Он судорожно прижал обеими ладонями руку Дина к своему животу. Кастиэль даже дышал через раз, и это было слишком легко заметить. Дин попробовал высвободить руку, но Кастиэль даже не отреагировал. И тогда Дин поцеловал его снова, пользуясь приоткрытым ртом, скользя губами по губами, прикасаясь языком к ним и не решаясь пройти дальше. Кастиэль поначалу просто лежал, не зная, как ответить, но первый же его ответ показался Дину уже не таким простым – он сумел понять, на что это похоже. И теперь он снова улыбался, сумасшедший, от одного настроения к другому, так легко, как никогда не светит Дину. Он целовался самозабвенно и слишком быстро учился, отпустив руку Дина и мгновенно переплетя руки за его шеей. Он не возражал. Ни разу за все то время, что Дин пытался найти ответ на вопрос, почему он это делает и действительно ли это нужно. Как же ему тяжело понять, где то, что стоит делать, а где то, что не стоит делать. Почему весь этот талант ушел Сэму?
Он скользнул ладонями по нежной коже живота к бокам и выше, к груди, не представляя, почему никогда раньше он не замечал своей симпатии к подобной стройности. То, настолько Кастиэль был гармоничен в своей стройности, почему-то заводило его сильнее всего. Ведь он мог бы найти девушку ради стройности, но Кастиэль был другим и определенно более желанным в тот момент. Дин замер, пытаясь понять последнее, что его удерживало: хочет ли он просто воспользоваться тем, что у Кастиэля никого не было или он действительно хочет этого для себя и одновременно для Кастиэля? Почему все так трудно.
Кастиэль робко подтянулся на руках и прижался к Дину всем телом, пряча взгляд. Он уткнулся лбом в изгиб плеча Дина, едва лишь застонав от того, как мягко легли руки Дина на его обнаженную поясницу. Ладони скользнули по ямочкам у основания спины, едва заметным, и Кастиэль опустился обратно – его руки не могли выдерживать вес тела даже такой короткий промежуток времени. Он зачем-то скрестил руки на груди, отчаянно краснея – на бледных щеках это выглядело слишком неестественно, но Дин без труда развел их в стороны. Он искал в синих глазах хоть каплю неуверенности. Но вместо этого видел лишь восторг и восхищение.
Кастиэль не дал ему произнести и слова. Он воспринимал это как игру, в которой каждый новый опыт стоило тут же использовать. Он коснулся кончиком языка губ Дина, проведя меж них, едва ли проникая внутрь, когда Дин поймал момент и позволил их языкам столкнуться. Кастиэль едва заметно дернулся навстречу навесающему над ним Дину, как будто бы… Как будто бы был возбужден. Он покраснел, снова отстраняясь от губ Дина, еще сильнее, когда понял, что Дин это заметил. На нем не было никакой одежды вообще, а потому эрекция была настолько заметна. Судя по его удивлению и стыду, он никогда не испытывал ничего подобного, но должен был знать об этом. Как воспитывают детей в таких больницах? Вряд ли объясняют, как и с кем. И потому Кастиэль не возражает против того, что для многих является отвратительным.
Спать с представителем своего пола.
Дин снова провел по его волосам, не зная, как еще отвлечь. Ему показалось, что если бы Кастиэль возненавидел себя за эту реакцию, Дин бы больше не смог себя сдерживать. Он сделал бы все, чтобы доказать Кастиэлю, что это нормально. Что это правильно. Но, кажется, он недооценил доверие Кастиэля к себе, потому что парень просто расслабился. В тот момент, когда Дин ожидал от него смущения, Кастиэль попросту расслабился.
Дин прижался губами к его шее. Каждый поцелуй был необычным, потому что каждая реакция Кастиэля была уникальной. Он то смущался, то подавался навстречу, то изгибался на кровати от простых поцелуев над ключицами, то сдерживал себя из последних сил, когда Дин ласково провел языком по напряженному соску. Кастиэль издал неопределенный звук и тут же закрыл себе рот обеими ладонями, впервые пугаясь своей реакции. Но Дину не составляло развести его руки в стороны и повторить то же с другим соском. Кастиэль прикусил губу, вероятно, до боли, но не издал не звука. Он догадался поднять руку и сжать в ладони короткие русые волосы Дина – рукам он доверял больше, чем голосу.
Дину некуда было спешить. Уже завтра он предстанет перед отцом и Сэмом и признается во всем. Они оба стали достаточно влиятельными людьми, чтобы вытащить Дина из всего этого. Однако Дин не хотел думать о будущем унижении. Он хотел отвлечься, но стыд за использование для этого Кастиэля быстро прошел – ровно тогда, когда от гибкого тела, что так и норовило прижаться к нему, Дин начал возбуждаться сам, бесконтрольно, дико и как никогда раньше.
Он на мгновение сел на кровати, чтобы стянуть джинсы. Отвлекшись, он даже не заметил, как Кастиэль сел на колени позади него и прижался грудью к его спине, жарким, гибким телом, обвивая руками и слепо скользя по выступающим мышцам груди. Он смущенно и горячо дышал в шею Дину, отказываясь отпускать его, и был смущен еще больше, когда Дин перехватил одну из его узких ладоней. Не было места словам. Он прижал руку Кастиэля к все еще скрытому тканью трусов своему возбужденному члену, надеясь, что это поможет ему не чувствовать себя неловко. Кастиэля одолевало скорее любопытство, чем смущение. Длинные пальцы вмиг обвили ствол прямо сквозь ткань, заставив Дина инстинктивно выпрямиться. Ведь Кастиэль не должен был знать, что делать, так почему он двигает рукой, как будто знает…
Дин зарычал. Он не подписывался на это. Чем дольше Кастиэль скользил рукой по его члену, тем больше Дину хотелось отбросить все ненужное и попросту завладеть Кастиэлем. Он ведь не самый хороший человек и точно не самый высокоморальный. Возможно, он хотел Кастиэля с тех пор, как увидел. Это отвратительно, но это могло быть правдой. Ведь он был по-настоящему привлекателен и желанен для прикосновений. Он был для них создан.
Дин с трудом отнял руку Кастиэля, чем вызвал его непонимание. Вероятно, Кастиэль от природы обладал талантом угадывать то, как правильно вести себя в постели и никогда не имел возможности это испробовать. Такие люди никогда не проваливают первый раз. Потому что он представляют второго как механизм, которым можно управлять. И когда-нибудь Дин бы ему позволил, но только не в этот день. Он снова оказался сверху, проведя кончиками пальцев по губам Кастиэля. Тот неожиданно прикусил один из них, широко при этом улыбаясь – игра, но почему же он воспринимает это игрой, в которой надо быть лучше, быстрее…
Дин проклял себя за попытки обладать святым терпением, потому что тонкая талия вновь оказалась под его ладонями, а горячие бедра тесно прижимались к его собственным. Кастиэль не знал, что последует дальше, но интуитивно догадывался, что нужно его телу – контакт, чем ближе, тем приятнее он будет. Дин сжал его слишком сильно, поперек спины, жалея, что он не может попросту войти, просто отдаться старым, как мир, движениям, потому что только это удовлетворило бы его полностью. Но, вероятно, Кастиэлю будет больно. Сам Дин не помнил своего первого раза – слишком давно это было.
Кастиэль позволил уложить себя хотя бы на бок. Он не жаждал немедленно разобраться с незнакомым ощущением потребности, но легко потирался о бедро Дина. Его колено скользнуло по бедру Дина вверх, и Дин не мог представить, как выглядело бы его интуитивное чувство секса с достаточным количеством опыта. Его и без того трясло, как сильно он хотел достичь разрядки – на этот раз возбуждение было слишком стремительным, слишком сжигающим, а Дин давно не был слишком молодым, чтобы удерживаться как можно дольше. Он провел ладонями меж бедер Кастиэля, надеясь, что это его не испугает. Кастиэль застонал впервые так громко – и звук его голоса, не контролируемый, едва слышный и грудной стал для Дина новым испытанием. Дин провел, едва касаясь ладонью, по его члену, ожидая непредсказуемой реакции, какая бывает в первый раз, но Кастиэль лишь сжал его плечо, отказываясь отпускать хоть еще один стон. Он смотрел на Дина потрясающе потемневшими синими глазами.
Это не могло продолжаться вечно, но Дин был удивлен, узнав, что прошло аж три часа прежде, чем он решился проникнуть в Кастиэля пальцами. К тому моменту и он, и Кастиэль успели достичь разрядки, притом хаотично, неловко, не разбирая, где чьи руки и потому так, словно это был первый раз для них обоих. Кастиэль был поглощен оргазмом и одновременно удивлен ему. Он широко раскинул руки и сжимал в кулаки простыни, с закрытыми глазами переживая новую и новую волну, что накрывала его и раскрывала перед взглядом Дина. Все его тело изгибалось в мучительном наслаждении, заставляя Дина испытывать что-то похожее на восхищение. Точно такое же, с каким Кастиэль смотрел на него.
