— Фред, — укоризненно посмотрела на него Гермиона. Рон снова разразился слизняками. — Жестокость — не выход. Пусть болтает, что хочет.
Фред вскочил с места — ребята расселись на пустых постелях Больничного крыла возле Рона, — вперившись взглядом в Гермиону. Его лицо едва ли не пылало возмущением, голубые глаза горели. Джордж удивленно обернулся на близнеца, Гарри молчал, явно чувствуя себя лишним.
— Пусть болтает? — Голос Фреда дрожал от гнева. — Ты рехнулась, Грейнджер! Это слово… За одно его упоминание нужно убивать! Его никто не заслуживает! Ни ты, ни другие маглорожденные волшебники. Особенно ты, — подчеркнул мальчишка. — А Малфою я так просто это не оставлю. Подкараулю да пульну Ступефаем или чем похуже. Пусть знает, как это — оскорблять моих друз… всех подряд. — Явно смутившись своей вспышки, Фред уселся на кровать, уставившись взглядом в пол. Гермиона все время молчала, пораженная тирадой Фреда. Она даже не ожидала от него такого отклика. Кто бы мог подумать… Щеки непроизвольно покраснели, и девочка прерывисто вздохнула.
— Может, мне кто-нибудь объяснит, что такого сказал Малфой? — неожиданно подал голос Гарри. — Нет, я, конечно, понимаю, что он сказал нечто не очень хорошее, — неуверенно протянул приятель, — но весь смысл мне так и непонятен…
— Он назвал меня «грязнокровкой», — спокойно и как-то равнодушно ответила Гермиона. — Это…
— Одно из ругательств, — процедил Фред и снова затих.
— Самое подлое оскорбление. Означает «маглорожденная», но в плохом смысле, — пояснил Джордж. Рон снова изверг слизняков, и они с глухим стуком упали на дно ведра.
— Это Малфой сейчас должен слизняками давиться за это, а не малыш Ронни. — Видимо, Фред просто не мог сидеть молча. Гермиона невольно повернулась к нему, и он вызывающе на нее посмотрел. Но, едва она открыла рот, тут же отвел глаза и обхватил голову руками. Поведение его было весьма странным, и Гермиона никак не могла найти ему объяснения.
Наконец, когда слизняки перестали лезть из Рона, мадам Помфри нехотя отпустила ребят. К тому моменту Фред и Джордж уже смылись, и уход Фреда больше смахивал на бегство. Тем не менее, Гермиона лишь обрадовалась, когда он ушел — уж больно ей не понравилось выражение ярости и агрессии на его обычно беспечно-благодушном лице.
Близилось время обеда, и второкурсники поспешили в Большой зал, но, едва они вышли в холл, как встретились с профессором МакГонагалл, объявившей Гарри и Рону их наказания за полет на фордике «Англия». За суматохой учебных будней троица почти забыла о данном происшествии, а сегодня даже и не вспомнила бы о нем, если бы не напоминание декана.
Часов в пять вечера ребята ушли, оставив Гермиону в одиночестве доделывать уроки. Девочка то и дело отрывалась от пергаментов, бросая взгляды на веселившихся Фреда и Джорджа с их извечным приятелем Ли Джорданом. На этот раз они играли в какую-то игру вместе с Анджелиной, Кэти и Алисией — девушками из команды по квиддичу. То и дело из уголка, который облюбовала себе честная компания, доносились взрывы хохота. Гермиона усиленно убеждала себя в том, что ей неинтересна причина этого смеха, и лишь больше углублялась в домашнее задание.
— Привет, — неожиданно раздался звонкий голос, и рядом с Гермионой уселась Джинни Уизли. Вид у нее был какой-то возбужденный и одновременно странный. — Ничего себе! — Она выразительно посмотрела на груду учебников на столике перед Гермионой. — Как много вам задают!
Слово за слово между девочками завязался разговор, в процессе которого Гермионе удалось выяснить одну немаловажную деталь: в отсутствие Гарри Поттера мисс Уизли открывается с совершенно другой стороны. Джинни поделилась первыми впечатлениями о школе, о друзьях, не проронив ни слова о приятеле Гермионы. Не было похоже, что она всерьез помешана на Гарри, как неоднократно подшучивали трое братьев Уизли.
— У меня никак не получаются некоторые заклинания, — посетовала Джинни. — Может, ты мне поможешь? Я не навязываюсь, просто… Я не знаю, как начать с тобой общаться, — честно заявила девочка, и Гермиона удивленно округлила глаза. — Ну, ты ведь подруга Рона, Фред и Джордж с тобой общаются, и даже Перси хорошо отзывался о тебе. Я вот и подумала, что…
— Я буду рада с тобой дружить, — перебила Гермиона, улыбнувшись Джинни, и девочка просияла.
В этот момент Гермионе вспомнилась Чарити Бэрбидж, и она дала себе зарок обязательно с нею увидеться в самое ближайшее время. Вечер удалось приятно скоротать за беседой с Джинни, и Гермиона почувствовала, что действительно может найти в ее лице хорошую подругу. Она улыбалась, когда девчонка с огромными глазами рассказывала про то, как безумно ей нравится Хогвартс и как у нее получаются первые заклинания. Джинни словно озвучивала мысли Гермионы-первокурсницы, и от этого душу затопляло какое-то странное тепло.
Засыпая в тот же вечер, Гермиона улыбалась.
— С днем рождения, детка! — ухмыльнулась Чарити, обнимая Гермиону. — Пошли, прогуляемся, нечего сидеть в замке в такую погоду. Последние погожие деньки, чувствую.
Замотав шею шарфом нейтрального серого цвета, профессор Бэрбидж плотнее запахнула плащ и потянула Гермиону следом за собой прочь из кабинета. На улице действительно была прекрасная погода: сентябрьское солнце щедро лило свой свет с прозрачно-голубого небосвода, легкий ветерок разгуливал по территории школы, в воздухе пахло подбирающейся пряной осенью. Гермиона едва поспевала за размашистым шагом Чарити, и та, поняв это, сбавила темп. Они вышли к берегу Черного озера и пошли вдоль кромки воды.
— Я рада, что у тебя все хорошо, — сообщила Чарити. — Признаться, я не удивлена поведением твоих родителей, это естественная реакция большинства маглов, и все же… Не зря же им выдавали брошюрку. — Она неодобрительно поджала губы, и вызвано это было не только словами о родителях Гермионы. От Гремучей ивы размашисто шагал профессор Локонс, на ходу что-то объяснявший профессору Стебль, явно его словами недовольной. С дикого дерева уже сняли несколько лотков, и теперь ива упражнялась, разминая ветви. — Ненавижу этого самодовольного павлина, — процедила Чарити.
Гермиона пораженно уставилась на профессора Бэрбидж. Обычно она никогда не позволяла себе резкие высказывания в адрес преподавателей. Заметив взгляд Гермионы, дама ответила:
— Он решил, что лучше меня осведомлен в магловедении. Битый час доказывал мне, что магловские самолеты держатся в воздухе исключительно потому, что это по его инициативе волшебники под видом рабочих обрабатывают самолеты разнообразными заклинаниями. Нет, ну что за бред? — Гермиона расхохоталась над оскорбленным выражением лица мадам Бэрбидж и тут же осознала ее слова.
— Ты наговариваешь, — насупилась девочка. — Такой выдающийся волшебник, как профессор Локонс, просто не мог…
— Это в чем же он, с позволения спросить, выдающийся? — расхохоталась Чарити. — В искусстве филигранного вранья? Или в области раздутого самодовольства и поразительного нахальства?
— Но он — герой! — упрямо твердила Гермиона всю прогулку.
— Только в книжках, — невозмутимо отвечала Чарити.
— Может, он слегка зазнался, но у него есть на это право. Как мужественно он расправился с той банши…
— Гермиона, человек, пытавшийся убедить меня в том, что маглы засылают к нам шпионов и узнают о наших заклинаниях, чтобы использовать их в своей повседневной жизни, не может быть таким, каким ты его описываешь.
— Ну, знаешь ли! Может, он просто хотел найти повод познакомиться с тобой поближе? — поддразнила Гермиона, обратив внимание на парочку у Черного озера.
К удивлению девочки, Чарити мгновенно посуровела.
— Мне нужно идти. Срочные дела, — сухо проговорила она и скрылась, прежде чем озадаченная Гермиона успела хоть что-нибудь произнести в ответ.
Пораженная странным поведением мадам Бэрбидж, девочка в одиночестве направилась обратно к замку. Ее определенно пугали такие моменты, когда Чарити становилась озлобленной, сухой, далекой. Неужели дело в ней, Гермионе? Но что она такого сказала? Лишь попыталась неудачно пошутить…
