— Какое лично вам дело до всего этого?

— У меня была дочь. Теперь ее нет. Она тоже пропала однажды. Только тогда никто, кроме меня, ее не искал. Она не упоминалась в официальных сводках. Все случилось четыре года назад. Никому не было до нее дела.

Я промолчал, не зная, что сказать. Шалимов вновь зашелся в приступе кашля. Я решил поспешить с вопросами.

— Зачем понадобилась смерть Костаса?

— Я не знаю, чем он не угодил Кречетову. Я даже не знал, что он тоже на борту. Но это именно Костас сдал место, где мы перехватили князя. Он продал своего отца. Он знал, что я хочу смерти и князю, и императору. И решил сыграть на этом, повышая свои шансы на престолонаследие. Вот только он не подозревал, что я готов отдать взамен собственную жизнь…

— Куда он убежал?

— Прячется в одной из кают. Сейчас ему нужно переждать, пока все не успокоится. Он же полагает, что убил меня и свидетелей больше нет. А я, видишь, еще живой…

Шалимов опять закашлялся. Из уголка его рта потекла струйка крови.

— На нижней палубе в шкафу я видел несколько парашютных ранцев. Я знаю о твоих женах. Если ты не выдашь до полуночи Костаса, мой бывший командир их убьет.

Я схватил его за грудки.

— Где они? Говори, паскуда!

— Я тут ни при чем. Бреннер, поверь мне… Ястреб отыскал Костаса в том убежище, где жил старик со своей женой. Я подозреваю, что Костас каким-то образом сам сообщил об этом месте. Потом они о чем-то долго говорили наедине, но не сошлись во мнениях. После этого они убили старика, затем его жену, собирались убить и девушек. Там был кот, огромный котяра, он расцарапал княжескому сынку всю физиономию — чем-то тот ему не угодил, а потом смахнул со стола свечу… Начался пожар, Костас сумел бежать. Ястреб пришел в бешенство. Ведь он принес в дом тот самый кофр из хранилища, но, когда вышел из комнаты, кофра при нем уже не было. Костас — он виноват во всем… он всех продал… Если поймаешь гаденыша, не жалей, раздави его, как паука!..

По телу Шалимова внезапно прокатилась судорога, вены на шее вздулись, набухли, он попытался вдохнуть, но только открывал и закрывал рот, корчась в предсмертных конвульсиях. Через минуту все было кончено. Шалимов умер.

Я так и не узнал всего, но и того, что услышал, оказалось достаточно для принятия решения.

Кают на верхней палубе было много. Я начал поиски с ближайшей и принялся по порядку проверять одну за другой. Костаса я обнаружил в восьмой по счету. Он заперся изнутри, но я легко вышиб дверь и вытащил его в коридор.

Костас даже не пробовал сопротивляться, болтаясь у меня в руках как куль. Я потащил его вниз по лестнице. Костас пытался удержаться на ногах, но время от времени падал, спотыкаясь. Тогда я бил его, не жалея, а потом тащил дальше.

Ранцы с парашютами нашлись именно там, где сказал Шалимов. Я никогда прежде не пользовался ими и даже представить себе не мог ситуацию, при которой они бы мне понадобились. Но сейчас я не раздумывал ни секунды. Ни тени страха или сомнений.

Я надел ранец, застегнул лямки и потащил Костаса к заднему люку. Вот тут он заволновался и хотел что-то сказать, но очередной хук справа выбил из него все слова. Церемониться с наследником я уже даже не пытался.

Люк открывался внутрь. Порыв холодного, пронизывающего до костей ветра ворвался в коридор.

— Снимай ремень, — коротко приказал я.

Костас молча повиновался, вытащив кожаный ремень из брюк. Я просунул пояс под лямками ранца, потом притянул Костаса к себе и застегнул ремень у него на груди, соединив нас вместе. По счастью, длины ремня хватило.

— Отпусти меня, Бреннер! Не делай этого! Ты пожалеешь!..

Я ударил его снизу вверх в челюсть и тут же подхватил падающее тело, после чего обнял Костаса так крепко, как мог, надеясь не выпустить его из рук, если ремень не выдержит нагрузки и порвется, и шагнул в проем люка, навстречу далекой земле.

— Отец, погоди, до ближайшего города далеко?

— Верст десять будет, барин. — Бородатый старик-бауэр[6] натянул поводья, останавливая повозку, оглядел нас долгим взглядом и выжидательно замолчал, понимая, что выбора у меня нет. Не пешком же идти через лес.

— Довезешь?

— Лошадка кушать хочет, — прищурился хитрый дед.

— Накормим твою лошадку, — кивнул я. — Не обижу. Так что?

— Довезу, отчего же не довезти хороших людей. Лезьте в телегу, баре!..

Я сильно сомневался в положительных качествах Костаса, но разубеждать деда не стал. Нам и так крепко повезло, что мы наткнулись на него на пустынной дороге и что он не испугался нашего вида, иначе пришлось бы идти пешком, понапрасну расходуя силы.

Дед был старый. Он выглядел так, словно застал даже те времена, когда Руссо-Пруссии, как государства, еще не существовало на картах мира. Что уж говорить о прогрессе — в этих краях подобное слово посчитали бы бранным. Тут жили по старинке: неспешно, размеренно, но при этом работали от рассвета до заката, как привыкли работать отцы, деды и многие поколения предков. Старик вел себя так, словно ничего с тех пор не поменялось. В чем-то он был прав…

Костас запрыгнул на телегу первым и устроился со всеми возможными удобствами на густо пахнущем сене, потирая ушибы и ссадины. Я же сел чуть в стороне. Старик тронул вожжи, и кобыла, медленно переступая ногами, двинулась вперед, волоча за собой телегу.

Вот теперь я мог немного расслабиться, впервые за этот день, и воскресить в памяти все произошедшее.

Безумное падение с цеппелина я запомню до конца своих дней. Нас крутило, переворачивая то вверх, то вниз, швыряло во все стороны. Я вцепился в Костаса, надеясь, что его не оторвет от меня воздушным потоком и не унесет прочь.

Я едва сумел нащупать кольцо и с силой дернул его, стараясь даже не думать о том, что может случиться, если купол не раскроется. Но все получилось, парашют взметнулся ввысь, нас резко дернуло, я едва не выпустил свою ношу, но все же сумел удержать тело наследника, хотя ремень, связывавший нас, затрещал от нагрузки, а через несколько мгновений мы уже болтались в воздухе, плавно опускаясь вниз.

Потом был спуск, который я совершенно не помню. Все мое внимание сосредоточилось на Костасе. Краем глаза я все же отмечал внизу и бесконечные леса, расцвеченные синими пятнами озер, пестроту полей и прочие красоты. Где-то вдалеке у горизонта клубился черный дым над трубами какого-то завода.

Он так и не приходил в себя. Врезал я ему от души, немного не рассчитав. Но это и к лучшему. Не знаю, удалось ли бы нам удачно спуститься вниз, будь он в сознании. А так я держал его, словно мешок с картошкой, пока наконец мы не приземлились на лужайку посреди леса.

Удар был силен, я не удержался на ногах, повалившись на Костаса. Ему досталось изрядно, но чуть позже, когда я слегка очухался и двумя крепкими пощечинами привел в себя Костаса, оказалось, что все в порядке. Руки-ноги целы, приземление прошло успешно.

Парашют и ранец я бросил там же, на лужайке. Пусть местные подберут. Ткань крепкая — такая всегда в цене, еще послужит деревенским бабам. Если не испугаются странных колдовских вещей и не сожгут их от греха подальше.

Где-то с час мы пробирались сквозь лес, лишь раз остановившись у небольшого озерца, чтобы умыться и слегка отчистить одежду от крови и грязи. Не хватало еще, чтобы первый же встречный при виде нас тут же побежал искать жандармов. Приведя себя в порядок, насколько это возможно при данных обстоятельствах, мы отправились дальше, в пути практически не разговаривали, и вскоре набрели на дорогу, по которой и зашагали, выбрав направление наугад, пока не встретили деда на телеге.

Костас один раз попытался напомнить о своем высоком положении и недопустимости с моей стороны насильственных действий по отношению к особе императорской крови, но я без лишних слов ткнул его кулаком под ребра и попросил впредь помалкивать. Он осознал и притих.