А пока будущему преемнику и наследнику фернейского патриарха приходится туго. Все источники, питающие его, иссякают. Его начинает преследовать даже портной, и Пьер Огюстен, простодушный, в своем поступке не видящий решительно ничего необычного, подает домоправительнице принцесс небольшой счет на тысячу девятьсот с чем-то ливров, включив в него и переписку нот, и тетрадь в сафьяновом переплете, и пятнадцать ливров, одолженные Виктории, пять луидоров, одолженные Софи. Неизвестно, оплачивают или нет ему этот счет, однако замечательно то, что этот счет не испортил его отношений с принцессами. Поэтому поводу не могу не сказать ещё раз: неотразимый был человек!

Этот счет свидетельствует, конечно, о том, что Пьер Огюстен находится в такой жуткой крайности, дальше которой уже невозможно пойти. Он погибает на глазах этих глухих сердцем принцесс, короля и неуклюжего маленького дофина. Спасение всё же приходит, однако оно приходит совсем с другой стороны.

Мало сказать странное, фантастическое знакомство происходит у него в 1760 году, точно лихая судьба, проверив на прочность молодого часовщика, решает вернуть ему свою благосклонность.

В Париже, в прекрасном особняке, доживает свой долгий век поначалу Пари Дюверне, сын трактирщика из Муарана, провинции Дофине, сам искусный повар и расторопный гарсон в придорожном трактире отца, впоследствии Пари дю Верне, дворянин, за хорошие деньги купивший патент, поставщик на армию, мучной генерал, как его именует маршал Ноайль, крупнейший из финансистов эпохи, богатейший во Франции человек, в свои семьдесят шесть лет владеющий всем, о чем только можно мечтать, в том числе громадной, хотя и тайной политической властью, которому повинуются, как простые солдаты, министры и маршалы Франции.

Пьер Огюстен, по всей вероятности, прекрасно осведомлен об этой слишком приметной фигуре, просто-напросто о ней не может не знать, потому что сам как-то связан с поставками, однако ему и в голову не приходит устанавливать с воротилой какие-нибудь выгодные для себя отношения, тем более лично познакомиться с ним, да и как, с какой стати великий финансист и политик примет его, тем более близко подпустит к себе? Пари дю Верне как будто тоже не имеет ни малейшей нужды в бедном молодом человеке, имевшем глупость оставить почтенное и доходное свое ремесло, обвиненном в убийстве жены, запутавшемся в долгах, задолжавшем даже портному.

И все-таки жизнь так прекрасно устроена, что все мы нуждаемся в ближних своих, а наши ближние хоть однажды нуждаются в нас, и нередко случается так, что сильным мира сего не обойтись без беднейших и слабых. Не обойтись и самому богатому из французов без этого бывшего часовщика, запутавшегося в долгах, и не Пьер Огюстен Карон с его липовым де Бомарше приходит к нему, а законный, хотя и покупной дворянин и богач пари дю Верне прибегает к услугам Пьера Огюстена Карона де Бомарше. Впоследствии Пьер Огюстен довольно сжато расскажет эту историю:

«В 1760 году мсье дю Верне в отчаянии оттого, что, несмотря на все его усилия на протяжении девяти лет, ему не удается побудить семью короля почтить своим посещением Военную школу, пожелал познакомиться со мной и предложил мне свое сердце, помощь и кредит, если я сумею добиться того, в чем тщетно пытались преуспеть многие на протяжении этих девяти лет…»

В его конспективном изложении эта замысловатая история выглядит чересчур безобидно и просто. Понять её можно так: у старого миллионщика задето непомерное самолюбие невниманием королевской семьи, задето так основательно, что бедный миллионщик приходит в отчаяние и чуть ли все девять лет не спит по ночам. В действительности, если миллионщик и приходит в отчаянье, в чем я нисколько не сомневаюсь, то причины его отчаянье имеет абсолютно иные, не имеющие отношения к непомерному самолюбию. Не такой это человек, чтобы его самолюбие так жестоко страдало по таким пустякам.

Возвышение Пари дю Верне происходит как-то внезапно и даже отчасти загадочно. В 1710 году, пятьдесят лет назад, через Муарана проезжает герцогиня Бургундская и делает краткую остановку всего-навсего для того, чтобы подкрепиться в придорожном трактире. Вещь, как видите, вполне заурядная. Далее происходит что-то из области сказок о разного рода искусных джинах и волшебствах. То ли каким-то приворотным зельем опоили герцогиню в этом трактире, то ли предложили какие-то особенные услуги, только герцогиня внезапно решает, что отныне четыре молодых человека, дети трактирщика, станут не кем-нибудь, а банкирами. Нужно признать, страннейшие капризы бывают у герцогинь! Что особенно замечательно, каприз проходит не сразу, и герцогиня успевает порекомендовать расторопных поваров и гарсонов губернатору Дофине, ну а губернатор уж разбивается, как должно, в лепешку, чтобы её светлости угодить. Повара и гарсоны взмывают в одно мгновение ввысь. Спустя десять лет общее состояние братье не поддается учету, а этот Пари дю Верне, самый талантливый, самый образованный среди них, достойный ученик Сэмюэля Бернара, успевает войти в доверие к подозрительному Людовику Х1V, умершему, как известно, в 1715 году, и затем неизменно оказывает влияние на переменчивую политику Людовика ХV через его наиболее приметных любовниц: мадам де При, герцогиню де Шатору и особенно через маркизу де Помпадур.

Каким же образом во все его операции, политические и деловые, замешивается Военная школа, в которой пять сотен подростков в возрасте от десяти до двенадцати лет, дети незнатных провинциальных дворян, будущие офицеры слабеющего французского воинства, под присмотром его племянника Мейзье обучаются фехтованию, владению огнестрельным оружием, верховой езде и, разумеется, танцам, без которых не способен сражаться ни один уважающий себя офицер?

Довольно простым. У Пари дю Верне натура чрезвычайно широкая. Владея такими громадными средствами, он может позволить себе удовольствие сделаться большим меценатом, и он в самом деле большой меценат, в частности, именно он помогает Вольтеру заложить основы его состояния, тоже, как известно, немалого. На Марсовом поле он возводит Военную школу тоже в качестве мецената, может быть, ради того, чтобы его племянник, полковник, имел возможность без опасной для жизни пальбы и вредных атак командовать кем-нибудь и занимать себя маршировками. По всей вероятности, на первых порах никакой другой роли эта прекрасно оборудованная, просторная школа в жизни Пари дю Верне не играет, поскольку он занят более серьезными играми.

Куда большее значение имеет для него то, что с годами маркиза де Помпадур, возомнив о себе черт знает что, отбилась от рук, принялась самостоятельно командовать королем, причем не только в постели, на что у нее имеются кое-какие права, но и в делах, на которые у нее никаких прав не имеется, и толкает слабовольного короля не туда, куда бы, по расчетам и представлениям Пари дю Верне, его следовало бы толкать. Пока не предвидится надлежащей замены для маркизы де Помпадур, приходится искать прямые дорожки к сердцу самого короля, тем более что Людовик ХV принадлежит поистине к странным типам, поскольку неудобно именовать короля дураком. Представьте себе, во время предыдущей войны, тогда ещё против Австрии, французская армия одерживает несколько блестящих побед и Франция получает возможность приобрести некоторые богатые области в Нидерландах, что сильно укрепит её экономику, в особенности даст простор финансовым операциям и торговле, стоит только потребовать эти прекрасные области у значительно ослабленных Габсбургов, однако этот с позволения сказать Людовик ХV объявляет, что, вишь ты, он воюет не как купец, но как король, и по Аахенскому трактату Франция остается ни с чем. С какой-нибудь иной точки зрения такой поступок может выглядеть благородным, даже возвышенным, тогда как с государственной точки зрения, тем более с точки зрения козырного туза французских финансов такой поступок выглядит как глупость, как серьезный провал, к тому же остается неясным, для какого рожна текли денежки из королевской казны и гибли солдаты и офицеры в этой достаточно кровопролитной войне.