Что если он сказал Саше то же самое?

Я имею в виду — это безумие. Маленький Смурф против меня? Я смеюсь. Она хороша для ребенка. Но недостаточно. Даже близко. Харпер тоже чертовски хороша. Но она не умеет стрелять. Черт, да она даже водить не умеет.

Я сажусь в постели и смотрю на нее. Она спит так крепко, не обращая внимания на все, что происходит вокруг.

Я встаю с постели и вытаскиваю чистые джинсы и футболку, которые я принес из «Хаммера» после душа. Потом хватаю пистолет и иду на поиски своей новой жертвы.

Я босиком, так что прохожу вниз и выхожу в гостиную. Здесь абсолютно тихо. Луна освещает комнату достаточно, чтобы видеть, но не более. Слишком много теней вокруг меня, чтобы мне было комфортно. И одна из них может быть ребенком. Я прохожу по коридору и проверяю первую комнату. Ничего. Во вторую комнату в конце коридора дверь закрыта. Тихо подхожу к двери, наклоняюсь послушать и затем мягко стучу.

— Саша? — Я поворачиваю ручку двери и заглядываю. — Саша?

Откуда-то доносится сильное дуновение ветра, будто открыто окно, но все окна в этом доме длинные и захудалые, вверху у самого потолка. Или же световые люки. Я смотрю вверх, и полсекунды мне кажется, что это она и есть — маленький гребаный Смурф прячется на потолке, будто мини-версия Человека-паука.

Но ее там нет.

На потолке есть световой люк. И он открыт. Именно оттуда и доносится дуновение. К стене прислонена лестница, поставленная под острым углом. Я становлюсь под люком и выкрикиваю.

— Саша! Ты наверху?

Над входом на крышу появляется тень.

— Да.

— Мне можно подняться?

Она осторожно поглядывает в сторону.

— Думаю, да.

Я прячу пистолет в штаны и взбираюсь наверх. Когда я выбираюсь из люка, она оказывается на другом конце крыши.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я, прохаживаясь к ней. Ее рука за спиной, так что я думаю, что ее посещают те же мысли, что и меня касательно ее.

— Кое-что ищу.

— Оу, — хммм. — Например? — Я делаю вид, что смеюсь. — Это же крыша.

Она кивает на небо головой, не отрывая глаз от меня.

— Ты знал, что сегодня летнее солнцестояние? Самый долгий день в году.

— Бл*дь, ну, это точно был самый долгий день в моей жизни.

— Правда? — спрашивает она, слегка улыбаясь. А после ее улыбка превращается в хмурость так быстро, что мое сердце пропускает удар.

— Что? — Один вопрос — и это все, что нужно, чтобы у нее навернулись слезы. — Что? Что не так?

Она проходит к низкому кирпичному выступу по периметру крыши и садится. Ее пистолет выглядывает из-за пояса, и она вытирает лицо тыльной стороной ладони.

— У нас сегодня были планы.

— С кем? — Бл*дь, о ком она говорит? Планы? Убить меня? У нее есть напарник? Кто он? Все это выстреливает в моей голове, пока она собирается с духом.

— У моего отца и меня, — наконец-то произносит она сквозь слезы. — У нас были планы отправиться в секретное место, где древние индейцы отмечали дни солнцестояния, используя камни, выкладывая их в линию по кругу. Я знала название этого места раньше, но… — она шмыгает носом и трясет головой. — Я забыла, как оно называется. И знаешь что? — Ее глаза наполнены слезами с грустью, пока она смотрит на меня.

Я опускаюсь на колени и оказываюсь одного с ней роста, хоть между нами и добрых шесть метров.

— Что?

— Я и его тоже забыла. Я все о нем забыла, пока не отправилась спать, и не увидела дату на цифровых часах на ночном столике.

Бл*дь. Она думает о своем отце.

— И я знаю, что ты говорил попытаться не думать о таких вещах, но это, и правда, тяжело, — она протягивает рыдание. — У меня все болит с самого утра. Я не жалуюсь, Джеймс, клянусь. Но мне уже не так хорошо, — она опускает пистолет на крышу и закрывает лицо обеими руками. — Голова болит. И плечи болят. Мне кажется, я даже из пистолета выстрелить не смогу. Ты был прав. Будет хреново.

Я не знаю, что сказать. Она разыгрывает меня? Ей правда грустно? Правда больно? Что я, бл*дь, вообще должен сказать?

Тишина длится слишком долго. Она набирает полную грудь воздуха и выпускает его.

— Думаю, Мерк был прав. Я — плакса. И ты ненавидишь меня, да?

— Я не ненавижу тебя, — отвечаю я немного защитным тоном, выпуская свой долгий выдох. — Я просто не знаю, что с тобой делать. Не знаю, почему ты здесь.

Она пожимает плечами, потом морщится, когда опускает руку себе на плечо.

Ну, с болью я еще справлюсь. Так что я начинаю оттуда.

— У меня есть аптечка первой помощи в выдвижных ящиках в «Хаммере». Прими одну таблетку «Мотрина» прежде, чем пойти на боковую, — я не знаю, что сказать ей об отце. С этим у меня хреново. Я последний, у кого стоит искать сочувствия. Все, что я знаю, — это бизнес. Смерть — мой бизнес. Я подхожу к ней, и вижу ее Глок. После вытаскиваю свой Five-SeveN, вынимаю обойму, проверяю наличие пуль в ней, оттягиваю корпус назад, опустошаю патронник, позволяя патронам падать мне на ладонь.

— Вот, — произношу я, передавая ей полную охапку пуль. — Хочешь поменяться пистолетами, Смурф? Эта вещица крутая и легкая. Почти без закидонов. Простой 22 калибр, но знаешь, форма пули придает ей скорости.

Она берет пистолет, а после и магазин. Каждые несколько секунд она шмыгает носом так тихо, как может, пытаясь не привлекать внимания к тому факту, что плачет.

— Бронебойная пуля, — произносит она, вставляя пули в магазин.

— Да уж, так они их называют. Бронебойная пуля. Ты ведь знаешь почему, да?

Она кивает.

— Потому что патроны проходят через кевлар.

— Ага, именно поэтому. — А она разбирается в этом дерьме. — Перезаряди его. Хочешь выстрелить?

Она снова шмыгает.

— Где?

Я улыбаюсь и широко раскрываю руки.

— Здесь. На расстоянии миль нет ни единого дома. Выбери цель. И выстрели во что-нибудь.

Она сканирует местность, делая небольшой круг, и выбирает. Она целится на расстоянии.

— Как насчет знака на краю территории?

— Вау. А ты не промах, да? — она улыбается мне, и я делаю то же самое в ответ.

— Вот что я тебе скажу. Если ты попадешь по цели, я позволю тебе оставить этот пистолет у себя навсегда. Мы сможем обменяться. Давай? Я возьму твой Глок, а ты оставишь себе мой Five-SeveN.

Ее лицо озаряет широкая улыбка, но она пытается спрятать ее.

— Я смогу попасть в ту цель.

— Покажи мне. Представь, что твой отец смотрит на тебя. Прямо сейчас. Он смотрит на тебя сверху и видит тебя со мной, и, может, немного переживает, — мой голос затихает, и она смотрит на меня снизу. Ее лицо искажено скорбью, но в то же время я знаю, что она слушает. Она хочет услышать от меня что-то настоящее. Ей нужно что-то настоящее от меня. — Он, наверное, что-то подозревает о моих мотивах. И, может, переживает из-за того, что я — плохой парень. Так что покажи папе, что ты легко сможешь со мной справиться. Выстрели в цель и забери мой пистолет.

Она пялится на меня мгновение.

— Ты злодей, Джеймс?

Я медленно киваю.

— Да.

— Я тоже злодейка.

— Ну, тогда, думаю, мы равны, — отвечаю я.

— Возможно, — говорит она и целится.

Она делает долгий ровный вдох, потом выдыхает и спускает курок. Five-SeveN — громкий, но звук удара пули по металлу таблички звучит через секунду после того, как выстрел пистолета затихает. Это и все, что нужно, чтобы подтвердить, что ее цель была настоящей.

— Если мы равны, — произносит она, поворачиваясь ко мне, — тогда, что мы делаем?

— Ну, — я тянусь и поднимаю ее Глок, проверяю магазин, веду пальцем по резьбе на дуле, к которому подошел бы глушитель, а после засовываю его себе в джинсы. — Думаю, нам нужен план.

— Я тоже так думаю.

Я киваю и встаю.

— Дам тебе знать, когда подготовлю его.

Затем я ухожу обратно к открытому люку, наполовину ожидая услышать треск перезарядки пистолета, с которого сразу после этого выстрелят в мою голову.

Но вместо этого слышу долгий, грустный вздох.

Думаю, ее доверие — даже, если оно условное, временное и сомнительное — лучшее, на что я могу надеяться в данный момент.