- А кто спрашивает? – скользнув взглядом по возникшему из темноты посетителю, ответил тот, возвращаясь к своему занятию.

- Ну, раз ты видел, что я говорю, наобум скажу, что это я, - стараясь исключить из предложения маты и оскорбления, в огромном количестве уже сгенерированные воспаленным от ночных прогулок мозгом, проговорил Милкович, подходя ближе. – Парня этого видел? – протягивая снимок Галлагера администратору, спросил Микки, щурясь от мигающих повсюду разноцветных лампочек. – Его зовут Йен.

- Первый раз вижу, - даже не посмотрев на фотографию, ответил бородатый, сосредотачивая все свое внимание на накладных последнего поступления алкоголя.

- Может, еще раз глянешь? – недовольно поджав губы и покрепче сжав сильно чесавшийся кулак, решил повторить попытку брюнет. – Он работал тут, так что, я уверен, не первый, - уверенности в том, что этот клуб был именно тем заведением, где старший Галлагер со своей мелкой сестрой, имя которой Микки все никак не мог выудить из памяти, встретили Йена, не было, но удачу попытать стоило.

- Мне не уследить за этими голубками, которые сюда приходят и уходят, понятно? – не желая идти на контакт, сопротивлялся мужчина, но что-то в его взгляде, бегающем по лицу брюнета, намекало Милковичу – он пришел по адресу.

- Ладно… Этот голубок пару дней назад ушел в самоволку, после того, как твой вышибала вышвырнул его брата и сестру на улицу, - на одном дыхании выдал Микки, внимательно отслеживая реакцию бородатого на свои слова. – Помнишь такое? – и резко поджавшиеся губы, окруженные кудрявыми рыжими волосками, ответили за его собеседника.

- Слушай, удолбыш, думаешь, ты первый, пришедший сюда, ноющий о шлюховатом бармене, подрочившем ему в сортире, и сказавшем, что это истинная любовь, а потом испарившемся? Поверь мне, нет, - протараторил управляющий, ядовито усмехнувшись, переводя взгляд на Милковича, уже успевшего отбросить фотографию на стойку, чтобы освободить руки. – Так что, купи себе выпить и влюбись в другого, - посоветовал он и отвернулся.

- Ты меня геем назвал? – стандартная реакция Милковича на подобного рода заявление не заставила себя долго ждать: крепко сжав кулаки, из последних сил удерживая себя от того, чтобы размозжить нагловатую физиономию своего собеседника, спросил Микки, склонив голову.

- О, милый, ну, перестань, рядом с тобой Джастин Бибер – альфа-самец, - ответил тот, и терпение Милковича треснуло.

Вместе с встретившейся с гладкой поверхностью барной стойки переносицей бородатого мудака, решившего поделиться с брюнетом данными своего гей-радара.

- Так, я знаю, что ты знаешь, где он, ты, спермохлеб, - прорычал Микки, наклоняясь к уху размазывающего кровь по лицу администратора, крепко прижатого к столешнице, доставая из кармана небольшой комок сероватого порошка, обернутого полиэтиленом, и выкладывая его на обозрение мужчины. – Так что, либо ты говоришь, либо я прикрою эту пидоро-нору за хранение и сбыт, еще и проституцию, - добавил он, прекрасно понимая, что такого рода заведения оказывают своим клиентам и эти услуги.

- Он на другой площадке, - тут же поспешил ответить управляющий, прогнувшись под твердыми аргументами своего собеседника в виде ста граммов героина и крепко сжимающих волосы на затылке татуированных пальцев. – В «Феюшке», - уточнил он, окончательно капитулируя.

- Спасибо, - улыбнулся Микки, похлопав ставшего таким податливым теперь мужчину по щеке и, не теряя больше времени даром, поспешил к выходу.

«Феюшкой» оказался невъебенного размера ночной клуб, переполненный трясущимися в экстазийных конвульсиях пидарасами на танцполе и разбросанными по углам престарелыми голубями, хищно высматривающими в толпе накаченных наркотой подростков очередную подстилку на ночь.

Конечно, это заведение было на ранг выше того, что Микки Милкович покинул некоторое время назад, наконец, получив желаемую информацию, но отвращение и раздражение от представшего перед его взором зрелища ничуть не уменьшились в своих размерах, дополняясь начавшей просыпаться внутри злобой.

ЕГО он заметил сразу.

Черная майка, сливающаяся с полумраком помещения сильно контрастировала с бледными тощими руками, обхватившими за шею какое-то потное плешивое чучело, восседающее на кожаном диване, пока блядский Галлагер, заметно исхудавший и осунувшийся с момента их последней встречи, извивался на его коленях.

Какого хуя, блять?

Совсем ебанулся, рыжий?

Пересекая танцпол в несколько огромных шагов, провожая взглядом таблетку, запихиваемую в рот Йена жирными пальцами навиагренного пидора, Микки Милкович, подлетел к дивану, хватая того за руку в попытках поднять.

- Время вышло, голубки, поднимайся, - прорычал он, крепко сжимая пальцами костлявое предплечье лысого. – Ты чё, не понял? Встал, гондон! Моя очередь, - хватая мужчину за шею, и, для придания ускорения, посильнее толкнув того в направлении выхода, выплюнул Микки, разворачиваясь к замершему рядом рыжему, расфокусированным взглядом блуждающему по его лицу.

- Еще встретимся, Кертис, - раздалось сбоку, оповещая брюнета о том, что ебаный старпер с заметным стояком под немаленького размера пузом, еще здесь.

- Кертис? – но сейчас его присутствие не смогло бы отвлечь Микки от созерцания ожившей конопатой куклы, пятившейся от него, потирая подведенные, как у потасканной бляди, веки. – Сценический, сука, псевдоним? – прошипел брюнет, подходя ближе, внимательно вглядываясь в смотревшие куда угодно, только не на него, глаза.

Два ярких зеленых огонька, оттенок которых уже давно успел занять почетное место в скудной цветовой палитре брюнета, с охуенно большими черными зрачками теперь, сообщающими об огромном количестве проглоченных их обладателем стимуляторов, мерцали во тьме, отражая свет неоновых ламп.

- Танец двадцать пять баксов, - размалеванный мудак подал голос, игнорируя вопрос Милковича, делая последний шаг навстречу, вплотную прижимаясь к телу растерявшегося от такого заявления брюнета.

- Пардон? – удивился Микки, чуть отступая.

- Не нужен танец, уходи, - ответил рыжий, разворачиваясь спиной, предоставляя взгляду Милковича лишь выпирающие косточки лопаток, не прикрытых блядской рабочей униформой.

Что за хуйню, блять, ты порешь?

- Ладно, хорошо, - сообразив, что поговорить иначе не удастся, кивнул брюнет, доставая из кармана мятую купюру. – Двадцать пять баксов за твою жопку, да? Никогда за эту хрень раньше не платил, - проговорил он, протягивая банкноту Галлагеру.

Будь откровенен, Мик, ты там и не бывал ни разу.

Оттянув резинку золотистых трусов в сторону, Йен опустил голову вниз, глазами указывая на образовавшуюся небольшую щель между тканью и его бледной кожей и, встретив презрительный взгляд брюнета, громко фыркнувшего от его действий, но, все же, заправившего купюру в боксеры, потащил того на еще теплый от задницы предыдущего своего клиента диван, одним движением заставляя Микки сесть, и забираясь сверху.

- Ну, как у тебя день проходит? – услышал Милкович шепот на ухо, сливающийся с бьющей по барабанным перепонкам мелодией незамысловатого танцевального хита, и не смог ответить.

Гребаный пидор скользил своей костлявой жопой по его бедрам, вызывая вполне ожидаемую реакцию тела, истосковавшегося по рыжему: каменный стояк в собственных штанах сильно мешал сформулировать что-то внятное, отвлекая внимание брюнета на себя; а знакомый, казавшийся навсегда выброшенным из памяти запах Галлагера, стелившегося по его коленям, обильно сдобренный кислотой наркотических препаратов, сочившейся через поры вместе с потом, не давал вздохнуть.

- Как, блять, день проходит? – единственное, что смог сделать Микки – повторить вопрос, заданный Йеном.

- Веселишься? – пьяно улыбнулся тот, опускаясь задницей на ширинку Милковича, чувствуя сильный толчок навстречу, и, легко скользнув по возбужденному органу, встал, чтобы развернуться спиной к парню, сидевшему под ним, снова опускаясь на его бедра и прижимаясь спиной к часто вздымающейся груди, продолжая свой приватный танец.