Обсуждать – одно. Шутить, дразнить, подкалывать, кто будет сверху, это не шло ни в какое сравнение с тем, как это получалось. Неловко и неуверенно, не зная, сколько нужно крема, не представляя, как это может быть безболезненно и приятно, и все же какая-то часть его была уверена в том, что даже если ничего не получится, это будет не так стыдно, потому что Габриэль не знает, что такое стыд. Он будет смеяться над этим, пока Сэм, наконец, не рассмеется вместе с ним. И в то же время ему хотелось сделать все правильно так, что ломило затылок от волн дикого желания, от спины доходящих до шеи. Водя кончиком пальца вокруг сжатого входа, он отвлекал прикосновениями к возбужденному члену прохладными от крема пальцами, моментально нагревающими. Иное ощущение - достаточно, чтобы Габриэль отвлекся. Его глубокий выдох, и Сэм без труда проникает двумя пальцами, запястьем убирая со лба прилипшие влажные пряди. Найти простату не так трудно, пусть занятие по этой части анатомии проходило под символом ужасного смущения Чака и веселья студентов, и одно скользящее прикосновение меняет все. Убирает неловкость и неуверенность, и Сэм больше не боится. Направляет себя увереннее, проводя по напряженному животу и перехватывая взгляд потемневших до серо-карего глаз. И входит, медленно, улавливая любой ответ на болезненное движение. Способность Габриэля расслабляться вызывает восхищение, и Сэм склонился к его губам, целуя без языка, просто говоря ему об этом. О своем восхищении. Он держал Габриэля за бедра, не зная, когда он успел устроить самого себя на подушке, значительно облегчив движения.
Сэм не смог бы вспомнить, на что это было похоже. Он терялся в потребности двигаться еще быстрее и в беспокойстве о том, не причинит ли это боль Габриэлю. Но тот лишь выгибался – столь же взмокший и столь же желанный, как будто не принадлежал ему сейчас – и просил еще. Приказывал, сжимая в кулаках волосы Сэма, беспомощно скользил по его спине руками, оставляя белые полосы и едва ли заметные царапины. Одной частью разума он лихорадочно думал о том, куда деть руки, не знал, как устроиться удобнее, но второй, гораздо большей, он ни о чем не думал вообще. Испытывал разве что эйфорию не только от пойманного ритма, но и от ответа, от единения, пусть и не самого идеального, восторг от того, что его не сдерживают больше страхи и правила, в которых он научил себя жить. До тех пор, пока это нравится и ему самому, и доставляет удовольствие тому, кого он любит, это можно считать правильным.
И все же он многого не знал. Не знал, что ему будет трудно сдержаться, чтобы не кончить от одного только положения, а затем от тесноты, которую трудно имитировать рукой, и тем более в тот момент, когда он услышал стон Габриэля. Может быть, он стонал сам, потому что невозможно было следить за всем сразу. Держаться на грани, чтобы продержаться больше нескольких минут, дышать ровно, а не как загнанный зверь, что казалось ему отвратительным, следить за собственными стонами и все это время не отрывать взгляда от лица Габриэля. Он попросту не был готов к такому, не научился забывать о своем теле, которое постоянно брало над разумом верх. Ему трудно было сравнять движения, трудно было не бояться входить до конца, и тем более – не выходить поспешно, чтобы снова двинуться вперед. Губами он чувствовал вибрацию горла Габриэля во время очередного стона, слышал свое имя, произнесенное на выдохе совершенно особенно, и сам зажмуривал глаза, понимая, что понятия не имеет, сколь долго вообще это должно продолжаться. Он считал, что кончит еще две минуты назад, но Габриэль сам подался навстречу, обхватив его шею руками со всей силы, на какую только был способен. Сэм никогда не видел, чтобы Габриэль терял самообладание хотя бы на какое-то время, но тут он был совершенно другим… Снова новым. Снова целым миром для изучения. Совершенно другим в голосе, в словах, в шепоте, в прикосновениях. Требующий и отдающий, покоряющийся и властный, в разные моменты непредсказуемый и легко угадываемый, настолько противоречивый… насколько уверенный даже в таком положении. Не смущающийся собственных стонов, покрасневших щек и мокрой груди, не стеснявшийся открывать глаза и усмехаться Сэму, прежде чем очередное движение заставит его забыть о предыдущем мгновении. Он был еще ближе к концу, чем сам Сэм, и хотя у него не хватало сил поддаваться волнам удовольствия, он все еще не мог кончить.
Но стоило Сэму провести по горячей коже, размазывая остатки крема по спинке члена, как он напрягся в последний раз. Давление на его собственный увеличилось настолько, что он и сам закусил губу, первый момент испытывая только неудобство, но в следующий… В следующий он был слишком поглощен собственным жаром, расплывавшимся от низа живота вверх и вниз, заставляя тело дрожать, а разум отключаться от действительности на какие-то считанные секунды, переживая оргазм как усилившуюся в тысячу раз передачу нервных импульсов по всему телу, от чего казалось, что тело его ничуть не сковывает.
- Наверное, мне стоит вызывать ревность почаще? – Габриэль уже давно выбросил полотенце на пол, а Сэм все еще не мог заставить себя хотя бы сесть. Резкая перезагрузка каждого сигнала и системы в теле дарили такую легкость, что ему стоило только закрыть глаза, и он погружался в сон, естественную реакцию после такой активности. Он не хотел шевелить вообще ни одной своей несоизмеримо длинной конечностью, натянув лишь до середины груди одеяло. – Я не думал о… о замене. Никогда.
- Я знаю, - пробормотал Сэм. Ему в голову не пришло бы проводить столь нелепые логические кривые сейчас, когда он не думал ни о чем и не накручивал себя. Ему было стыдно за то, что он говорил перед тем, как решиться на секс, но еще хуже оттого, что только мысль о замене и дала ему такую силу и такую уверенность. Об этом стоило забыть, но это было совершенно точно воспоминание из разряда «хочешь-не хочешь, а будешь вспоминать».
Габриэль снова лег рядом с ним, расправив простынь и подтянув подушку ближе к изголовью.
- Может быть, теперь мы наконец-то сможем поговорить с Дином? – спросил Сэм в полусне, не обнимая его в полном смысле слова, но просто оставаясь лежать меньше, чем на расстоянии вытянутой руки, которую и оставил на талии Габриэля. Тот недовольно фыркнул, помолчал, но согласился за секунду до того, как Сэм наконец заснул.
***
- Это была совершенно глупая идея с самого начала, - устало и почти капризно в который раз заявил ему Габриэль, когда они пробирались по темной мокрой аллее к светящимся вдалеке окнам Студенческого Дома. Большая папка в его руках, которую Сэм собирал только этим утром, казалась совершенно неподходящей его новому образу, тоже старательно созданному Сэмом. Бог знает, сколько сил и упрямства потребовалось младшему Винчестеру, чтобы уговорить Габриэля хотя бы попробовать побывать на собеседовании. Когда Сэм в четверг вечером, все еще чувствующий себя неуютно из-за принятого решения поговорить с братом, но все же отложенного «потому что в конце недели Дин всегда добрее», возвращался с подготовительных курсов относительно новой компьютерной системы тестирования, которую обещали ввести в Стэнфорде с этого года, он неожиданно натолкнулся взглядом на простоватое объявление о том, что в таинственный центр художественных инновации приглашают всех желающих талантливых людей на собеседования в любом направлении искусства, а так же дают советы и возможные предложения по поводу работы. Сперва он не обратил на объявление никакого внимания – реклама была дешевой и распечатанной на обычном черно-белом принтере. И все же название центра осело в его мыслях, и когда Габриэль ушел в душ уже в общежитии, Сэм решил набрать его название в интернете. Оказалось, что центр этот – первый в своем роде, почти консультативный, работающий только за мизерный процент от будущих сделок обученных талантов и состоящий почти полностью из профессоров университетов различных направлений, которые устали от того, что на экзамен ¾ приходящих людей в действительности обладают только желанием творить, но не возможностью. Приглашение всех, кто не может или уже определился с будущим обучением, было написано скромным и простым языком, ниже давался телефон, по которому можно было договориться, и адрес, который свидетельствовал о не самом спокойном районе.
