В дверь постучали и проговорили «Пицца!».
Точно шоу.
- Я смотрел фильмы, там обычно не погибают от такого, - произнес авторитетно Кастиэль. От его слов град из пуль неожиданно прекратился, а может, это было простым совпадением. Дин, одной рукой удерживая Кастиэля за плечо – не дай бог полезет туда, другой пытался нашарить рядом с собой хоть что-нибудь. В воздухе висела бетонная пыль от пуль, что царапали голые стены. Он наткнулся на что-то железное, после чего вспомнил, что это была старая банка с краской, оставшаяся еще от первых попыток отремонтировать эту квартиру лет двадцать назад каким-то оптимистом. Пыль оседала слишком быстро, так что у Дина было не так много времени. Он открыл засохшую крышку ножом из ботинка и плеснул ее ровно там, где мог увидеть стрелок из дома напротив. Темно-красное пятно должно было отвлечь этих гостей, которые, как полагал Дин, явились по его душу, так как денег у него все еще не было. Долги не прощают, даже тем, кто не может их отдать. Почему же они так медлили?
Дин выглянул в окно. На первый взгляд никого не было в темных окнах напротив. Он скосил глаза, зная, что боковое лучше различает оттенки. Но ничего похожего на прицел не промелькнуло. Он увидел, как из склада выходит быстрой походкой человек. То, что он был один, не обещало Дину хэппи-энда. Он не помнил, сколько был должен – штук двадцать, но для таких ребят сам факт долга стоило очень много. Особенно, если о нем кое-кто знал. Если бы Дин остался в живых, это значило, что ребята были не так круты, а значит, долги им можно не отдавать. Это такой удар по репутации для них, что задержка в месяц уже была странной. Или его мытарства по квартирам и работам сбили их со следа?
Некогда было думать.
- Пошли, - он потянул Кастиэля за собой. Открыв дверь, он обнаружил там мальчишку-разносчика. Тот с любопытством посмотрел за спину Дину – он думал, что это звуки телевизора. Дин не дал ему разглядеть следы от пуль и протекшую по косому полу краску, отдал деньги и сунул коробку руки Кастиэля. Раз уж парень привязался за ним, пусть хоть так помогает. Дом был старый, из тех, что обладал черным входом, о котором знали лишь те, кто в доме жил. Строили эти дома еще старые переселенцы, которые должны были иметь шанс уйти при облаве полиции, так что выходы эти обычно располагались бессистемно. Дин был бы плохим ребенком улицы, если бы не предусмотрел и этого. По черной душной лестнице, где едва было место для одного человека, он спускался, пропустив вперед себя Кастиэля. Он был готов подумать, что это псих привел плохих ребят к нему, но проще было поверить в совпадение.
Они уже были у входа на улицу, когда наверху хлопнула дверь. Дин едва успел вытащить Кастиэля на улицу прежде, чем прогремел первый выстрел. Дин забаррикадировал дверь мусорными баками, что столкнул ногой, после чего побежал к Импале. Он никогда не оставлял машину к парадного входа – старая привычка, ничего больше. Взвизгнули колеса, когда он резко вывел машину из переулка на улицу. Вслед им тоже стреляли, но скорее от разочарования. Дин не считал себя супергероем, но то, как ему дико повезло, все же оценил.
- Я верну тебя в больницу, - произнес Дин сквозь зубы.
- Вкусная пицца, - ответил Кастиэль, как будто не слышал Дина. Он откусывал маленкие кусочки от одного из шести больших кусков и вообще, кажется, ни о чем не переживал. Его тетрадка все так же лежала на коленях.
Звонок телефона Дин предвидел, однако никак не ожидал увидеть там номер Бобби.
- Да, Бобби, ты ужасно невовремя, - признался он в трубку, то и дело смотря в зеркало заднего вида. Однако все было спокойно, и вечерние улицы не баловали машинами. Дин сбавил скорость и остановился на светофоре.
- Дин, тебе лучше вернуть этого бедного парня в больницу прямо сейчас. Если ты этого не сделаешь, то тебя посадят лет на десять, - голос Бобби был так тяжел, как никогда прежде. Дин нахмурился, не понимая, о чем он говорит. – Украсть человека из больницы – это серьезно. Я не знаю, зачем он тебе понадобился, но лучше верни его прямо сейчас, и мы собьем срок, - для Дина эти слова были раскатом грома. Он посмотрел на Кастиэля, что молча и довольно тихо себе ел пиццу, как будто никогда в жизни вообще ничего подобного не пробовал. Он доел один кусок и прикусил палец, смотря то на другие, то на Дина. Дин махнул ему рукой, мол, ешь. Он был занят тем, что слова Бобби снова и снова крутились в его голове.
- Но я его не крал, - только и произнес он, не в силах сдвинуть машину с места, хотя сигнал давно сменился на зеленый. – Какого черта, Бобби? Зачем мне вообще какой-то парень из психбольницы?
- То, кого ты предпочитаешь, только твое личное дело, но судя по камерам наблюдения…
- Кого предпочитаю? О чем ты вообще? Да, они меня не взяли, но это же чертова психбольница, Бобби, я не так отчаялся, чтобы… - Дин случайно увидел беззвучно ехавшую к ним полицейскую машину. – О, отлично. Ты объявил меня в розыск? Я просто уехал к отцу, Бобби, ничего больше.
- В твоей квартире была стрельба, Дин. Я знаю, что не похож на того, кому можно доверить все секреты, но мне казалось, что я заслужил право на объяснение. Зачем тебе этот мальчик, Дин? Отпусти его. Ему нужно продолжать лечение, - Бобби говорил с ним, как с умалишенным. Кастиэль ничего не замечал, поглощенный пиццей. В этот момент он больше всего был похож на психа. И если бы не одно обстоятельство, Дин вернул бы его тут же через пять минут.
- Что значит собьем срок, Бобби? – тихо спросил он. Полицейские приближались. Они остановились у машины сразу за Дином, посветив в окно фонариком. Оставалась минута или две до того, как они подъедут сюда. – Это значит, что меня посадят в любом случае? Но я не крал его, почему ты не слышишь меня…
- Спасибо, Дин, - только и сказал Кастиэль. По всем законам подлости мобильной связи Бобби услышал это так хорошо, как если бы Кастиэль сказал это в трубку. Бобби молчал. Полицейские останавливались. Дин решал.
Он стартанул с места так быстро, как только Импала вообще могла это сделать. И Дина, и Кастиэля вжало в сидение. После этого момента никакого пути назад больше не было. Гордости больше не было. Он ехал к отцу, потому что впервые в жизни не мог решить свои проблемы сам.
***
Улица поражает. Кастиэль не боится, потому что идет за уборщиком, а тот кажется ему неотделимой частью улицы. Кастиэль видит людей, идущих мимо них, но все они какие—то подобные его соседям по палатам. Они некрасивые и нелюдимые, неуверенные и забитые, и Кастиэлю хочется их пожалеть. Из-за этого они не видят, что мир вокруг настолько прекрасен. Как же чудесно знать, что ты просто можешь идти по улице, и никто тебя не спросит, куда ты идешь. Уборщик даже не знает, что он сделал для Кастиэля, но Кастиэль уже не уверен, так ли был хорош его план, если он из-за него неожиданно оказался на свободе. Когда уборщик подошел к машине, Кастиэль поначалу испугался. Он видел машины в фильмах, но не знал, как они работают. Он на всякий случай попросил шепотом у машины прощения, после чего обнаружил, что сзади открывается крышка, кажется, это было багажником. Он совсем немного открыл ее и скользнул внутрь, надеясь, что уборщик его не заметит.
Кастиэль умел абстрагироваться от неудобств. В багажнике пахло так сильно, что его поначалу замутило. А может быть, виновата была езда по дороге с крутыми поворотами и тряской, но Кастиэль не смог даже вовремя заметить, что машина больше не едет. Он выскочил из багажника, дыша как можно глубже. Тем временем он уже не успевал - уборщик вошел в дверь высокого дома. Кастиэль рванулся за ним, оббегая какую-то женщину с тяжелыми пакетами. Она тоже была некрасивой. Кажется, она плакала. Но Кастиэлю было некогда думать. Голова чуть кружилась от того, как глубоко он дышал. Он бежал за уборщиком по лестнице весь путь наверх, до квартиры, когда понял, что больше не может. Он сел на ступеньках и просто дышал. Пусть его тело сдавалось, его душа пела от того, насколько же он свободен.
