Не зря он чувствовал, что нужно это сделать как можно скорее. А этот уборщик взял и помешал ему. Как будто ему не все равно. Но это, конечно, не так, ведь всем «оттуда» на него все равно.
========== Часть II. Кастиэль решает сбежать. ==========
Дин домывал последние палаты, когда понял, что его рабочий день официально закончен. Он домыл безликую комнату, стараясь не думать, смог ли бы он сам жить в подобном месте, после чего собрал весь инвентарь обратно на тележку и закатил ее в кладовую. С того момента, как все пациенты сбежались на его крик, и только один – тот самый высокий – сообразил, как помочь Дину, они все попрятались по комнатам для занятий и оставались необычайно тихими. На крик Дина не пришла ни одна медсестра. Это его настолько поразило, что он, вероятно, решил уйти еще прежде, чем об этом его попросила мисс Свинс в конце рабочего дня. На самом деле все было так.
Любопытствующие пациенты обступили Дина с бесчувственным, но все же живым парнем на руках, тогда как сам Дин понятия не имел, что с ним делать. Высокий мальчик помог ему стащить простыню, и вместе они кое-как сняли ее с шеи Кастиэля. То, что она была даже в сложенном виде так широка для его весьма маленькой шеи, в какой-то степени его спасло. Простыня выступила скорее надежным корсетом, нежели приспособлением для того, чтобы ее сломать, а маленький вес только способствовал этому. Кожа на шее потемнела, но постепенно краснота с некоторой долей синего спадала. Дин успел настолько вовремя, что удушение только вызвало обморок и больше ничего. Пациенты, поняв, что шоу не будет, разбрелись кто куда, и даже мальчик, подумав, не нашел причин оставаться, хотя они вроде бы были друзьями.
Дин остался один с, как он подумал, ребенком на руках, пытавшимся покончить с собой. Он сделал все, на что хватило его образования: проверил, что есть пульс, да попробовал послушать дыхание, конечно, хриплое и сбитое в обычном ритме, чуть ускоренное. Он выглянул из этого отделения больницы ровно в тот момент, когда одна из медсестер, выйдя из себя, ударила маленькую девочку, которая всегда смеялась, и та упала на пол. Вместо того, чтобы заплакать, она снова засмеялась, и медсестра просто ушла, оставив ее так. Раздражение захлестнуло Дина в один миг, ведь он никогда не уславился спокойным характером. Он закрыл дверь этого отделения больницы, прежде чем вернуться к бессознательному мальчику. Вероятно, если бы на помощь пришел кто-нибудь из медперсонала, то мальчику бы помогли, но его положение стало бы еще невыносимее, чем прежде. На какую-то долю секунды Дин представил, что было бы, если бы из дурдома можно было бы забирать людей так же, как животных из приюта, но вовремя вспомнил, что даже самые добрые люди обычно самые жестокие. Нормальный человек вряд ли бы захотел принимать в семью того, у кого не все дома, даже если он не агрессивен и вообще напоминает ребенка. Было совсем не трудно поднять парня на один из массажных столов, однако чем дальше он не приходил в себя, тем больше Дин сомневался, стоит ли ему и дальше не сообщать о случившемся. Простыню возмущенный Барон забрал, заявившись на шоу, точно так же, как и хромоногий дедушка – свою табуретку, так что основных следов преступления не было. Этого парня он не знал, и хотя ему было его жалко, как бывает жалко бродячее животное, он даже не подумал сообщить, чтобы за ним следили тщательнее. Вероятно, Дин уважал и решение уйти из жизни, просто не хотел, чтобы это случилось в его первый рабочий день на последней работе, что у него осталась. Так что он отправился мыть душевые, открыв дверь, если вдруг мальчик очнется.
- Зачем? – тихий шелест вместо голоса напугал Дина в сумрачной душевой как из фильма ужасов лучше, чем это сделал бы обычный голос. Он обернулся, чтобы увидеть нетвердо стоящего на ногах мальчика – или теперь казалось, что он не так и молод – парня, чьи горящие от гнева глаза лучше всего говорили Дину о том, что он кругом поступил неправильно. – Разве я тебя просил? – он говорил с трудом, и Дин списал это на попытку себя задушить без какой-нибудь задней мысли.
- А я просил вешаться в первый мой рабочий день у меня же на глазах? – в тон ему спросил Дин, так же раздражаясь. В первый раз в жизни он, может быть, сделал что-то правильно, и вот, нате, парень его еще и обвиняет! Чем больше Дин к нему приглядывался, тем больше ощущал, что это не мальчик, а действительно парень, притом одного с ним возраста. Он цеплялся за косяк двери и не сводил с Дина пылающего взгляда. Говорить ему было бесполезно, тем более это же дурдом, тут вообще слова ничего не стоили. – Всегда пожалуйста, - буркнул он, отвернувшись от двери спиной. Потом похолодел, подумав, что такой призрак человека может его и двинуть по хребту, а ищи его в этой больнице. Потом развернулся, чтобы проверить, там ли парень, но его уже не было.
Так что Дин постарался расслабиться и закончить работу хотя бы откровенно вовремя. Поначалу обычный труд избавил его от всех мыслей, однако чем ближе был вечер и конец рабочего дня, тем больше Дин понимал, что он здесь не сможет работать. Он был тенью в игровой комнате, наблюдая за жизнью обреченных вечно обитать в четырех стенах людей, и понимал, что они по-своему здесь счастливы, хотя персонал обращается с ними, как с отходами. Он видел, как грубо медбратья таскают еле живых старичков в эту комнату и как медленно они отходят в мир иной, сидя в одном из неудобных кресел. И рядом же с ними играли немногочисленные дети, пугая окружающих сумасшедшим взглядом – они такими родились. Здесь была в высшей мере угнетающая атмосфера, а Дин и так контролировал себя слишком плохо.
Он закрыл кладовку, понимая, что больше не вернется. Шел по коридорам мимо автоматических дверей, не замечая, что за ним бесшумной тенью крадется еще кто-то, настолько маленький и быстрый, что успевал проскальзывать в двери за Дином. Сам же Винчестер был больше занят тем, что отгонял мысли о будущем. Не ценой работы в таком ужасном месте, нет.
- Добрый вечер, мистер Винчестер! – встретила его мисс Свинс, вставая из-за стола. Она обняла его так, что Дин задохнулся не от силы объятий, а от запаха пота, что перебивался запахом дезодоранта. – Мне так жаль, что вы оказались неподходящей кандидатурой, - и не отпускала его, не отпускала, пока Дин не отпихнул ее от себя – вежливость и потребность жить даже не могут быть поставлены в одном предложении. – Мистер Клитч сказал мне, что вы прекрасно справились с уборкой, однако вы же понимаете, что если наши пациенты способны вас обмануть или обхитрить, то мы не можем и дальше так рисковать! – Дину показалось, что она лукавит, хотя потребность в уборке для больницы была первостепенным делом. Может быть, это было как-то связано с шикарными перстнями на ее руках, дорогой машиной под окном и пьющим персоналом? Дин не был Шерлоком Холмсом, но в подобном мире он вращался, пока был подростком, и прекрасно знал обо всем этом.
- А мне то как жаль, - соврал, глядя прямо в ее блеклые глаза, Дин. Он уже мысленно набирал номер телефона отца. Все относительно: стоило ему посмотреть на сумасшедший дом, как вся его гордость перед отцом как-то заметно исчезла. Да, его отец забыл своих детей, считая, что они уже взрослые, однако Дин его не забыл и знал, что возможность помощи от него всегда существует, потому что он не сумасшедший. И этот факт в этих стенах показался достаточно значимым. Так что он забрал деньги за первый рабочий день – смешные, на них нельзя было даже до дома на автобусе доехать, после чего отправился к Импале.
И чем дальше он шел по коридорам от сумасшедших людей, тем легче ему становилось на душе. Тени, следующей за ним, он так и не заметил.
***
Кастиэль еще никогда не приходил в себя после обморока. Это такое странное ощущение, похожее на второе рождение, и поначалу он просто лежал и радовался тому, что родился. К тому же, все тело было подозрительно легким, как после того, как однажды летом, в страшную жару, им позволили выйти на поросшее травой поле и где они с Гартом играли в воображаемый футбол до полного истощения. Дышать было трудно, но Кастиэль умел не обращать внимания на боль в своем теле, потому что в четырех стенах обычно никто не мог помочь ему. Он обходился сам с самого детства, и то, что вместо дома теперь больница, ничего не меняло – он вежливо бы отказался, если бы знал, о чем говорить и как это делается, и пережил боль самостоятельно. И так, сама по себе, она перестала сильно его донимать. Болело горло, и Кастиэль подумал, что простудился. Вспомнил, что мисс Свинс не переносит, когда пациенты болеют простудой. Вспомнил, что на улице лето. Вспомнил, что его план не удался потому, что кто-то спас его.
