Шерлок постоянно готовит: готовка сродни химии, а химия ему нравится. Еще ему нравится реакция Джона, когда тот пробует очередное блюдо: сначала удивление, затем неподдельное удовольствие. Шерлоку правда интересно, когда Джон прекратит удивляться тому, что он хорошо готовит.
Шерлок справляется без рецептов, но когда дело доходит до выпечки, возникает проблема. Это целое искусство, требующее точности и соблюдения баланса; это интересно, куда интереснее, чем просто смешивать ингредиенты и выставлять нужную температуру. Он расходует десятифунтовый пакет муки, пытаясь испечь пирог; если бы он мог печатать, то нашел бы рецепт — хотя, в таком случае, он оставил бы выпечку в пользу трупов и преступлений. Но он не может — поэтому решает уравнения с тестом, вдохновляясь количеством переменных и захламляя голову результатами кухонных вычислений.
Большую часть времени Шерлок проводит либо в кабинете логопеда, либо на кухне — слушая радио или бесконечную милую болтовню Джона, либо в одиночестве — распевая выученные песни (отчаянно стараясь не обращать внимания на глупость текстов). К концу недели в его распоряжении несколько бесполезных мелодий из разряда “два-два-раз-бэ-бейкер-стрит” (ре-ре-ми-фа-ми-соль-си) и “доброе утро”(до-ре-фа-си-до). Несмотря на абсурдность альтернативы, он заучил предложенные Джулией «фразы». Так или иначе, каждое утро Джона начинается с до-ре-фа-си-до. Ничего личного, только практика.
Некоторые слова, правда, вернулись сами. Он может сказать, что готовит, и попросить муку, сахар или масло. Он может произнести «скука», «дело», «расследование», «эксперимент» и «жертва», но не делает этого — все перечисленное не относится к его теперешней жизни, а он не хочет снова возвращаться к мысли о том, как долго он будет вне криминальной сцены. На самом деле, он не знает, взойдет ли на нее вообще.
Идет вторая неделя лечения. Вторник; пока выпекается пирог, он готовит брауни по просьбе Джона — никакого простора для фантазии.
Внезапное сообщение от Лестрейда вырывает его из кухонной реальности:
«Как движется лечение? Черт, если бы ты только был здесь».
Шерлок выключает радио и духовку, оставляя полусырое тесто остывать без его участия.
— Джон! — он возвращается в гостиную.
Джон откладывает книгу и поднимается с кресла.
— Снова кончилось какао?
— Лестрейд. Дело, — Шерлок подносит телефон к глазам Джона, чтобы тот мог прочесть смс.
Джон смотрит на телефон, затем на Шерлока.
— Думаешь, мы могли бы?
Что поделать: Джон любит риторические вопросы, а Шерлоку не остается ничего другого, кроме как подтверждать очевидные вещи.
— Да, — он добавляет, с настойчивостью: — Дело.
Он не знает, что будет делать, когда они окажутся на месте преступления, потому что не уверен, сможет ли объяснить, что видит, и сможет ли проверять зацепки, не обсуждая свои идеи с Джоном. Но, видит Бог, ему нужно дело — он не может потратить жизнь, выпекая гребаные брауни. Он чокнется. Единственное, что до сих пор удерживало от сумасшествия — его упорное нежелание думать о том, что он теряет.
Джон смотрит долго, но затем кивает.
— Да. Ладно, — он забирает у Шерлока телефон. — Честно говоря, вся эта фигня с пирожками меня пугала; я ждал, когда ты сорвешься. Переоденься во что-нибудь не заляпанное мукой; я уточню детали у Лестрейда.
Шерлок подчиняется мгновенно. Он старается не давать волю надеждам, но, по правде говоря, он уже на седьмом небе. Он знает, он знает, что все будет не так, как прежде — но это не останавливает его; кажется, возвращаться на землю он не собирается.
В такси Джон вводит его в курс дела: тело женщины, примерно двадцати пяти лет, найдено в подвале жилого дома на другом конце города. Кто-то привязал ее к столу, выпотрошил, а из органов на полу выложил узор. Ничего, что помогло бы узнать ее личность: одежда и сумочка исчезли. А, еще. Маленькие круглые камни, поверх век и губ — последний подарок убийцы.
— Лестрейд сказал, что они ничего не трогали. Ждут тебя. Пока мы едем, они допрашивают жильцов, чтобы узнать, не пропал ли кто.
Шерлок улыбается.
***
Лестрейд тепло приветствует прибывших.
— Чертовски необходима твоя помощь.
Он проводит их в подвал.
От Шерлока не ускользает, что в момент, когда они оказываются перед входом на место преступления, Джон с силой втягивает воздух. Шерлок показывает пропуск, не спуская глаз с друга, и замечает, что тот бледен и крепко сжимает челюсти.
— Джон, — он предостерегает, — Не надо.
Это не совсем то, что он имеет в виду.
Джон переводит взгляд на друга.
— Не надо что? — он озадачен.
— Не нужно, — снова не то; он нуждается в Джоне. Но друг настолько явно потрясен открывшейся картиной, что Шерлок чувствует необходимость оградить его от этого зрелища.
— Не нужно?.. Господи, Шерлок, ты не пойдешь туда один.
Ожесточенность, с которой друг стремится его защитить, заставляет Шерлока смягчиться. Он сжимает плечи Джона и входит в комнату, осматриваясь. Он чувствует едва уловимый аромат смерти; с момента убийства прошло всего несколько часов. Запах крови почти перебивает его.
Он запоминает расположение органов на полу: петли кишечника вокруг желудка — как если бы ребенок рисовал цветок; каждый лепесток обозначен куском плоти: здесь почки, там легкие, а вот — печень. В один из лепестков убийца поместил половые органы — Шерлок приседает, чтобы рассмотреть их, и пальцы в перчатках мягко касаются матки. Она в четыре раза больше обычного, и он чувствует какое-то утолщение под слоем мышц. Может быть, опухоль, но маловероятно, исходя из состояния самого органа.
— Беременна, — он встает. Джон становится еще бледнее; Шерлок разберется с этим позднее, а пока он собирается осмотреть тело. Никаких следов борьбы, никаких частичек под ногтями; она была похищена тем, кто ее знал, либо одурманена наркотиком. Скорее всего последнее — даже влюбленный дурак запротивится, если привязать его к столу.
Он пробует рассказать о своих догадках, но слова застревают в горле; Джон замечает это и подходит ближе.
— Покажи что видишь, — подсказывает он, и Шерлок демонстрирует ее ногти.
Очевидно, что Джон старается: однако он все так же видит, но не наблюдает.
— Короткие, аккуратно острижены. Но не накрашены. Работает руками?
Действительно. Она работает в здравоохранении: возможно — медсестра, с большей вероятностью — лаборант. Но это не то, о чем Шерлок пытается сказать.
Шерлок проводит ногтем под ее ногтевой пластиной, показывая результат Джону. Он готов поклясться, что слышал, как щелкнул переключатель в голове Джона.
— Под ногтями ничего. Она не боролась с убийцей.
Шерлок нетерпеливо кивает: что еще, Джон?
Джон закусывает губу.
— Она не боролась, потому что… ее накачали?
Шерлок сдержанно улыбается и возвращается к осмотру тела. Слишком медленно, слишком ненадежно — из Джона никудышный передатчик. Печально видеть, как люди не замечают того, что у них под носом… Но если бы все обстояло иначе, он остался бы без работы. Шерлок подавляет раздражение и старается сосредоточиться на расследовании.
Он касается ее запястья. Веревка оставила глубокий след: девушка отчаянно вырывалась. На ее лице следы слез. Джон наблюдает за взглядом Шерлока.
— Она очнулась. До того как ее убили.
Шерлок кивает. Он мысленно фотографирует расположение камней на ее лице, затем убирает тот, что на губах. Раз она так отчаянно боролась, то должна была кричать. В этом доме тонкие стены, кто-то должен был услышать ее. Но жильцы не помнят шума. Шерлок открывает рот жертвы и находит несколько красных волокон на зубах (чистые, немного кривые, несколько пломб). Он орудует пинцетом, помещая улики в пакет. На щеках девушки следы клея. Зачем убийце срывать кляп с уже мертвой жертвы?
Он передает улики констеблю, которая тут же подписывает пакет; затем огибает стол, чтобы исследовать рану на теле жертвы. Убийца прочертил линию, от груди до лобковой кости, строго посередине. Один из краев рваный, несмотря на то, что в остальном надрез выполнен чисто.