Когда все баулы были уложены, тогда холоп зашёл к Челемету и хотел ему что-то сказать, но старик его опередил:

- Слышишь, вот эту бумагу отдай Майраму и скажи ему: необходимо убрать, его нужно убрать поскорее.

- Хорошо.

- Теперь езжай. До свидания. Пора.

Холоп занял своё место на фаэтоне. Он запрятал глубоко за пазуху бумагу Челемета и был готов к отъезду. Мать обняла Мишуру, затем взяла её руку:

- До свидания, моё солнце.

Челемет, держа палку в руке, смотрел с крыльца. Когда фаэтон тронулся, он произнёс:

- Пусть бог даст вам хорошую дорогу.

Куцык из-за ворот успел бросить один взгляд назад.

Глава шестая

...Мы из Ларса, из Ларса, Кудайнат.

Эй уарайда, уарай-да райда, эй!

- Подожди-ка, Касбол, послушаем. Интересно, что поют наши друзья? Кто знает, может в голову певца немецкий солдат из ствола своей винтовки пустил пулю. А ты поёшь песню о Кудайнате. Слышишь шум? Это неспроста! Наверное, утром что-то будет. Не случайно опять на том берегу играют отблески света в воде, - сказал Будзи Касболу и высунул голову из окна.

- Эх, будь, что будет. Не надо грустить всё равно. Нужно помнить об отваге наших отцов, Будзи. Я когда пою, то ты, наверно, думаешь, что в это время мне весело. Нет, я не бываю весёлым, но как тебе объяснить. Просто мне бывает приятно петь.

- Кто поёт, Касбол, тот бывает весел, как же иначе. Кому хочется петь? Тому, кого сердце несёт. Для песни нужен весёлый человек.

- Нет, Будзи, ты не прав. Вот подумай, разве песня о Хазби весёлая, или песня о Кудайнате весёлая? В конце концов причитание тоже песня, но подумай, насколько весёлым бывает причитание? Не знаю. Мне от этих песен плакать хочется. Пусть у тех, кто отнял у меня скрипку, огонь погаснет в очагах из-за моего несчастья.

- Не забыл свою скрипку? Ты ещё зол на них?

- Никогда не забуду свою скрипку. Я сам её смастерил. С одной стороны ты прав. Песня про Цола весёлая.

- Да оставь, пожалуйста, забудь мои слова. Я их просто так сказал.

- Нет, нельзя забывать твои слова. Как только доживу до мирного времени, так снова смастерю себе скрипку. Даже если я буду последним бедняком, всё равно не премину ходить с нею от села к селу и играть на ней.

Царай стоял на самом верху окопа и смотрел в сторону врага. Отовсюду блестел свет разных оттенков. Шёл какой-то шум. Враг был очень возбуждён этой ночью.

Весь прошедший день с обеих сторон велась интенсивная перестрелка. Теперь свечерело, и тёмное одеяло укрыло от глаз деяния дня. Поле боя затихло. Два врага тоже отдыхали. Отдыхали только для того, чтобы завтра с утра начать снова. В окопах солдаты ели сухой хлеб, курили махорку и разговаривали. Будзи и Касбол говорили о песнях. Касбол очень любил петь, и он был на стороне песен. Будзи же над ним подтрунивал. Они спорили, но вполголоса. В других местах, в других окопах, где-то Иван и Пётр говорили о своих жёнах, о своих семьях. Вспоминали свои дома, или делили махорку. Были, наверно, и такие, кто несколько лет уже жил на поле боя и считал этот вечер тихим - те спали спокойно.

Лёгкий ветер колыхал подол ватника Царая. Он, приложив ладонь ко лбу, внимательно оглядывал, подобно горному орлу, поле боя. Вид у него был таким, словно хотел запомнить, как в лесу Балкада, все тропинки. Днём такая возможность не выпадала, потому, что пули, точно мухи, постоянно жужжали над головой.

Хотя эта ночь была не очень лунной, но всё равно что-то разглядеть Царай мог. Он озирал поле боя зорким взором, как орёл, выискивающий добычу в горах.

- Оставь, пожалуйста, посмотрим, какой из тебя выйдет певец.

- Не говори так, Будзи. Кто знает, может этой ночью я погибну, но песню не называй обычной. Петь хорошо. И весёлую и грустную. Хорошо петь. Поэтому играет музыка, когда идут в бой. Хорошо...

- Будзи, Касбол, посмотрите-ка, вон какое диво! - сказал Царай.

- Где что? Где? - тут же выбрались из окопа Будзи и Касбол. Они направили взоры на небосвод. Со стороны врага что-то высоко поднялось к небу, затем один большой светлый глаз стал смотреть на поле боя. Этот свет погас, но сверкнул другой свет с другого места и старательно высматривал что-то на поле. Откуда-то с тыла русской армии послышался громкий шум. Потом ещё. Видимо, стреляли туда, откуда исходил свет. Артиллерийский снаряд разорвался в воздухе, и свет погас. После первого выстрела в других местах в воздухе стали рваться артиллерийские снаряды. Враг не отвечал. Царай, Будзи и Касбол смотрели на огни. Огни погасли. Пушки перестали стрелять, ночь стала спокойнее. Со стороны врага всю ночь доносился шум машин. Было ясно, что враг готовился.

- Давайте-ка спустимся, а то чего не случается. Будет обидно погибнуть от шальной пули, - сказал Касбол, и спрыгнул вниз на своё место. За ним последовали Царай и Будзи.

Касбол опять не удержался и затянул негромко песню о Таймуразе:

Эй, кто мне позовёт Дзицца.

Эй-ей.

Эй, урайда-райда, уарайда уайта-а!

- Тихо! Что вы делаете? - прошипел офицер и, пригнувшись, пошёл дальше. Тень офицера кружила у передних рядов солдат, и шум стал стихать.

- А-а, наши тоже зашевелились, - сказал Царай, свернул самокрутку, и поднёс к ней огонь.

Чуть позже близ окопов стали появляться какие-то тени. Из этих теней рождались люди. Они несли в окопы патроны и гранаты. В тылу русской армии тоже возникло оживление. Несли войскам еду, но не солдатам, а их оружию. Теперь стало совсем ясно, что должно было что-то произойти.

- Что будет, пусть будет! Утопающий уже не боится намокнуть.

- Это правда, Царай, но нам надо подготовиться, - сказал Будзи и рукой провёл по пятизарядке и кинжалу.

- Берите, берите! Каждому, кто тут, - протянул патроны и гранаты мужчина, пришедший в окоп.

- Давай, что положено троим, - Будзи положил в окопе долю троих воинов.

- Ты помнишь, Будзи?

- О чём спрашиваешь, Царай?

- Вот, - Царай показал пальцем на гранаты.

- Что?

- Как нужно их бросать?

- Я помню, хотя нам показывали это во время ходьбы.

- Тогда покажи, как и куда нужно бросать?

- Знаю, знаю, Царай.

- Всё-таки?

- Вот это кольцо должно остаться в руке бросающего. Бросать надо, когда пойдём в атаку, или когда враг будет наступать на нас.

- А мне показалось, что ты это забыл, - засмеялся Царай.

- Ну, что ты, Царай! Я что из липы сделан.

Пока Царай и Будзи разговаривали, Касбола одолел сон, и он захрапел, свернувшись в тёплом углу, и съёжившись, как мокрая курица.

Касбол так сладко спал, что тонкий свист из его носа доносился до соседних окопов. Царай, взглянув на Касбола, толкнул Будзи.

- Посмотри на нашего героя.

- Какой он герой? Ему хочется играть на скрипке, больше его ничего не согревает.

- Действительно, как он хорошо играл на своей скрипке, - сказал Царай и, умолкнув, погрузился в свои думы.

- Будзи! Осетины так говорят, "вышел танцевать - танцуй", а я немного изменю эти слова: пришёл воевать - воюй. Мы сюда не пировать пришли, да минуют тебя беды и болезни. Ты это понимаешь?

- Так разве ж я возражаю против этого. Пока у меня в руках сила, я готов. Это вот, который своим храпом наводит страх на германскую армию, пришёл на поле битвы петь песню про Цола.

- Нельзя над этим смеяться. Касбол пошёл по другой дороге. Он немного отличается от нас и его надо извинить. Чтобы бежать из Сибири, нужно иметь мужество, и у него такое мужество нашлось.

- Поверь, Царай, я ему ничего не делаю. Он сам меня провоцирует каждый раз.

- Так между вами и не бывает серьёзных раздоров, просто я сказал это к слову.

Один мужчина полз на животе мимо первых рядов и промолвил:

- Тихо. Не разговаривайте.

Он пополз дальше и от всех требовал тишины.

В тылу русских войск тоже стал слышаться шум. Было понятно, что там что-то делают. Наступила полночь. Многие солдаты спали. Кому было не до сна, те чем-то забавлялись. Одни играли в карты на махорку, другие рассказывали сказки. Но вот из соседнего окопа вдруг послышался плач. Сначала тихо, потом всё громче и громче. Уже начали слышаться осетинские слова: