Габриэль выпрямился, снимая наушники на шею и потягиваясь. Он провел ладонью по шее и размял ее, склоняя голову к одному, а затем к другому плечу. Пальцы случайно задели шнурок, оплетающий шею, и Сэм неожиданно не нашел в себе сил отвести взгляд. Поддев шнурок, Габриэль неосознанно провел под ним по шее, как будто завязал слишком туго и теперь не мог привыкнуть к этому, развязал, подняв руки, и тут же завязал, но уже ниже, у самого основания шеи. По краю выступающей ключицы и натянуто над ямкой над грудиной – едва ли на самом деле вполовину так отвлекающе, как это было для Сэма. Трудно было найти ему слова, чтобы самому себе описать, что происходит, но момент объяснений был упущен – его уже заметили. Раскрыли. Специально для него Габриэль потянул вниз ворот свободной футболки, и оставалось только жалеть, что это футболка. Что это не рубашка, из которой можно было устроить целое впечатление.
Что хуже всего, Сэм уже знал, каково это – прикасаться к его коже, воспринимая все окружающее слишком замедленно, но их обоих – слишком быстро. Еще хуже было Сэму осознавать, что он не отказался бы еще раз оказаться в этом странном взаимодействии, лишавшим всяких сомнений и вопросов. Оно просто было, и нельзя было задать к нему вопрос, попробовать остановить. Оно тянуло Сэма к Габриэлю, оно заставляло его сейчас мечтать, чтобы никто больше не заметил, насколько он покраснел, оно заставляло его изменить позу за столом, потому что он попросту был возбужден. Одними лишь на первый взгляд не несущими никакого намека движениями пальцев, напоминавшими ему то, что уже было. Первый раз, странный и незнакомый, медленный и обучающий, и второй, когда никакого шанса остановиться не было – он только желал оказаться еще ближе и снова и снова ощущать ответ, причину того, почему его тело реагирует совсем по-иному. Почему он реагирует так тогда, когда к нему прикасается Габриэль. Слишком запутано и одновременно так просто, отчего он не может окончательно признать это.
«Дошло, зачем?».
«Прямо так и накрыло».
Габриэль усмехнулся и снова перебежал к нему на ряд, перечеркивая даже саму возможность справляться с этим новым знанием в одиночку. Он хотел убрать наушники в сумку, бог знает когда успев с утра их взять, но Сэм попросил их себе, отчаянно желая знать, что заставляло Габриэля испытывать насколько глубокое погружение только что. Звук полицейской сирены в тишине и утягивающий за собой новый ритм, и снова какой-то ночной клуб встает перед глазами, случайное знакомство в южном городе, обязательно южном, где так жарко, что жизнь идет ночами, случайный танец и громкое предупреждение, просьба уйти, пока это не случилось, притяжение, невообразимое, с первого взгляда, опасность, которую готов причинить тот, кто предупреждает. Он знает, что от него не уйти, каждую ночь он находит кого-то, кого влюбляет в себя – сколько разбитых сердец он оставил за собой? Столько он привлечет еще(2). Она завлекала, пусть казалась Сэму равнодушной и насмехающейся. Это была песня желания, и он едва ли понял, почему Габриэль слушал ее прямо сейчас. Не снимая наушников с предупреждением, звучащим в ушах, он смотрел на то, как Габриэль рисует в его тетради одному ему понятные наброски, несколькими линиями, но так похоже на самого Сэма. Сползающими с запястья браслетами водя по бумаге, он рисовал рядом с Сэмом себя. То, зачем он одевал их каждый день. То, что для Сэма оставалось загадкой, а для него было ясно.
Сэм перевел взгляд с него на ряды пониже. На одном из них из самых последних групп несколько девушек переговаривались и смеялись, поглядывая на них. Не на них – на Габриэля. Взгляды, которые Сэм никогда не ловил на себе. Те, которые обычно бросали на его брата. Это была только его проблема, Габриэль ее не разделял – старше, пусть он и говорил, что ни с кем не был, он давно был из тех, кто вызывал желание и отвечал на него. Забавлялся, заставляя Сэма хотеть того, о чем он никогда не думал. Его интересовало только то, как Сэм реагировал – наверное, не отличаясь по силе ответного желания, но с таким удивлением и любопытством, что, вероятно, только этим мог удержать кого-то.
Рисунок стал гораздо ярче. Рядом с Сэмом Габриэль нарисовал Дина, но на значительном расстоянии. Дин обнимал за талию темноволосого дорисованного только отчасти парня, похожего на Кастиэля, с каким-то выражением лица, Сэму незнакомым. Но, что гораздо более важно, рядом с самим нарисованным Сэмом, совсем рядом, стоял Габриэль, встающий на носочки и тянущийся за самим Сэмом, его целующим. Неужели это на самом деле выглядело так забавно – руки Сэма закрывали почти всю спину Габриэля, и сам он казался невероятно маленьким по сравнению с Гейбом.
Смех с передних рядов звучал для него слишком громко, громче, чем должно быть. Он пытался поймать взгляд Габриэля, но тот продолжал рисовать, не обращая на Сэма никакого внимания.
- Знаешь, за то время, которое ты тут страдаешь, ты давно могла бы спросить и успокоиться, - Сэм не уверен, не послышалось ли это ему. – У него вообще-то мозгов нет, но это, конечно, дело твое, - и голоса замолкли под строгим взглядом лектора.
- Как ты думаешь, где Дин? – спросил Сэм у Габриэля, силясь прогнать ревность, мгновенно вспыхнувшую внутри него.
- Там же, где был бы ты, если бы ринулся защищать, - прост был ответ. Наконец Габриэль дорисовал и оттолкнул тетрадь, снимая наушники с шеи Сэма. Рисунок был разделен, каждый из братьев стоял на своей половине, а за спиной Сэма… За спиной Сэма были нарисованы ворота Стэнфорда. Он удивленно посмотрел то на рисунок, то на Габриэля, то снова на рисунок и хотел спросить, останавливая руки Габриэля, заставляя его оставить наушники на шее. Габриэль молча смотрел на него, опуская взгляд. Это был его способ сказать, что это не просто так? Чертова лекция, чертовы люди вокруг. Ему нужно прямо сейчас спросить, когда он может найти в себе силы спросить об этом.
- Гейб, - он сжал его руки так сильно, как только мог. Но у них до сих пор не получалось отвечать на произнесенные вслух вопросы. Сейчас слишком многие могли случайно посмотреть на них, даже то, как они сидели, касаясь только руками. Представить только – еще три года, и в университете, разве это не обещание и не объяснение? – Но это ведь не…
- Беркли не так далеко, как ты думаешь, - Габриэль все еще смотрел на свои руки, почему-то не решаясь смотреть на Сэма. – В одном штате, - добавил он, и Сэму больше не нужно было слов. Он прижался лбом ко лбу Габриэля, не решаясь сказать последнее, что разделяло их. Габриэль медленно выдохнул, убирая ладони с наушников на его шею, поглаживая под самыми кончиками волос.
- Перерыв, - громко объявили откуда-то снизу, и Габриэль немедленно поднялся на ноги, утягивая Сэма за собой. Подхватив сумки, они сбежали по лестнице к выходу. Девушка, что еще недавно обсуждала с подругой и набиралась смелости, только выбиралась из своего ряда, оказавшаяся невысокой блондинкой, окликнула Габриэля, но он ее не слышал. Сэм извиняюще посмотрел на нее и с восторгом – на все еще сцепленные руки. По коридорам колледжа, в закрытое сейчас на ремонт крыло, резко останавливаясь и отбрасывая сумку – и на этот раз Сэм даже не замечает, как его руки обнимают Габриэля. Вовремя выставив вперед руку, Сэм не позволил Габриэлю удариться спиной о стену, но и не был в силах контролировать резкие движения. Он отвечал на поцелуй, забыв обо всех вопросах, не позволяя Габриэлю отстраниться, прижимался губами к его губам, нарушал любой порядок обычного поцелуя. Не нужно было страсти, чтобы сводить Сэма с ума, не нужно было явного возбуждения, требующего разрядки. Сэмом правило смешение чувств, в котором была благодарность, неверие и оттого страстное желание попробовать – вдруг это на самом деле то. Габриэль смеялся, когда Сэм целовал его шею, не заботясь о том, насколько неловко получалось. Горячая кожа под его ладонями, изгиб спины с впадиной вдоль позвоночника, сильное и податливое в то же время тело, льнущее к нему.
- Гейб…мы… встречаемся? – все же спросил он, отрываясь от губ и целуя его подбородок. Слова прорывались сквозь поцелуи, которыми он изучал лицо Габриэля – его скулы, его щеки, его лоб. Всюду, где успевал поймать уворачивающегося Габриэля, удерживая его от холодной стены своими руками. Теперь это было не обязательство – иметь хоть какой-то опыт в поцелуях. Теперь это было его собственное желание.
