И я понял тогда, что мое место все-таки в фантастике.

Издательство «Молодая гвардия», готовя к выходу книгу «Арктический мост», ходатайствовало перед высокими инстанциями о моем возвращении в литературу. И я вернулся к столу, к пишущей машинке. И снова посетил, теперь уже как литератор, Институт физических проблем академика П. Л. Капицы. Академик Л. Д. Ландау объяснял мне механизм атомного взрыва. Потом консультировался в университете с академиком Игорем Евгеньевичем Таммом, считавшим, что ядерный взрыв космического тела возможен лишь при условии, что оно искусственного происхождения. И я представил себе, что в тунгусской тайге в 1908 году произошел АТОМНЫЙ ВЗРЫВ В ВОЗДУХЕ, БЕЗ УДАРА О ЗЕМЛЮ. ЭТО МОГЛО СЛУЧИТЬСЯ ЛИШЬ В ВЕЩЕСТВЕ, ПОЛУЧЕННОМ ИСКУССТВЕННО, НО НЕ НА ЗЕМЛЕ, А НА ДРУГОЙ ПЛАНЕТЕ.

Так появился мой рассказ-гипотеза «ВЗРЫВ». Впервые в литературе говорилось в нем о ядерной цепной реакции взрыва, погубившего в 1908 году над тайгой перед спуском на Землю инопланетный корабль».

Рассказ, напечатанный в 1946 году в журнале «Вокруг света», вызвал невиданную яростную по силе дискуссию. Возражая Казанцеву, писатель Борис Ляпунов в журнале «Знание – сила» напечатал очерк «Из глубины Вселенной». В нем он настаивал на другой версии: неведомый космический корабль, взорвавшийся над Тунгуской, мог прибыть к нам не с Марса, а с Венеры.

Шумиха, вызванная публикациями, оказалась столь громкой, что ученым из Метеоритной комиссии при Академии Наук СССР пришлось попридержать разошедшихся фантастов.

«Мы пытались, – писал геолог Б. Вронский в книге «Тропой Кулика» (1977), – привлечь к участию в экспедиции, – (в район падения Тунгусского метеорита, – Г. П.) – фантаста Казанцева. Я в Москве беседовал с ним. А. П. был в восторге. Обязательно, говорит, поеду. Буду ждать вашего письма. Письмо ему послали. Написали, что группа укомплектована, состоит из научных работников и студентов-выпускников, оснащена самой современной радиометрической аппаратурой. Выезд в первых числах июля (1959 г.). Ждем вас, А. П., в конце июня в Томске. В ответ получаем телеграмму, в которой… Впрочем, вот она. «Томск, бетатронная лаборатория, Плеханову. Только что вернулся кругосветного путешествия, должен отправиться международный конгресс. Искренне сожалею, что не могу принять участие вашей интересной экспедиции, которой желаю успеха. Особенно рекомендую провести металлометрические исследования всей таблицы Менделеева различных участков места катастрофы. Рассчитываю ознакомиться с вашими выводами, ради чего задерживаю свое выступление, связанное с моей гипотезой. Интерес к ней огромен и за рубежом. Ваша экспедиция окажется центром внимания. Нам помогают смелые и обоснованные заключения Шкловского – (советский астрофизик, утверждал искусственное происхождение спутников Марса, но впоследствии отказавшийся от таких представлений, – Г. П.). Жму руки участников экспедиции, мысленно с вами».

Опыт северных рейсов на ледоколе «Георгий Седов» позволил Казанцеву написать роман «Арктический мост» (1946) и очень неплохие рассказы, составившие книги «Против ветра» (1951) и «Гость из космоса» (1958).

В 1951 году вышел роман-мечта «Мол Северный».

В 1956 году новый вариант романа этого романа – «Полярная мечта».

Повесть «Планета бурь» в 1959 году печаталась с продолжением в «Комсомольской правде», в 1963 году вышла под названием «Внуки Марса».

В 1960 году появилась «Лунная дорога».

В 1964 году – «Льды возвращаются».

В 1973 году – «Сильнее времени».

Встречи с крупными учеными (Л. Ландау, Лео Сцилард, Нильс Бор, А. Несмеянов, В. Миткевич, А. Иоффе) эффективно подпитывали воображение писателя. Например, роман «Купол Надежды» (1980) отразил научные идеи академика Несмеянова.

«Меня больше всего поразило, – вспоминал писатель, – что для уничтожения голода на Земле нет нужды изобретать что-нибудь невероятное. Все уже, в принципе, найдено. Одноклеточные грибки – дрожжи кандида – по составу своему и набору аминокислот не отличаются от материнского молока, вырастают эти грибки на тяжелых отходах нефти и увеличиваются за сутки в весе в тысячу раз! Чтобы накормить человечество, понадобится израсходовать в год смехотворно малое количество нефти – пятьдесят тысяч тонн, приготовляя из полученного белка все виды пищи».

Разговоры с Александром Петровичем всегда были интересны.

«Как ваши литературные дела? – спрашивал он, когда я появлялся в Москве, и мы встречались у него дома на проспекте Вернадского. – На вас опять давят? Вы опять наступили кому-нибудь на ногу? У вас в Новосибирске есть вот такой деятель, – называл он вдруг хорошо знакомую мне фамилию. – У него, похоже, на вас зуб большой вырос, он постоянно капает на вас в Российский Госкомитет по печати…»

И страшно раздражался, вспоминая по неведомой ассоциации братьев Стругацких.

«Вы ведь, кажется, из их компании, научитесь у них там всякому. До них, видите ли, никакой фантастики в стране не было! Парнов и Нудельман тоже так говорят – про себя. Вот хотят, – произносил Казанцев с какой-то странной для меня обидой, – чтобы Ефремов приветствовал Стругацких как новых триумфаторов, но Иван Антонович устранился от такой «чести»…»

«А теперь, – постепенно успокаивался Александр Петрович, – подойдите к этой картине. – (На огромном полотне в кабинете писателя плыла среди звезд обнаженная Андромеда, – Г. П.). – Видите, какая широкая рама? Видите, сколько на ней автографов? Так что, смело берите фломастер и расписывайтесь! Бенц, – командовал он своей лохматой собаке. – И ты на это смотри! Перед тобой вся история фантастики!»

Я расписался. Под автографом Станислава Лема.

К сожалению, преданность идее не всегда помогает творцу.

Вот что говорил 93-летний А. А. Казанцев в 1999 году: «Я был и остаюсь коммунистом, голосую только за КПРФ – она не испугалась угроз и запретов, ее руководители не кинулись делить народную собственность, не крали, не строили дворцов…» И далее: «Всякая власть, сосредоточенная на деньгах, есть смерть. Победа труда неизбежна».

Впрочем, с известностью (а Казанцев был очень известен) вокруг лидера всегда возникает свой круг, и люди из этого круга пользуются популярностью своего лидера далеко не всегда на пользу литературе. Окружающие часто пользуются лидером и как заслоном – против тех, кто может оттеснить тебя с главных ролей. Такая борьба быстро сушит людей, мельчают их таланты. «Машины полей коммунизма» (1953), «Богатыри полей» (1955), «Земля зовет» (1958) и другие такие книжки не привносили ничего нового в работу Казанцева.

Но в 1974 году появился научно-фантастический роман «Фаэты».

В 1975 году вышла шахматная книга «Дар Каиссы». В 1981 году – «Пунктир воспоминаний». В 1984 и 1986 – романы «Острее шпаги» и «Клокочущая пустота», а в 1997 – дилогия «Иномиры». За ними – «Звезда Нострадамуса» (2000), и, наконец, автобиографический роман «Фантаст» (2001), написанный в соавторстве с внуком – Никитой Казанцевым.

«Есть ли объяснение легендарно уродливой внешности «носолобого» Сирано? – размышляла культуровед И. В. Семибратова над романом Казанцева «Колокол Солнца». – Каковы причины его необычайной удачливости в дуэлях, только удивительное везение или загадочные знания? Не было ли более серьезных поводов для схватки и победы де Бержерака, одержанной над ста противниками одновременно, чем те, о которых упоминают современники? Имеет ли он какое-либо касательство к освобождению из заключения и переезду во Францию Кампанеллы, и почему кардинал Ришелье, явный реакционер, помог вызволить прогрессивного итальянского философа? Откуда пришло к Сирано обладание несовместимыми с его эпохой сведениями? Ведь триста лет тому назад он писал об устройствах, напоминающих многоступенчатые ракеты, радиоприемники, телевизоры, о явлении невесомости, о живых организмах, состоящих из содружества клеток, о микробах, открытых только через два столетия, о существовании антител в нашей крови. Вслед за Джордано Бруно он утверждал, что на других планетах существует разумная жизнь. А что, – вдохновлялась Семибратова, – если знаменитый француз общался с инопланетянами, сам путешествовал в межзвездном пространстве?»