В этом мире закулисных интриг всё может быть.

Как бы там ни было, в обществе поднимается шум. Граф и генерал похваляется всюду:

– Ему понадобится не менее десяти лет, чтобы получить эти деньги, а за десять лет он ещё натерпится от меня.

Принц де Конти, переходя из одного салона в другой, восхищенный собственным остроумием, комментирует эти наглые заявления так:

– Бомарше получит либо деньги, либо петлю на шею.

Какая-то певица, возражая слишком остроумному принцу, тоже острит:

– Если его повесят, веревка треснет по приговору.

В общем, Пьер Огюстен становится темой для каламбуров и болтовни скучающих от праздности парижских салонов, что иной раз бывает опасней приговора суда.

Тем временем граф и генерал де Лаблаш плетет веревку покрепче, чтобы её не оборвал никакой приговор. Граф и генерал, не моргнув глазом, использует клевету. Сам ли он припоминает все грязные сплетни, сетью которых Пьер Огюстен опутан давно, напоминает ли ему о них кто-нибудь, только он вновь извлекает на свет божий и под видом предположений пачкает грязью всю честную жизнь своего вынужденного истца. Не воровал ли тот у своего милого папеньки, если папеньке пришлось заключить с ним известный контракт? Не отравлял ли тот своих скоропостижно скончавшихся жен? Не раздавались ли обвинения, что и в Испании тот бывал нечист на руку, садясь за карточный стол?

Короче говоря, этот чистопородный подлец наполняет Париж и Версаль такими позорными темными слухами, которые ни проверить, ни опровергнуть нельзя. Не станешь же в самом деле ходить по салонам и этаким доверительным шепотом сообщать то тому, то другому из видавших виды, провонявших откровенным цинизмом обитателей света, что, мол, Богом клянусь, не крал у отца, жен на тот свет не спроваживал и всегда самым благороднейшим образом в карты играл, как в Мадриде, так и в Париже? Что касается долговых обязательств, так, мол, этот Лаблаш настоящий подлец!

Другими словами, натерпелся Пьер Огюстен по самые ноздри, испытал на собственной шкуре всю ядовитость ловко пущенной клеветы. И до того в его душе наболело, нажгло, до такого бешенства он подчас доходил, что однажды, он вставляет в комедию злой монолог и произнести его ни с того ни с сего поручает проходимцу Базилю. Вот почему проходимец Базиль вынужден декламировать с искренним жаром, нисколько не соображаясь с ходом сюжета, даже прямо вопреки театральному смыслу:

– Клевета, сударь! Вы сами не понимаете, чем собираетесь пренебречь. Я видел честнейших людей, которых клевета почти уничтожила. Поверьте, что нет такой пошлой сплетни, такой пакости, нет такой нелепой выдумки, на которую в большом городе не набросились бы бездельники, если только за это приняться с умом, а ведь у нас здесь по этой части такие есть ловкачи!.. Сперва чуть слышный шум, едва касающийся земли, будто ласточка перед грозой, очень тихо, шелестящий, быстролетный, сеющий ядовитые семена. Чей-нибудь рот подхватит семя, тихо, ловким образом сунет вам в ухо. Зло сделано – оно прорастает, ползет вверх, движется – и, сильнее, пошла гулять по свету чертовщина! И вот уже, неведомо отчего, клевета выпрямляется, свистит, раздувается, растет у вас на глазах. Она бросается вперед, ширит полет свой, клубится, окружает со всех сторон, срывает с места, увлекает за собой, сверкает, гремит и, наконец, хвала небесам, превращается во всеобщий крик, в крещендо всего общества, в дружный хор ненависти и хулы. Сам черт перед этим не устоит!..

Какой блистательный монолог! Какое проникновенное знание истины! И какую глубочайшую чашу надо испить, сколько надо вынести надругательств и мук, чтобы познавать истины этого рода и вырывать из оскорбленной души монологи, напитанные собственной кровью!

В самом деле, и сам черт не устоит перед такой мастерски пущенной клеветой, и Пьер Огюстен пошатнулся под её убивающим бременем, однако устоял на ногах. Это удается ему с величайшим трудом. Он нуждается в помощи, в людях, которые могут его поддержать, располагая действительной властью, как незримо и тайно поддерживал он Шуазеля и незримо и тайно поддерживал его Шуазель. Он оглядывается вокруг и убеждается ещё в одной горькой истине, которую вскоре выскажет вслух:

– Чужие дела возбуждают любопытство только в том случае, когда за свои собственные беспокоиться нечего.

Скоро год, как его собственные дела в большом беспорядке. Его крушит и ломает тоска от невозвратимых утрат. Ему поневоле приходится отрешиться от хода политических дел и придворных интриг. Теперь его интерес, его любопытство вновь пробуждаются. Он ищет опоры, и чужие дела становятся поневоле своими.

Что же он видит? Он видит, что двор раскололся на враждебные партии и что между этими враждебными партиями речь завелась уже не только о куске пирога, который надо исхитриться урвать и поскорей проглотить, как было все эти годы с тех пор, как он таким неожиданным образом приблизился ко двору. В обычной придворной вражде, свойственной всем королевским дворам, уже слышатся новые звуки, за живыми людьми уже встают новые тени и призраки, которые чуть ли не первому удается ему разглядеть, разгадать.

У всех на виду, разумеется, блистает отборными бриллиантами и бесшабашным весельем партия мадам дю Барри. Эта наглая шлюха по-прежнему держит в руках всю власть в королевстве, а вместе с ней и власть над людьми.

Вокруг наглой шлюхи сплошная стена, составленная из старых аристократов, людей далеко не бездарных, однако безнравственных и алчных до мозга костей. Они давно ухватили свои куски пирога и жаждут только сберечь, сохранить, удержать за собой то, что имеют, а для этого тщатся сохранить, сберечь, удержать весь старый режим, при котором интрига и титул продвигают неустанно вперед, к новым кускам пирога. К старым аристократам прибивается молодежь известных фамилий, с младенчества развращенная откровенным цинизмом отцов. Эта юная поросль готова делать гадости, подличать, предавать, лишь бы поскорей протолкаться в сплоченные ряды тех, кто бесконтрольно кормится из многострадальной королевской казны. Их по пятам преследуют чиновники высшего ранга, с откровенной надеждой в угодливом взгляде получить ещё более важное место и чин. А там теснится всякая шушера, предприимчивые дельцы, искатели приключений, продажные литераторы, которые расхваливают и бранят по указке и получают плату разного рода подачками или одобрительным трепком по плечу: стараешься, мол, сукин сын, ну, старайся, старайся, подлец, а мы не забудем тебя.

Они все, в одиночку и скопом, готовы служить мадам дю Барри, хоть клеветой, хоть интригой, хоть тут же в постель, разумеется, в течение всей той прекрасной поры, пока в её руках власть, а так же готовы тотчас предать, как только власть из её рук ускользнет, чтобы с новой готовностью другое место лизать. Лизоблюды-с, мой батюшка!

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.