никто не видит эту прорвавшую плотину сдерживаемой дружбы. Именно эти мысли посетили голову Альбуса, когда тот, прижав к себе друга так крепко, словно того сейчас кто-то насильно оттащит, горько усмехнулся.

— Какой ты ванильный, Скорпиус, — буркнул он, а Скорпиус, ткнув его под ребра, опустил голову и уткнулся лбом в его плечо. — Ну точно педик.

— Да иди ты нахрен.

— Не прижимайся ко мне, — чувствуя, как в глазах защипали слезы, сказал Альбус. — Я не из таких.

— Мы помирились минуту назад, а ты меня уже бесишь, — прошипел Скорпиус. — Даун.

— Белобрысый дрыщ.

— Какие вы оба идиоты, — протянул позади друзей знакомый усталый голос, доносившийся из-под накрахмаленной белой простыни.

====== Самые странные похороны в истории волшебного мира ======

Одно из многочисленных предупреждений к рецепту философского камня гласило: «Возможно кардинальное изменение личности, испытавшей на себе магию бессмертия». Тут уж Фламель, царапая на жесткой, ныне выцветшей и ветхой бумаге эти слова, зрил в корень: испытав бессмертие на себе, он за считаные часы стал куда сварливее, чем прежде (подумать только, милейших старичок с приятным голосом превратился в склочного брюзжащего деда), его жена Пернелла обзавелась новой, напыщенной натурой и совсем несвойственным ей высокомерием. Те, кто порвал с человеческой сущностью и закрыл для смерти врата иным образом, тоже не избежали этих метаморфоз: Альбус Северус Поттер, на «счастье» которого выпала встреча с, возможно, последним вампиром Британии, из тихого улыбчивого гриффиндорца превратился в жесткого и расчетливого субъекта, какой скорее добровольно сожжет свои запасы наркотиков, чем выдавит из себя искреннюю улыбку, а Скорпиус Малфой обрел доселе незнакомые черты интриганистого махинатора, однако тщательно и успешно прятал этот образ за маской эдакого богатенького дурачка, «натуральной блондинки», генератора бредовых идей и просто придурка.

Луи остался прежним. Может, рано говорить об изменениях, когда с момента «восстания из могилы» прошло от силы десять минут, а может друзья слишком уж идеализировали его образ, но факт оставался фактом: привстав на каталке, на которой до этого покоился под пропахшей отбеливателем простыней, Луи сначала потрепал Ала по плечу, прижал пребывающего в полуобморочном шоке Скорпиуса к голой груди, минут десять успокаивал обоих, как нянечка расплакавшихся детей, а потом только, убедившись, что «никто не плачет, никто не ноет и все относительно спокойны», провел рукой по лбу, по стремительно затянувшемуся следу от пули, понял, что он жив.

— Что я сделал? — вытаращил глаза Луи, поспешно натягивая захваченную Скорпиусом одежду. — Набросился на магла, который подстрелил мою бывшую жену?

Скорпиус и Ал синхронно кивнули.

— Я что с ума сошел? — опешил Луи. — Да чтоб я защищал эту женщину?

— Это же было на уровне инстинктов, а не на уровне «послеразводных высоких отношений», — напомнил Ал. — А ты не помнишь?

— Последнее, что я помню — как мы столкнулись с вами в том убогом гостевом доме, — сообщил Луи. — Оборотни ничего не помнят после полнолуния.

— Если вкратце, тебе пустили пулю в лоб…

— А потом вскрыли, но органы «отрастут»! — поспешил заверить Скорпиус.

Луи осмотрел грубый длинный шов на грудной клетке и животе и неопределенно пожал плечами.

— Подождите, а куда вы собрались меня забирать? — уже у двери вспомнил оборотень. — Если меня хоронить на днях будут, то тело же должны из морга забрать.

— Нормально, — кивнул Ал, подтолкнув «покойника» к двери. — Прогоним дома твои похороны. Так сказать, генеральная репетиция перед погребением.

Надо сказать, что говоря о репетиции, Альбус отнюдь не шутил. Нахватавшись от Скорпиуса некой театральщины, тот подошел к делу с присущей серьезностью, пронизанной реализмом атмосферы похорон.

На двух стульях в гостиной был размещен опасливо покачивавшийся вязовый гроб, в котором одетый в не менее мрачный костюм, покоился Луи, а Ал, стоявший рядом, был, что называется, при полном параде: во фраке, с узким черным галстуком, с зачесанными назад волосами и одинокой алой розой в руках был еще больше похож на вампира, чем обычно. На заднем плане, из мобильного телефона, играла «Lacrimosa» Моцарта (и откуда в Але такая мрачность?), а у крышки гроба уже стояла фотография Луи в рамке.

— Луи Уильям Уизли был больше, чем родственником, другом или соседом, — скорбным тоном произнес Альбус, опустив голову. — Он был якорем, за который хотелось ухватиться в трудную минуту, тем, кто никогда не осудит, но всегда поможет. Тем, кто навсегда останется лучшим, во многих смыслах этого слова. А смерть, как известно, имеет страшную привычку забирать лучших…

Громкий всхлип прервал эпитафию, и Альбус, раздраженно стиснув зубы, обернулся.

— Да сколько можно? — привстал в гробу Луи. – Все, живы, ну что вы как…ну ей-богу!

На диване, играя роль скорбящей родни, сидели Скорпиус и бывшая жена Луи, которые, крепко обнявшись, сопровождали всхлипами каждое слово Альбуса.

Скорпиус, потерев тыльной стороной ладони воспаленные от рыданий глаза, закивал.

— Все, мы держим себя в руках. Ал, продолжай.

— И стоя перед надгробием с выгравированным именем, мы задаем себе вопрос: «Почему Луи?», — снова завел свою речь Альбус. — Никто и никогда не сумеет найти ответ. Твой вечный покой — наша неугасимая боль…