– Пиздец ты, – вынес свой вердикт Милкович, широко улыбаясь наивности друга, и наклонился за валяющимся на земле ножом, оставшимся небольшой памятью о продолжительном сроке заключения.
– Эм? – вопросительно посмотрел на него Йен, встречая уже нескрываемую усмешку в ответном взгляде выпрямившегося парня.
– Тормоз ты, говорю, – попытался объяснить свое замечание Микки, но так и не смог подобрать более удачного определения, хмыкнув на тут же всплывшую в фантазии идею составить рыжему персональный словарь матершины, как общепринятого характера, так и собственного сочинения, обязательно проследив за тем, чтобы Хранитель выучил его от корки до корки и вовремя мог применить тот или иной красочный эпитет.
***
– Так, что означает «пидор»? – поинтересовался Йен тем же вечером, придвигаясь ближе к Микки по скамейке и понижая голос до шепота, не сумев сдержать внутри интереса, с момента дневной стычки занимающего его размышления.
– Ну… – обещая Милковичу различного рода трудности в расшифровке подобных определений при составлении его словаря. – То же самое, что «гей», только грубо, – попытался объяснить брюнет.
– Но ведь ты гей, почему тогда ты разозлился на это слово? – с неподдельной наивностью во взгляде решил уточнить Хранитель.
– Потому что это не одно и то же, – ответил Микки, противореча самому себе.
– Но ты сказал…
– Блять, это как бы и одинаково, но и абсолютно разное, – путаясь в собственных мыслях, пояснил брюнет. – «Гей» – это тот, кому нравятся мужчины, а «пидор» – тот, кто обрызгал тебя из лужи, не тормознув перед пешеходным, – радуясь выбранному сравнению добавил он.
– Но ведь у тебя нет машины, и мы не трогали этих ребят сегодня, почему…
– Ебаный в рот, – простонал Милкович, понимая, что затея обучить рыжего крепкому слову не так уж и хороша. – Просто запомни, что «пидор» это грубое обозначение гея, все, – подытожил он, не желая больше продолжать возню с одним единственным словом. – Я не знаю, как это еще объяснить, блять, – и поджал губы, сдаваясь.
– А это «блять»? Ты часто говоришь его, – усложнил задачу Хранитель, получая в ответ тихое рычание из груди своего подопечного.
– Сука, это не легче, – усмехнулся Микки, сжимая пальцами переносицу. – Все зависит от того, когда ты скажешь его, – начал анализировать он. – Бля, нет, мне надо подготовиться, – замотал головой он, окончательно заплутав в терминологии и количестве вариаций расшифровок. – Сегодня остановимся на «пидоре».
– На «пидоре», – с готовностью кивнул рыжий, изображая полную осведомленность в изученной теме, чтобы не показаться полным глупцом.
– Только это, не злоупотребляй этим словом там у себя, – посоветовал Милкович, задрав кверху палец, мысленно представляя разгуливающего на облаках Хранителя, награждающего звучным определением каждого встречного.
– У нас там нет луж, – усмехнулся Йен, вспоминая попытки Микки донести до него значение этих пяти букв, – и геев я тоже не встречал, – пожал плечами он, замечая изменение на лице собеседника.
Потерявшем легкую улыбку и побледневшем уже через мгновение.
– Бля, точно, – когда его обладатель вспомнил о запланированном разговоре, – ты извини меня.
– За что? – нахмурился рыжий, не понимая, о чем идет речь.
– За тот поцелуй, – едва слышно уточнил Милкович, опуская голову и пряча взгляд. – Я знаю, у вас там это типа грех, – пояснил он, заметно краснея, – но ты скажи, что это я сам… тебя…
– Мик, я, кажется, говорил, что мы не ангелы, – остановил его Хранитель, накрывая ладонью руку друга в желании заверить в нормальности произошедшей ситуации. – Нет, конечно, нам грешить тоже не желательно, но крылья у меня никто не отнимет, – разряжая обстановку, усмехнулся он. – У меня их просто нет, – и напомнил подопечному подобный этому разговор многими годами ранее.
– Все равно извини, – но тот расслабиться до конца не смог. – Нужно было спросить разрешение перед тем, как… Блять, не нужно было вообще тебя целовать, – путаясь в собственных мыслях, хаотично скачущих в голове, осекся он.
– Ага, и мне бы пришлось ждать своего первого поцелуя еще пятьсот лет, – прокомментировал вслух его высказывание рыжий, заставляя резко поднять голову и распахнуть глаза в удивлении.
– Только не говори, что я… Бляяаать, – хватаясь за волосы, пробормотал Микки, зажмурившись, понимая, что не просто без спроса поцеловал друга, так еще и украл у него первый. – Пиздец, я.
– Тормоз, – вспомнив недавнее объяснение этому странному слову, с рвением прилежного ученика, на пятерку выучившего заданный урок, подсказал ему Йен.
– Ага.
Tbc…
========== 10. Подарки ==========
– На то, что получаю я, мы сможем арендовать пару матрасов в «Башне», – заверила Мэнди брата, запивая пустой круассан разведенным вдвое кофе.
– Ага, и спать в одной комнате с кучкой ломачей, – скривился Милкович, воспроизводя в голове картинки перспективы. – Ты хоть представляешь, как воняют нарики? – поинтересовался он, опустошая свою чашку. – Даже не думай об этом, блять, – твердо проговорил брюнет, не желая больше слушать доводы девушки и, уж тем более, рассчитывать на ее мизерный заработок во времена отсутствия собственного. – Оставайся в своем салоне, а я что-нибудь придумаю, – заключил Микки, поднимаясь со стула и направляясь к выходу из эконом-кафе, обеспечившего паре завтрак за два с половиной доллара.
– Ты уже месяц не можешь этого сделать, Мик, думаешь, за оставшийся день удастся? – бросила в спину удаляющемуся парню девушка, торопливо проглатывая коричневатую жижу и следуя его примеру, почти бегом вылетая из помещения, чтобы успеть к открытию борделя.
Знаменательная дата, наступления которой еще месяц назад Милкович так ждал, красовалась в голове брюнета напротив слова «завтра», обещая молодому человеку долгожданную свободу от опеки государства и необходимость самостоятельного шага во внешний мир, уже не кажущийся таким гостеприимным, вызывающий неприятный липкий страх и нежелание скорой встречи отказами предоставить парню тепленькое место задаром.
Конечно, Микки мог бы воспользоваться своим правом провести под крышей приюта еще несколько месяцев, пока достигший совершеннолетия воспитанник не найдет работу и кров, но продолжительный скандал с администрацией детского дома, обильно сдобренный красноречивыми оскорблениями и обширного формата матершиной в адрес директрисы, лишил вспыльчивого молодого человека данной прерогативы.
Все вещи брюнета были упакованы по двум спортивным сумкам и приготовлены к демобилизации из стен казенного учреждения, вот только пункта назначения их передислокации пока в радиусе видимости не наблюдалось.
Хосписы, общественные приюты и самые дешевые общаги Милкович рассматривал как крайний вариант, все же, надеясь на удачу подвернувшейся за углом работенки, но каждый новый отказ в возможном трудоустройстве бывшему заключенному превращал «ни за что» в «возможно», уже завтра обещая преобразовать его в «придется».
Рассчитывать на помощь Мэнди, когда-то также оказавшейся на улице без гроша в кармане и перспективы выживания, но сумевшей занять небольшую нишу в безжалостном мире, Микки не позволяла гордость, вынуждая брюнета таскаться по раскаленным улицам мегаполиса, предлагая свою кандидатуру мясникам и скорнякам, получая десятки «нет» на заверения, что четыре года, проведенные им в колонии, ни коем образом не повлияют на его трудоспособность и честность по отношению к имуществу той или иной лавки.
К восьми часам вечера девятого августа так и не обеспечив Милковича необходимым тылом к завтрашнему «выпускному».
– Пиздец, блять, в этом ебаном городе что, нет ни одного места, куда меня могли бы взять? – вопрошал брюнет, вытягивая ноги и сжигая половину прикуренной сигареты одним большим вдохом.
– Но ведь на бирже сказали… – попытался напомнить ему собеседник, но злобный взгляд голубых глаз исподлобья заставил его быстро прикусить язык.
– Я не буду чистить общественные сортиры, блять, – перебил Хранителя Микки, запивая дым дешевым пивом, на которое парень сегодня решил променять свой ужин, выбрав между приютской столовой и бетонными стенами недостройки второе, скоропостижно приняв решение о вечернем досуге, стоило только ему боковым зрением ухватить появление серебристого тумана за углом узкого проулка возле последнего проебанного места работы.