Виктор Дубецкий воевал на Кавказе, потом

служил чиновником особых поручений при

бессарабском

губернаторе

и

судебным

следователем. За злоупотребления угодил под суд,

по приговору которого его лишили дворянства и

отправили в ссылку. Но это совсем не сказалось

на его положении в обществе. Дубецкий состоит

во всех престижных петербургских клубах,

принят в лучших домах. Страстный игрок. За

вечер ему случается выигрывать и проигрывать

десятки тысяч рублей.

Алексей

Зарудный

был

кирасиром,

чиновником особых поручений при тамбовском

губернаторе,

редактором-издателем

газеты

«Петербургский листок». В литературных кругах

его считают «одним из основателей грязной,

порнографической, шантажной прессы». Судился

за участие в подделке духовного завещания

богатого харьковского помещика Андреева.

Согласно приговора суда ему воспрещено

проживание в столичных городах. Однако он

сумел

каким-то

образом

приписаться

к

99

петербургскому мещанскому обществу и теперь

находится в Петербурге на законных основаниях.

Владимир Грязнов с юных лет привык жить

за счёт женщин. Вначале состоял на содержании у

старухи-золотопромышленницы, потом у богатой

степной помещицы. Первую ограбили и зарезали

во время поездки на прииски, а у второй украли

драгоценности и ценные бумаги на семьдесят

тысяч рублей. В обоих случаях Грязнов находился

под следствием, но был «оставлен в подозрении».

Ещё раз просмотрев бумаги, Сергей обратил

внимание на такое любопытное обстоятельство.

Дубецкий никогда не расстаётся с чёрными

чётками, а Зарудный и Грязнов носят серебряные

перстни с чёрными камнями.

В кабинет заглянул Смолин - невысокого

роста, плечистый, бритый старик в поношенном

старомодном сюртуке и картузе с лаковым

козырьком. Больше всего он походил на

камердинера из барского дома средней руки, чем

на грозу московского преступного мира.

- Спит? - тихо спросил он.

Муравьёв тут же приподнял голову:

- Привезли?

- Упустили мы его, Константин Гаврилович,

- вздохнул старый сыщик.

Полковник вскочил с дивана, как кипятком

ошпаренный:

100

- Сыщики, мать вашу так! Докладывай, как

это случилось.

- Оказывается ещё вчера вечером Чукин с

квартиры сбёг. Он частенько по ночам где-то

шлялся, поэтому хозяйка и не удивилась когда

утром к завтраку не вышел. Подождите, говорит,

вот-вот вернётся. А когда мы его комнату

осмотрели, сразу поняли - ждать нечего. Все его

вещи исчезли, один старый чемодан остался... И

вот ещё, Константин Гаврилович, никакой он не

Чукин. Я в участок заходил, так пристав Носков

сказал, что по поддельному паспорту он

проживал.

- А какого чёрта Носков его сразу не

арестовал,

если

видел,

что

документы

фальшивые?! Распустилась наружная полиция,

мать её так!

- Его попросили об этом.

- Кто?! Кто мог просить о подобном

беззаконии?!

- Разрешите доложить с глазу на глаз.

- Пустое. Сергей свой человек. Докладывай.

Смолин пожал плечами, тебе, мол, виднее:

- Николас попросил. Сказал, по вашему

указанию.

- Он один к нему приходил? - спросил

Муравьёв.

- Нет. Вместе с каким-то господином весьма

примечательной наружности: голова седая, а усы

и брови как смоль.

101

Муравьёв сразу как-то сник:

- Иди, Андрей Михайлович, отдыхать.

Муравьёв снова принялся расхаживать по

кабинету:

- Николаса я не виню. Услужливый дурак

хуже врага. Он тупо выполнял моё распоряжение

оказывать содействие Дубецкому в случае

недоразумений с наружной полицией. Но сам-то

Виктор какой мерзавец! Ему гостеприимство

оказали, а он что творит? ... И где нам теперь

искать этого Чукина?

- А он вовсе и не Чукин, - сказал Малинин. -

Грязнов его фамилия.

- Откуда ты это взял?

- Из бумаг, подготовленных для вас

Степановым.

Напрасно

вы

с

ними

не

ознакомились.

Муравьёв открыл папку и начал, сперва

бегло, а потом всё внимательнее читать. При этом

он мрачнел на глазах.

-

Ваше высокоблагородие! Чиновник

секретного

отделения

канцелярии

обер-

полицмейстера Сбруев просит принять его по

неотложному делу, - доложил Соколов.

- Проси Павла Алексеевича. Сергей, ты пока

не уезжай.

- Куда я денусь, когда погонь и перестрелок

обещанных вашей приметой, ещё не было, -

пошутил Малинин.

102

Но Муравьёв даже не улыбнулся.

В

коридоре

Малинину

встретился

невзрачный пожилой шатен в вицмундире

министерства внутренних дел.

- Добрай вечер, Павел Алексеевич.

- Здравствуйте, Сергей. Как ваши успехи?

Идёт журнал?

- Слава богу. Две тысячи экземпляров с

прошлого номера стали печатать. А как вы?

- Что я? Все одно и то же: запросы,

отношения,

рапорта,

справки...

Ничего

интересного.

Вся Москва зачитывалась воскресными

фельетонами

в

«Современных

известиях»,

подписанными каким-то Берендеем. Автор, судя

по всему, имел доступ к многим тайнам сильных

мира сего. Он не давал спуска самодурам-купцам,

зарвавшимся и заворовавшимся чиновникам и

даже духовенству. Но мало кто знал, что под

псевдонимом «Берендей» скрывается скромный

титулярный советник Сбруев.

- Сергей Сергеевич, вспомнил я на кого ваш

чернявый похож, - сказал Соколов. - Скорее всего

это Чукин, который купчиху обокрал.

- Верно. Только он не Чукин, а Грязнов.

Приехал к нам из Петербурга, где давно обирал

женщин,

прельстившихся

его

смазливой

внешностью. Предполагаю, что ярославская

миллионщица не первая его жертва в Москве.

103

Припомни, были похожие случаи за последнее

время?

Сыщик наморщил лоб, потом просиял:

- Была одна история! Только потерпевшая в

полицию заявлять не стала. Мне Марковна

говорила...

О чем говорила известная московская

сводня Матрёна Марковна Соколов рассказать не

успел.

Из кабинета вышел Сбруев.

- Сергей, полковник приглашает вас к себе, -

сказал он. - Чуть не забыл. Передайте Алексею

Васильевичу, я в восторге от его статьи о

хреновском Бедуине. Так поэтично написано!

Скажите, что ему себя в стихах попробовать надо.

- Да он давно стихи пишет, - улыбнулся

Малинин. - Только втихомолку ото всех.

Муравьёв был мрачнее тучи.

- Сегодня, проездом в Крым, в Москву мой

грозный однофамилец заглянул, - сказал он.

- Вы о прокуроре Петербургской судебной

палаты? - спросил Малинин.

-

О нём. Провизитировал он обер-

полицмейстера и нажаловался, что я формально

отнёсся к просьбе прокурора Петербургского

окружного суда о розыске Дубецкого и

Зарудного. А наш Козлов рад без памяти, ему бы

только мне напакостить. Велел провести

проверку. Выяснилось, что ответ подписан мной в

104

день получения запроса. Завтра утром Козлов

поедет

докладывать

генерал-губернатору.

Похоже, станет требовать моей отставки.

В подобные неприятные минуты Малинину

всегда вспоминалось любимое присловье старого

полицейского Аристарха Карасёва, действующее

на людей, как правило, ободряюще: