- Мы купались ночью в заливе, а бомжи поперли нашу одежду, и мы возвращались по домам через весь город по кустам, а когда залезали в квартиру одного из нас через крышу, попали на вечеринку к трансвеститам, - он закрыл лицо локтем, пытаясь не смеяться. – Из меня получилась не очень красивая женщина.
- Я хотел бы это видеть, - и Сэм тут же засмеялся сам. – Не в смысле что я такое люблю, просто это, наверное, запоминается.
- Да, поддувало здорово, - и он, не переставая смеяться, перевел взгляд с потолка на Сэма. – Иногда из этого нужно просто вырасти. Оно не всегда такое веселое и оставляет хорошие воспоминания. Разное бывало. И разные шрамы оставались, - он перевернул руку тыльной стороной наверх – у самого локтя побледневшая кожа образовывала след от давно зажившего шрама. – И с ножами бывали ребята бойкие, думавшие, что мы свою банду заколачиваем. И с мотоцикла падали. Я мог бы своим рентгеном зарабатывать нехилые деньги, бросаясь под машины с нечестивыми водителями.
- Почему вы с Дином так ненавидите друг друга? – Сэм слишком часто видел подобное, латая пьющего для анестезии Дина, отказывавшегося ехать в госпиталь. – Вы слишком…
- Так ненавидеть можно только отражение самого себя, - склонил голову к плечу Габриэль. Он давно убрал ноутбук обратно на столик, натянув одеяло до плеч. – Или того, кто отказывается подчиняться, хотя должен, исходя, опять же, из первого пункта. Тебе какой из этих вариантов придумать?
- У меня есть шанс услышать правду? – на удивление Сэм не желал так уж услышать ответ. Если это было то, что ни один из них вспоминать не хотел, оттого так ненавидя друг друга, вряд ли он сильно поможет делу, если потребует рассказать. – И есть ли хоть какая-нибудь возможность для того, чтобы вы с этим разобрались?
- Он не станет меня слушать, слишком эгоцентричен.
- Кого-то он мне напоминает, - Сэм потер переносицу – он слишком устал, чтобы вести умные разговоры ночью. Он был бы не против снять напряжение и заснуть мертвым сном, проспав первые пары, хоть раз в своей приличной и правильной жизни. Он думал о том, как, должно быть, потрясающе выглядел Габриэль на улице, убегая вместе с остальными от очередного правонарушения, будь это великолепное граффити на жилом доме или вечеринка на крыше заброшенного дома в два часа ночи. Он думал о том, насколько его привлекает эта свобода от всяких правил, в том числе своих собственных. И о том, как мог он своей правильностью привязать к себе такого, как Габриэль.
- Мы были знакомы до колледжа, - неожиданно начал Габриэль. Сэм хотел его подколоть, но что-то в выражении лица Габриэля его остановило. – Мы приехали на один из фестов, черт знает, чему он был посвящен, но вечеринки на фестах всегда ярче всех остальных, к тому же там почти всегда только выпивка и больше ничего, никакой наркоты, за которую можно просто за компанию получить срок. И там собираются люди с фантазией, хотя и не без своих приводов. Я понятия не имею, что делал там твой брат. Я пришел со своей компанией «Ангелов» - мы подражали компании Люцифера, «Архангелам» - и в каком-то роде мы пришли на соревнование. Но это как-то быстро превратилось в игру на «слабо». В этой игре ты прыгаешь с наспех привязанной к мосту страховкой прямо над рекой, в этой игре ты ломаешь аттракцион на полную мощность и выдерживаешь определенное время, там ты рисуешь за рекордные сроки на стенах муниципальных зданий, ты забираешься в больничку и целуешь первую попавшуюся медсестру – это игра на фантазию. Но еще хуже, когда остается два победителя, и их вызов прост в исполнении, но сложен в проявлении фантазии.
- Ими стали ты и мой брат? – Сэм помнил, как однажды Дин, подхватив ключи от Импалы, махнул Сэму рукой сразу после отъезда отца и пообещал вернуться через два дня, но появился только спустя неделю и долгое время вообще отказывался объяснять, где он был. – Что вам нужно было сделать?
- О, ничего сложного. Лишь сделать то, что никто не ожидает. И мы решили забраться ночью на самый верх «Золотых ворот». Со всем снаряжением, конечно, но это вряд ли было тем, чего от нас не ожидали.
- Это самоубийство, - отказывался верить в это Сэм. Он готов был убить их обоих за то, что им вообще пришла в голову эта мысль.
- Отчасти да, отчасти нет. За это была обещана в городе большая награда, первому, кто заберется ночью, и его никто не пропалит. Вот это – уже невозможно. Мы нашли тех, кто отвлечет всю полицию города в отдаленные районы, по одному парню с каждого, и дождались тумана на заливе, благо он пришел на следующую ночь. Мы забирались по параллельным опорам на самый верх. Это было опасно, холодно и страшно, страшнее всего, что было до сих пор, несмотря на то, что мы были пристегнуты, но никто не обещал, что при падении на страховке мы не разобьемся об опору. Но ты шел туда не один, от этого зависит твоя гордость, которую здорово поколебало твое собственное отражение. Я ненавидел Дина за то, что он посмел бросить мне вызов в моем городе, приехав из своего Техаса, никому не известный, но к тому моменту, как я забрался на самый верх, я почти любил его за то, что ненависть к нему заставляла меня идти дальше. Там было почти невозможно стоять, попросту опасно, поэтому до середины мы доползали на коленях, вцепившись намертво. Но это было не все задание.
- Разве этого мало? – глухо отозвался Сэм, мыслями там, на самом верху моста, на ледяном ветру, сильнее, чем способно выдержать тело, вцепившись в опору и смотря на них, одинаково упорных и одинаково в восторге от того, что им удалось сделать за счет друг друга.
- В какой-то степени. К нам привязали камеры, так что в любом случае за нами наблюдали. Подняться сюда было сумасшествием, которое требовало продуманности, и никто в действительности не собирался этого делать, несмотря на вознаграждение. На верху моста не очень многое можно сделать, чтобы удивить кого-то.
Габриэлю не нужно было договаривать, потому что Сэм понял. Он понял еще тогда, когда услышал про то, что они были знакомы задолго до. Им было столько же, сколько Сэму сейчас. Одинаково лишенные всяких границ, лишенные заботы о том, кто что скажет, желающие доказать себе и всему миру – они не хуже.
- И мы поцеловались прямо там, - все же произнес Габриэль это вслух, не смотря на реакцию Сэма. Сэму же казалось, что он совершенно лишний и всегда им был. Все, что было до сих пор – он попросту напоминал Габриэлю брата. Куда Сэму до Дина – он не имеет того внутреннего стержня, который держит на плаву его брата, не уверен в себе так же, как он, да и вовсе, не знает о том, красив ли он и имеет ли это в действительности какое-то значение, и, тем более, у него нет никакого опыта ни в чем вообще. И все же он не мог попросить Габриэля перестать – он сам попросил рассказать об этом. - Но если бы дело было только в этом, мы не стали бы врагами, - он усмехнулся, закладывая руки за голову, - мы целовались еще раз. Когда возвращались в дом, где ночевали со всеми гостями феста, сразу же после того, как обычная пьянка начала выводить из строя окружающих. Она вывела и нас, и эйфория, которую было не понять никому, кроме нас – ей нужен был выход. В шестнадцать, пожалуй, есть только один выход любой сильнейшей эмоции, и я не удивлен сейчас, что тогда мы оказались…в таком положении. Ничего не было, кроме доли взаимопомощи и некоторого поспешного продолжения, но нас едва не застали, и следующим же вечером он потребовал от меня молчания с ножом у горла.
- Он ненавидит тебя только за это? – хрипло спросил Сэм, не понимая, почему все еще сидит здесь вместо того, чтобы уехать куда-нибудь. Чтобы выпустить всю ту злость, которая копится в нем. Чтобы впервые в жизни сделать что-то неправильно. Ему нужно было сделать хоть что-нибудь, прежде чем он лопнет от переизбытка гнева.
- Нет, - покачал Габриэль. – Он ненавидит меня за то, что я отказался забывать. И более того – я снова пришел к нему за этим. И он сломал мне нос, - он коснулся горбинки у самой переносицы. – Может быть, я был в него влюблен. Для тех, кому не нужен никто и кто вполне самостоятелен, не требующий внимания, а соревнования, заставляющий делать вместе невозможное – единственный вариант, как мне тогда казалось, - Сэм не был уверен, что сможет дослушать. Быть заменой – лучше и не придумаешь. Он ненавидел в тот момент и Дина, и самого себя. Брата за то, что он отказал Габриэлю, что для Сэма даже звучало невозможно, и себя за то, что он так себя унижает в собственных мыслях. – Теперь я только лишь указываю ему на его панический страх, на его слабость, на его трусость. Само мое существование заставляет его помнить об этом. Когда он увидел меня в первый же день, он первым начал войну, а я нашел забавным прикалываться над ним. Но я не ненавижу его. Я лишь сожалею о том, что когда-то считал себя не равным ему.
