— Спасибо тебе, — вдруг сказал он. — Ты нашел его и убил. Спасибо!

Я отвел взгляд в сторону. За окном мальчишки вокруг мехвагена горячо спорили — как видно обсуждая его технические характеристики. Такие же мальчишки, как и те, которых убил Уорфилд. Не лучше и не хуже. Люди, пусть еще маленькие, не успевшие вырасти. Но ребята на улице еще повзрослеют, а те — нет. Никогда. Я понимал чувства Грэга, который тоже воспитывал дочь, разделял их, но был уверен, что эта история еще далеко не закончена.

Подселенец скрылся, а значит, рано или поздно он найдет себе нового носителя. Отчего-то я не сомневался, что так и будет. Я привык доверять своим глазам и делать выводы. Что я видел — то видел. И вновь я едва удержался от того, чтобы поделиться с Грэгом всем, что знаю.

— Я не верю, — горячо зашептал репортер, придвинувшись ко мне так близко, что я мог чувствовать его дыхание, — понимаешь, не верю, что такое под силу одному человеку! Сотни детей, на это нужно много времени и много денег, чтобы замести все следы, даже самые малейшие упоминания о них. Только с последними своими жертвами он просчитался. Не нужно было похищать детей знатных родителей. Этого было уже не скрыть. Но все предыдущие смерти — я не знаю, что думать! Я видел некоторые снимки. На них разные интерьеры, разные фоны — ему для этого понадобились бы долгие годы, а технологию быстрых дагеротипов изобрели всего пару лет назад! Как он только успел? Или мы просто не знаем всего?.. А теперь они окончательно спрячут все результаты расследования, даже если отыщут правильный ответ, в чем я лично весьма сомневаюсь. Бездари! Лентяи! Мы ничего не узнаем. Государственная тайна! Мне разрешили написать всего о пяти жертвах, понимаешь, лишь о последних пяти из многих сотен!..

Он так же внезапно отодвинулся от меня и залпом выпил очередную порцию.

Мы пробыли в ресторане еще с час, за это время Грэг так напился, что мне пришлось отвезти его домой. О сегодняшнем убийстве мы так и не поговорили, Грэга оно не интересовало: банальное преступление на почве ревности — так он заявил. Актриса, свет софитов, излишне горячий любовник, не вовремя зашедший в грим-уборную… Ничего интересного. Если бы Грэг знал, кого я подозреваю, может, изменил бы свое мнение. А может, и нет. Я не мешал ему быстро напиваться — так будет легче, сам же почти не пил. Мне еще предстояло проверить некоторые свои догадки. И если они окажутся верны… тогда начнется самое сложное.

Константин Платонович, Костас, Князь-младший — как бы его ни называли, но если он убил директора театра, то ответит за это. Ответит по справедливости, даже если закон внезапно окажется на его стороне.

Но сначала требовалось его отыскать и допросить. Уже перед самой дверью в квартиру Грэга я внезапно спросил у него:

— Скажи, а где обычно проводит вечера сын нашего князя?

Тут дверь открылась, и супруга репортера — прекрасная Элен, не задавая лишних вопросов, умело приняла тело своего нетрезвого мужа. Но Грэг все же успел пробормотать, прежде чем Элен захлопнула дверь перед самым моим носом:

— Кабаре «Три сестры», поспрашивай там…

Следующие несколько часов, оставшиеся до вечера, я потратил с пользой, изучая все возможности мехвагена. Когда еще доведется побаловаться с такой игрушкой? Я выехал за пределы города и уже там разгонялся, как только мог, отрываясь от следующих за мной на некотором расстоянии соглядатаев, потом резко тормозил, оставляя на пыльной дороге длинный след. Затем разворачивался и мчался в обратном направлении, по дороге натыкаясь на знакомый неприметный мехваген. И так несколько раз, туда и обратно. Думаю, в эти часы в мою сторону полетело не одно проклятие. К счастью, я их не слышал. Зато, проезжая в очередной раз мимо, отчетливо разглядел лица тех, кто сидел в нем. К моему удивлению, я их не знал. Пусть я ожидал увидеть Жукова и Вульфа, но мало ли у великого князя людей?..

Я катался не просто так, убивая время, а размышляя и анализируя. За рулевым колесом мне думалось лучше. То, что рассказал мне Грэг, требовало глубочайшего осмысления. Если он прав, то следы Жорика придется искать не только в Фридрихсграде, а по всей стране: от Охотского моря и до Северного. И в столице — месте тысячи удовольствий, любимой обители извращенцев всех видов и мастей. На какой-то миг мне даже стало страшно — показалось, что я хочу объять необъятное.

После, когда кататься мне наскучило, я вернулся в город через южные ворота. На вышке болтался воздушный шар, привязанный толстым канатом. Таких шаров по всему городу было с десяток — они обеспечивали качественную работу переговорников. Как именно, не знаю, я ведь не инженер.

Шар натолкнул меня на определенные мысли. Достав свой переносной переговорник, я связался с больницей. Представившись сотрудником криминального сыска, я поинтересовался состоянием здоровья поступившей на их попечение актрисы Лямур. Словоохотливая дежурная, и не подумавшая усомниться в моем праве задавать вопросы, тут же рассказала, что состояние госпожи Лямур неизменно. Она до сих пор находится в глубоком шоке и так и не пришла в сознание. Врачи делают все возможное, но пока безрезультатно. Поэтому лучше всего еще раз поинтересоваться ее здоровьем завтра утром. Возможно, к тому времени Лямур придет в себя. Сейчас же она находится, помимо всего прочего, под надежной охраной господ полицейских. Успокоившись по поводу ценной свидетельницы — по крайней мере до утра, — я отключил переговорник.

Вечерело, погода испортилась, накрапывал дождь. Холодные колючие капли били в лицо. В такие вечера лучше всего сидеть дома, в семейном кругу, растопить камин, удобно расположиться в кресле и читать интересную книгу, потягивая пиво из высокого стакана. Или слушать сестренок, которые, будучи в хорошем настроении, весьма любили поболтать обо всем на свете. В основном говорила Лиза, вспоминая события минувшего дня, а Петра больше молчала, но иногда в беседу вступала и она, изображая кого-нибудь из знакомых, да так похоже, что я улыбался, и тогда сестры радостно смеялись, довольные. Им было хорошо друг с другом, а мне — с ними.

Людская молва, по счастью, до сих пор обходила нас стороной. Мало кто знал, что мы живем втроем — этакой общиной, даже, скорее, коммуной. Хотя слухи, уверен, кружили по кварталу, но мне было на это наплевать. Повезло, что сплетни пока не добрались до представителей Единой церкви, а то бы святые отцы, несомненно, заявились в мой дом с нотациями. Я-то старый агностик. Пока мне на деле не докажут, что бог есть, я в него не поверю, а так как подобных доказательств никто в мире предоставить не в состоянии, то я попросту избегал всех религиозных разговоров, не был крещен и не посещал церковь. А вот девочкам могло достаться — они были достаточно набожны, умудряясь только им понятным способом сочетать с верой в бога наш довольно странный и сомнительный с точки зрения церкви и общественной морали образ жизни…

Кабаре-ресторан «Три сестры» я хорошо знал и много раз бывал там прежде, как по работе, так и для развлечения. От других подобных заведений кабаре отличалось своим особым стилем, балансировавшим на тонкой грани дозволенного законом. Я и прежде подозревал, что у директора кабаре имелись высокие покровители, иначе заведение прикрыли бы давным-давно, а теперь, узнав, что это излюбленное место отдыха Константина, убедился в этом наверняка.

Уже при входе, едва миновав внушительную охрану — оружие мне оставили, но лишь после того, как я показал княжескую бумагу, — меня встретили соблазнительные красотки, способные одним своим видом свести с ума любого. Они подхватили меня с двух сторон под руки и провели за один из столиков с хорошим видом на сцену, всю дорогу прижимаясь ко мне.

Да, если бы не воспоминания о близняшках, ждущих меня дома, я мог бы поддаться очарованию местных красавиц, как любой здоровый мужчина с традиционными вкусами.

«Три сестры» все же в первую очередь было увеселительным заведением, а не публичным домом в прямом смысле этого слова. Хотя при желании — и за некоторую, весьма значительную, сумму — посетитель и мог уединиться с одной из девушек в приватных кабинетах. Но не каждая девица, работающая здесь, оказывала услуги подобного рода. Все происходило исключительно по обоюдному желанию и согласию. Девушек приходилось скорее уговаривать, чем покупать, — этим и отличались «Три сестры» от прочих мест, где женского согласия никто не спрашивал: платят — иди и отрабатывай, хочешь ты того или нет. Желтобилетных традиционно считали за людей второго, а то и третьего — низшего — сорта, отбросами общества. Но вряд ли кто-то осмелился бы оскорбить подобными словами местных девушек — воплощение манер, грациозности и привлекательности.