Облака начали понемногу расползаться по небу, и с чаши небосвода капли света падали на землю. Арестанты дошли до оврага: пристав ехал впереди на чёрном коне. Откуда-то с близи раздались ружейные выстрелы, и пристав, словно подрубленное большое дерево, свалился на землю с коня. Опять выстрелы и двое стражников упали на землю, тяжело дыша.

- Эй, вы, рождённые собаками, что вы делаете! Стыда уже у вас нет? Кто вам позволил одеть на стариков кандалы? Мы осетины и такого позора на свою голову не допустим!

Из оврага вышли трое мужчин и сбросили с коней всех стражников. Один из них подошёл к лежащему приставу и ударил его ногой по лицу.

Арестанты стояли, как вкопанные. Они не поняли, что произошло. Абреки сняли с их рук кандалы и сказали им:

- Теперь вы свободны, идите куда хотите!

Арестанты смотрели друг на друга, но никто из них не мог произнести даже слова. Наконец, Кавдин сказал:

- Я хоть и стар, но если бы знал кто вы, то пошёл бы вслед за вами.

- И мы, и мы, - в один голос крикнули люди.

- Если вы так говорите, тогда идём-те с нами, потом нас узнаете!

Арестанты сели на коней стражников и поскакали вслед за абреками.

По дороге они вели между собой разговор, но ни один из них не знал, куда направляются. Дорога повела к лесу, но что им делать в лесу, тоже не знал никто.

Когда добрались до леса, солнце уже выглянуло, и капли росы с деревьев падали на землю. Остановившись на какой-то поляне, стали совещаться.

Главный из абреков вышел и сказал:

- Должен вам сообщить, что не все пойдёте с нами, да и не пустим к себе, но одно пожелание скажем: теперь вам возвращаться домой нельзя, потому, что вас повесят на ваших же деревьях. Пусть одни уйдут в другие края. Другие пусть скитаются сами, а вот, что у нас есть три старика, тех мы заберём с собой и найдём им место. От длинных разговоров пользы нет, нам надо идти, а вы сами решайте свою судьбу. Старшие, пошли с нами.

Закончив говорить, абрек пригладил свои длинные чёрные усы и сел на коня. Его товарищи тронулись за ним. Старики тоже поехали вслед, но всё равно тревожились: кто же они?

Оставшиеся стали решать, что им делать дальше.

Абреки молча углублялись в лес, старики за ними со своими сомнениями.

- Кто знает, может это Царай?

- Нет, про Царая давно ничего не слышно, это не он.

- Хоть бы это был не Царай, иначе мы погибнем.

Эти мысли тревожили старикам их ум, но они молчали. Когда старики замечали хорошие дрова, то сердца у них радовались, и глаза начинали блестеть.

До самого вечера они не отлучались из тёмного леса, потом на другом конце леса, под горой, явились к шалашам и там спешились. К их приезду уже варился ужин на огне, и девушка дивной красоты пекла хлеб.

От лая собак, мычанья животных и при виде шалашей старикам вспомнились их жилища, и они загрустили, стоя у входа в шалаш. Пока абреки возились с лошадьми, старики стояли во дворе, потом их завели в шалаш. Они погрелись у огня, поужинали и после этого один из абреков принес в шалаш двухструнную скрипку.

Старики, освоившись, стали спрашивать у абреков, кто они.

- Кавдин, ты узнаешь, кто мы, но пока сыграй на скрипке, - сказал черноусый абрек и протянул скрипку одному из стариков.

- Откуда ты узнал моё имя?

- Узнал, на свете много хороших людей.

Кавдин больше ничего не сказал, а стал под звуки скрипки рассказывать осетинское сказание. Он играл и со всех сторон его внимательно слушали, дивясь игре старика. А он ещё более печальным голосом продолжил своё повествование.

Долго внимали слушающие сказанию Кавдина, потом, когда пришло утомление и время сна, тогда девушка расправила им подстилочную траву и ушла в другой шалаш. Два абрека тоже покинули их, но черноусый абрек остался с ними. Старики стали упрашивать его, чтобы он открылся им.

- Хорошо, если вы настаиваете на этом, то слушайте. Я вам расскажу о своей жизни: я сам родился... - абрек, нагнувшись, подбросил дров в костёр. Старики вылупили глаза и уставились ему в рот. - На горном перевале Куртатинского ущелья за чьей-то дверью того дома, у хозяина которого мой отец пас скотину за долю приплода. С малых лет до возмужания у меня на ногах никогда не было хорошей обуви, но с отцом ходили за скотиной и так проводили свои дни. Когда настал день расставания с хозяином, у которого мы пасли стадо, то он не хотел отдавать нам даже половину положенной доли. Мой отец вступил с ним в спор, и тот его убил. Это вывело меня из себя, и я убийце отца кинжалом выпустил кишки наружу.

Обе фамилии помирились, но пристав был фамильным братом того, кого я убил, и он со стражниками пришёл убить меня. Кровь у меня снова закипела, и я ударил его кинжалом, раскроив ему череп надвое.

Меня арестовали и заключили в тюрьму на пожизненный срок. На ноги и на руки мне надели кандалы - пусть с вашим врагом будет то же.

- И на ноги, и на руки?

- Да, да! Вот на этих ногах, и на этих руках звенели стальные кандалы, Кавдин.

- И как же ты вырвался оттуда? - спросил с сомнением Тедо и умолк внезапно.

- Не удивляйтесь моим поступкам, бывают деяния и похуже. Посадили меня в кандалах в машину и повезли вниз. Много нас было, много было и умных людей среди арестантов, но кто сейчас вспомнит все их разговоры. Время шло, мы жили жизнью узников. В один из дней сняли с нас кандалы и повели на работу, а на ночь снова загнали в тюрьму.

Однажды втроём решили мы бежать. Когда нас вывели на работу, нам удалось спрятаться в лесу в бурьяне и с наступлением темноты бежать.

- Вот это диво, а как вы сбежали, скажи, пожалуйста, вас что, не стал преследовать староста?

- Придержи язык, пожалуйста, Камбол, не мешай ему, - прервал Камбола Кавдин.

- Дело было сделано, но мне в село возвращаться нельзя было. В жизни я уже кое-что смыслил и с тех пор ненавижу тех, кто даёт беднякам на содержание овец за долю приплода. Вот вам история моей жизни.

- Но кто ты, этого мы от тебя не услышали, - сказали старики хором.

- Моя фамилия... - у стариков загорелись глаза, - Сырхаев, а имя - Царай.

Старики не смели даже пошевелиться, и каждый из них о чём-то думал про себя.

Наконец, Кавдин пригладил усы и, без боязни в голосе, сказал:

- Царай! Дай мне руку, да минуют тебя болезни и несчастья. Хорошо, что ты сумел вырваться. Большое спасибо и за то, что освободил нас. Твой нрав, и твоя честь достойны осетина. Спасибо, пусть удастся тебе совершить в жизни много хорошего!

- Не знаю, что сказать вам, вы старшие, но я не очень доволен нашей молодёжью. Пусть мой враг простит алдару или начальнику удар плетью! Что поделать, я тоже живу в лесу жизнью зверя, провожая так свои дни. Конечно мне не хочется, кому же понравится жизнь зверя, но время меня так застало. Нет правды, нет человеку почёта и уважения. Одни в жире и масле купаются, другие от голода умирают.

Когда он произнёс эти слова, то высоко поднял руку и громко произнёс:

- Верьте, придёт лучшее время. Те, с кем я был в тюрьме, были умными людьми, и они тоже говорили: солнце взойдёт в скором времени.

Опустив руку, он задумался. Молчали и три старика, глядя на землю, и о чём-то думая.

Жилище пастухов совсем затихло. Из леса поздний осенний ветер иногда прибегал, болтая что-то, и успокаивался у дверей шалаша. Мягкая одежда ветра шелестела, подобно шёлку, и в воздухе сеяла большие надежды. Ярко-жёлтая луна с середины неба с улыбкой смотрела на молчаливые деревья Балкада.

Царай вышел наружу, принёс им полную охапку дров и пожелал спокойной ночи. Во дворе он оглядел всё - коней, скотину, кусты, затем ушёл в свой шалаш.

Старики переглянулись, потом уставились на огонь.

- Чудеса, чудеса, вот теперь наша жизнь разве жизнь? - произнёс старый Камбол, и бросил взгляд на товарищей.

- А этот всё время удивляется. Сейчас не время для изумлений, спать пора. Удивляться завтра будем.

После этих слов Кавдин стал снимать пояс. Тедо молча встал и вышел во двор. Тут же со двора раздался лай собак, и Будзи крикнул: