Голикова.
- Подожди, Коля, - попросил он худенького,
невысокого роста морщинистого старика в
старомодном потёртом сюртуке. - Сейчас узнаю с
24
чем Андрей Климентьевич пожаловал, да и
поедем в «Славянский базар» завтракать.
- Лучше к Егорову, - негромким тенорком
предложил старик. - Таких блинов, как у него - в
Питере днём с огнём не сыщешь.
Внимательно
выслушав
Голикова,
председатель цензурного комитета махнул рукой:
- Ладно. Из уважения к вам, возьму грех на
душу. Историю с выходом в свет журнала без
разрешения цензора предадим забвению. А
господину Лавровскому, тем не менее, следует
сделать устное внушение. Заголовок «Продажный
приз» звучит весьма двусмысленно и может
вызвать
нехороший
смех
у
читателей.
Рекомендую впредь быть более осмотрительным.
Вот гранки вашего завтрашнего номера. Я сам их
прочитал, замечаний нет. Можете печатать
журнал. Но не вздумайте самовольно хоть единую
строчку добавить. Тогда и заступничество
глубокоуважаемого мною господина Голикова не
поможет.
Поблагодарив за понимание, Лавровский и
Голиков стали прощаться. Но Фёдоров, слывший
меломаном, остановил их:
-
Андрей Климентьевич, вы сегодня
вечером у Лопатина будете? Мечтаю ещё раз
послушать ваши фантазии на шумановский
«Варум». В прошлую субботу вы играли их
просто божественно! А может, чем новеньким
нас порадуете?
25
- Нет, Вениамин Яковлевич, - вздохнул
Голиков. - Давно ничего не сочинял. Не до
музыки. У его сиятельства для меня вечно
находятся срочные дела. Не знаю даже, попаду ли
сегодня к Лопатину. Нам с господином
Лавровским, к завтрашнему утру, надо разыскать
неких анонимов, рассылающих по городу
возмутительные письма.
- Найти анонимов? - хитро прищурился
Фёдоров. - Тогда вам без содействия опытного
почерковеда не обойтись.
-
Графология?
-
пренебрежительно
поморщился Голиков. - По-моему, это такое же
шарлатанство, как астрология и хиромантия.
Старик осуждающе покачал головой. А
Лавровский возмутился:
- Ошибаетесь, сударь! Графология это
наука. Полиция многих стран использует её в
своих
расследованиях.
Изучение
почерка
позволяет судить о характере писавшего, его
внешности, возрасте... Только у нас хороших
графологов мало. На всю Россию двое. Да и те в
Петербурге.
- Это вы о ком? - спросил Фёдоров.
- Об Ахшарумове и Буринском.
-
Буринского знаю. Он в журнале
«Всемирная иллюстрация» служит. А про
Ахшарумова в первый раз слышу, - Фёдоров
незаметно подмигнул старику. - Это кто же такой
будет?
26
- Да, вы, что?! Первейшего российского
писателя не знаете?! - искренне изумился
Лавровский. - Его уже лет двадцать все журналы
печатают - «Отечественные записки», «Вестник
Европы», «Нива»... С него, можно сказать,
русский уголовный роман начался.
-
И хорошо пишет? - продолжал
допытываться Фёдоров.
- Замечательно. Вы почитайте его «Во что
бы то ни стало». Не пожалеете! Сюжет
захватывает, изложение живое. Намного сильнее,
чем «Петербургские трущобы» Крестовского.
Фёдоров рассмеялся и шутливо толкнул
старика в бок:
- А ты, Коля, мне всё утро в жилетку
плакался. Забыли, дескать, тебя читатели, всё уже
в прошлом... Нет, Коля, помнят они тебя и
любят... Господа! Позвольте представить вам
моего давнего друга, замечательного романиста и
графолога Николая Дмитриевича Ахшарумова.
О графологии Ахшарумов мог говорить
часами:
- Ещё Аристотель писал: «Как нет людей
одинаково говорящих, так и нет людей одинаково
пишущих». Изучая и сравнивая отдельные
элементы письма - штрихи, буквы, слова, строки,
нажим, наклон и многое другое - можно узнать о
человеке практически всё: какого он пола и
возраста, как выглядит, к чему склонен... Одну из
27
первых графологических экспертиз, будет вам
известно, провел римский историк Светоний. В
наши дни большой вклад в развитие графологии
внёс французский аббат Мишон. Советую вам
почитать его книгу «Тайны почерка».
- Честно признаюсь, предпочел бы почитать
кого-нибудь из наших соотечественников, - сказал
Алексей. - Не могут иностранцы понять
особенности русского характера.
- Я давно работаю над такой книгой.
Надеюсь, через несколько лет она обязательно
увидит свет. Назову я её «Графология или учение
об индивидуальности письма». Мы с помощником
собрали
бесценную
коллекцию
образцов
почерков, сейчас занимаемся систематизацией.
Фёдоров то и дело поглядывал на
напольные часы. Когда они пробили полдень, не
выдержал:
- Коля, нам пора ехать.
- Эх. Веня... Совсем не меняет тебя время.
Как и в годы молодые для тебя блины с тешей
куда важнее пищи духовной.
-
Насчёт блинов, Коля, ты первый
предложил, - засмеялся Фёдоров.
- Ладно... Господа, давайте ваши письма и
присаживайтесь поближе.
Все четверо склонились над письмом,
адресованным Колюбакину. Алексей достал
записную книжку.
28
- Какой интересный почерк... А это что
такое? Понятно... Итак, приступим. Ровные, в
основном, буквы говорят о молодости пишущего.
Ему, ни в коем случае, не больше тридцати лет от
роду... Очень мелкий, бледный почерк характерен
для женщин, притом малокровных и хилых... О
субтильности телосложения, кроме этого, говорят
и знаки препинания - тонкие и мелкие... В конце
строк три-четыре буквы опускаются немного
вниз. Следовательно, автор среднего роста. Она
брюнетка, так как строки приподнятые. А у
блондинок они, как правило, ровные...
- Прошу отметить, что письмо написано под
диктовку, - сказал Фёдоров.
- Веня, значит, ты тоже увидел некоторые
странности в расположении...
- Коля, я далёк от графологии. Сужу по
стилю и слогу. Не может так писать молодая
женщина... Скорее всего, диктовал человек
пожилой, где-то под шестьдесят. Он, скорее всего,
или адвокат или литератор, пишущий для мелких
газетёнок.
-
Полностью с тобой согласен. С
внешностью более-менее разобрались. Теперь о
характере... Строчная буква «н» написана как «п»
и недостаточно вытянута. Буква «е», следующая
за ней, намного выше и закрывает её. Это
указывает на развращенность и лживость натуры.
Такие люди склонны злоупотреблять доверием
окружающих и постоянно ищут мотивы для
29
самооправдания. Вижу, по крайней мере, десяток
подтверждений сказанному. Например, строчные
«и» очень похожи на «л»... Наклон букв в разные
стороны
говорит
о
капризности,
а
штыкообразность некоторых букв - о чрезмерной
склонности к любовным утехам... А теперь
займёмся
открытыми
письмами...
Вполне
очевидно, что вот эти пять, написаны той же
самой брюнеткой... Две открытки писала
молоденькая,
лет
шестнадцати-семнадцати,
блондинка.
Эдакая
аппетитная
пышечка,
болтушка
и
хохотушка...
А
остальные
принадлежат руке ещё одной блондинки -
женщине бальзаковского возраста, высокой,
сухопарой, очень близорукой. Она немка. Кстати,
вот ещё что: смело можно утверждать, что все три
женщины были под шафе.
- Коля, а о национальности ты каким