- Если хочешь, иди первым, - пробормотал он невнятно, и Кастиэль посмотрел на него тем самым взглядом. Он задержался на щеках Дина, на его губах и как будто задумчиво кивнул. Он попросту пошел в сторону ванной. Дин же проводил его взглядом, не представляя, что происходит. Он вообще был не лучшим в том, как удержать контроль над ситуацией. Он смотрел, как Кастиэль пытается стать незаметным под взглядом Дина, как поникают плечи и как он теряет мгновенно все, что делает его особенным. Он закрывается. Мог ли он всю свою жизнь молчать? Мог. В таком состоянии он был меньше всего похож на нормального человека, это правда.
И Дин не мог видеть этого. Он многое в своей жизни сделал неправильно, но сейчас это было не так важно, как помочь кому-то понять, где это самое «правильно». Он сделал шаг вперед прежде, чем даже понял, что он собирается сделать. По сути – ничего. Просто быть рядом, особенно если для Кастиэля это почему-то так важно. Он бесшумно подошел к замершему в дверях Кастиэлю, парню, который действительно никогда не имел шанса жить нормальной жизнью. Рядом с ним Дину хотелось быть лучше в основном потому, что у него этот шанс был. И он его так бездарно просрал.
Кастиэль даже не вздрогнул, когда Дин положил ладонь меж его лопаток. Не было таких слов, чтобы объяснить происходящее. Не было таких слов, чтобы исправить то, что они уже сделали неправильно. Кастиэль был не тем, кем его видел поначалу Дин. Дин был не тем человеком, кто ушел из психбольницы с острым ощущением снова отпустить себя и перестать решать и отвечать за свои поступки. Иногда нужно совсем немногое, чтобы понять, где была та самая важная черта, за которой уже нельзя вернуться назад. Черта Дина минула много лет назад. У Кастиэля черты никогда и не было.
Его ладонь едва поместилась меж его лопаток, занимая одну треть спины. Кастиэль чуть повернулся, но остановился в последний момент. Темные волосы были растрепаны, и Дин пригладил их одним движением. Кастиэль не был виноват в том, что Дину так отчаянно кто-то нужен был именно в тот момент. И он точно не имел права спрашивать у Кастиэля его ответ. Потому что Кастиэль ничего об этом не знал. Так что нужно было сделать что-то правильное согласно морали и неправильное для себя – отступить.
Секунды тянулись слишком долго. Наконец Дин отступил. Кастиэль неслышно вздохнул и сделал шаг в ванную. Дверь за ним неслышно закрылась, но звука щеколды не было. При желании Дин мог войти. Но это была война с самим собой: и Дин не вошел. Он переоделся, включил телевизор и заказал кое-какую еду, которую тут готовили, как оказалось, ведь мотель другой стороной выходил на дорогу, где была обустроена очередная забегаловка. Через минут десять в номер принесли пакеты с едой и не проявили никакого любопытства вообще. Это был идеальный мотель для того, чтобы спрятаться.
И Дин решил выключить свет, доверив освещение телевизору. Не за чем раздражать чужие взгляды лишним светом. Он лежал на кровати и бесстыдно ел картошку, решив не ждать, когда Кастиэль выйдет из душа – он в обед почти ничего не ел, впервые настолько переволновавшись, хотя ни секунды на его лице не отразилось этого волнения, он был уверен. В какой-то момент Дин понял, что пропустил выход Кастиэля из душа. Он моргнул, но зрение перестраивалось слишком медленно. Сперва он увидел бледный отпечаток лица, очень медленно различал взгляд, опущенный в пол, потом руку, придерживающую небольшое полотенце почему-то у груди, просто смятым, без попытки себя прикрыть. Он стоял в двери ванной, все еще отчасти мокрый, отчасти вытеревшийся, как будто какая-то идея застала его на середине ванной процедуры, и теперь он замер, размышляя над ней.
- Кас? – Кастиэль поднял взгляд на Дина. Он улыбнулся как-то совсем неуверенно и сделал шаг вперед. Не стоит упоминать, что он был полностью обнажен, а Дин мгновенно решил смотреть только на его лицо. Это был явно не момент для комедии «фу, закройся», чего он там, в конце концов, не видел. Но что бы это не занимало Кастиэля, оно было для него важным. И Дин выключил телевизор. Теперь в номере было темно, и лишь едва заметный свет фонаря с улицы позволял различать какие-то общие черты.
Дин протянул руку и включил торшер. Запахло нагревающейся пылью лампочки, которую никто давно не включал. Кастиэль неуверенно подошел к кровати Дина и осторожно сел на самый край. Дину были видны тонкие ключицы, проступающие под кожей, и цепочку позвонков на спине ровно до того момента, пока Кастиэль не повернулся к нему лицом.
- Кас? – повторил Дин еще тише. Он подавил желание пощелкать перед его лицом. Это был какой-то очень важный момент, и ему нельзя было его портить.
- Я тебе верю, - наконец произнес он. Полотенце упало на его колени, а руками он закрыл лицо, не выдержав взгляда Дина. Вполне возможно, что он хотел сказать другое. Вполне возможно, что Дин мог неправильно его понять. Но в темноте номера, когда вся жизнь уже и так никогда не будет прежней, кажется, что можно все. И что это правильно. Ночью границы правильности стираются.
- Это очень зря, - ответил правду Дин, в первый раз за все это время. Кастиэль пожал плечами, а потом Дину показалось, что он плачет. Но стоило отнять руки от лица, как Дин увидел его улыбку. Кастиэль пытался подавить смех.
- Я такое в кино видел, - пояснил он тихо, все еще улыбаясь. Он смотрел на Дина не как парень, который чего-то не понимает. Он понимал, каким-то образом, но наверстывал все, что было упущено. Он ощущал, что между ними что-то есть еще раньше, чем это понял Дин. Оно не было случайным притяжением и случайной симпатией. Так совпало время. Так совпала потребность.
Не было ничего сложного в том, чтобы потянуть Кастиэля за руку к себе. Он понял. Может потому, что верил. А может… Дину надоело может.
Кастиэль был слишком легким, но он как будто бы заранее знал, как устроиться. Не было ни одного момента неловкости, он просто сел меж разведенных бедер Дина и позволил обнять себя. В прохладном воздухе номера он как будто бы сам подался к груди Дина, утыкаясь лбом в его руку. Это было неудобно, не на десятки минут, но нужно в данный момент. Объятие, которое никто не видит и о котором никто не знает. Удобное объятие в сумраке, в котором уже нет вопросов. Все должно быть так.
- В больнице никогда никого похожего не было, - Кастиэль не стал добавлять «на тебя». – А потом ты меня спас. Как будто тебе не все равно. И сегодня снова. Я ведь ничего не почувствовал бы. Просто умер без сознания.
- Не преувеличивай, - пробормотал Дин прямо ему на ухо, утыкаясь носом в темные волосы. Это уютно. Это просто. Это легко. Почему после долгой погони зачем-то эфемерным вроде отношений все в конечном итоге оказывается так просто? Да и кто сказал, что это отношения? Это ошибка, которую пока еще можно допустить.
- Я чувствую, что я умру, - и Дин не знал, почему он так сделал. Почему он вообще счел это лучшим выходом. Он хотел бы, чтобы эти слова никогда не произносились. Не тем, ради кого он решил вернуться к нормальным людям. Ради того, кто остановил его в последний момент от окончательного падения. Он просто повернул голову Кастиэля к себе и накрыл его губы своими, заставляя замолчать. Кастиэль мгновение был погружен в эту простую мысль о своей смерти, но его глаза удивленно раскрывались. Он не шевелился, а Дин не знал, как извиниться. Если он отстраниться, ему нужно будет извиниться, а он не умеет этого делать. Все было просто еще секунду назад. Где он прокололся?
Кастиэль закрыл глаза. Он неумело ткнулся губами в ответ, улыбаясь, руша последние барьеры Дина. Ведь он мог бы послушать мораль, да только его инстинкт говорил ему, что Кастиэлю это нужно так же, как и ему. Он никогда и ни с кем не был. Это будет его долгом за то, что он заставил Дина увидеть. Он никогда не думал, что будет должен парню, который ходит по мостовой босиком.
Он приоткрыл губы и почти ласково поцеловал его верхнюю губу, надеясь, что Кастиэль поймет. Тот едва заметно выдохнул и попробовал повторить, но губы соскользнули, а прикосновение чужого языка заставило Дина забыть обо всех обещаниях не торопиться. Он мгновенно оказался сверху, толкнув Кастиэля на подушки и целуя по-настоящему, то ли специально наталкиваясь на неумелый ответ, то ли не думая об этом. Кастиэль удивленно посмотрел на Дина теми же широко открытыми глазами, когда Дин коснулся ладонью его живота. Никакого пресса, никакой маски, никакой попытки быть кем-то другим. Кастиэль был тем, кем он и являлся. Он был уникальным.
