Сейчас бар набит до отказа. Опять: куда ни глянешь — божественная блондинистая головка. Одна машет нам из глубины бара.

— Элен! — закричали все и двинули к ней.

Очаровательная Элен сидит у стойки и разговаривает со здоровенным нью-йоркцем. Рядом с ней стоит модно одетый парень лет двадцати и держит за талию.

— Модель? — спросил я Полину по пути к столику.

— Певица, живет в Калифорнии, сейчас сотрудничает с Уитни Хьюстон. Элен настоящий профессионал. Понимает и чувствует музыку, как мало кто, кого я знаю.

— Полина, Полина, — посмотрела на нас Элен. — Сколько я тебя знаю, всегда рука об руку с красавцем. Только я не подозревала, что ты перекинулась на малолетних.

— А неоперившийся юнец рядом с тобой? — парировала Полина.

Про нас с парнем говорили в третьем лице, как про отсутствующих.

— Ты о Джереми? — спросила Элен. — Я встретила его только сегодня. Шопенгауэр говорил, что пение лишает воли. — Элен посмотрела на нашу компанию. — Надо забыть о личных целях и быть в состоянии чистой созерцательности. Чтобы быть певцом, надо обрести душевный покой, найти чистоту, — заученно задолдонила она. — Истинный певец должен избавиться от своего «я» и от всякой индивидуальной воли и похоти. Поэтому с Джереми я чисто символически. Хоть он и очень милый мальчик.

— Что? — она переспросила внушительного вида нью-йоркца. — Джон приглашает нас всех к себе домой. Продегустировать снег, который не выпадает в Нью-Йорке зимой, а привозится оптом из южных стран. Я уже попробовала его сегодня. — Она одарила нас прелестной улыбкой.

Мы вышли вслед за Элен, Джереми и Джоном. Элен шла в обнимку с Джереми, оба делали вид, что флиртуют по-французски, и постоянно целовались.

— Не понимаю, на что этот нахал надеется, — обернулась к нам счастливая Элен. — Наша жизнь — это борьба. Мужчины постоянно соревнуются друг с другом, доказывая свою мужественность. Женщины — доказывая, что они сладострастны. Мужчина и женщина в союзе — тоже постоянная борьба. И только искусство, в особенности музыка, внушает людям временное примирение. Я, как человек искусства, певица, несу его людям. Для этого я сама должна находиться в состоянии постоянного примирения. Так что не знаю, на что надеется бедняга Джереми. Я превращу его в подушку, полную гусиных перьев. Я сама себя чувствую, как подушка.

— Думаю, это может быть как раз то, что и надо Джереми, — съязвил дюжий Джонни.

— Ты же знаешь, Джон, как я ненавижу пошлость! — шутливо вознегодовала Элен и дала ему слабый подзатыльник.

— Как тебе мои друзья? — спросила меня Полина, еще когда она, я, Элен и Джереми парами шагали друг за другом по Бродвею.

— Из них из всех мне больше по душе Элен, — ответил я. — Она хотя бы веселая. Остальные какие-то механические.

Мы вошли в дом Джона. Элен вела себя по-хозяйски. Скинула туфли, брякнулась на диван, задрала ноги на стол и заговорила.

— Смысл жизни пошл, а музыка — это те иллюзии, за которые мы держимся в романтическом возрасте, когда до конца не очерствели. Где мой кокаин? — закричала она голосом таким дурным, что я поставил под вопрос причастность Элен к искусству музыки.

Боже, какую линию она вдохнула! В жизни не видел, чтобы мужчина или женщина занюхивали стрелку такой толщины. На секунду ее лицо стало страшным. Больше всего она напоминало защитника американского футбола, который накручивает себя перед тем, как отразить атаку противника. Потом оно вновь приняло свое обычное прекрасное выражение.

— Вы знаете, в этих отвлечениях от истины и есть прелесть жизни, — пропела она с напускной грустью. — В них есть красота. Красота — это тоже отвлечение от истины. А я очень падка на красоту. Вот ты, Полина. Ты очень красивая девушка. Иди сюда!

Она взяла Полину за руку и посадила на стул в середине комнаты. Встала напротив и начала танцевать.

— Моя прелесть, — принялась щекотать она Полине языком ухо. — Ну не прелесть ли она, Джон? — она поцеловала Полину долгим поцелуем.

Полина вытерла губы.

— Элен, я устала! — отмахнулась она, а я подумал, не происходит ли эта сцена между ними не в первый раз. — У меня был длинный день! — Она повернулась ко мне за поддержкой.

— Держи мою кофточку, Джон! — не слушала ее Элен и продолжала свой танец вокруг Полины. Скоро в нем проступил рисунок змеиного клубка.

Юный Джереми сидел на полу, не получая от этого зрелища удовольствия. Элен подошла и уселась напротив.

— Какой ты грустный! У тебя вид, будто ты сидишь и ждешь порции кокаина. Это так пошло! Не разочаровывай меня. Ты же ведь милашка. — Она прикусила его нижнюю губу и оттянула. У Джереми по лицу потекли слезы. — Какой же ты скучный! — надулась она. — Уверена, с этим молодым человеком мне будет повеселее, — показала она пальцем на меня.

Она пересекла комнату и теперь села со мной.

— Если тебя зовут Савл, то после знакомства со мной ты станешь Павлом, — бухнула она.

Я списал это на кокаин. Но не мог не подыграть ей:

— А что? Иметь дело с такой убийственной девушкой равносильно вспышке. Если она не сравнивает себя с Богом. — Тут мне стало стыдно и захотелось домой.

— Ты подумай, Библию знает! Дашь мне благословение? Совсем ребенок! Такой миленький, хорошенький. — Она положила мой палец в рот и стала сосать его, глядя на меня наивно, как маленькая девочка. — Хочешь посмотреть мою татуировку? — Ткнула меня пальцем в живот. — Не будь дураком. — И без перехода закричала: — Вечеринка! Джонни, ты говорил, у твоих друзей вечеринка. Вперед — не засиживаться!

На улице Джереми сказал:

— Я пошел домой.

Вид у него был уничтоженный.

Элен и не посмотрела в его сторону. Она шла между мной и Полиной и держала нас обоих за талии.

— Все-таки ты настоящая сволочь, Полина. Ты божественно, божественно красива!

— Элен, я правда устала! И я дружу с его сестрой. Что я ей скажу, если она меня спросит, с какими людьми я его знакомлю?

— Это ты о нем беспокоишься? — искренне расхохоталась Элен. — Из нас троих он самый испорченный. Все, что ему нужно — это зеркало. Ты такой отъявленный нарциссист, — нагнулась она ко мне. — Тебя не интересую ни я, ни твоя любимая Полина. Наверное, лишь поэтому она и с тобой, — прибавила она серьезно.

Мы сели в машину Джона и покатили в аптаун. Через пару блоков Элен крикнула: «Останови!», выскочила из машины, подбежала к цветочной лавке, схватила букет и помчалась назад. Владелец лавки за ней. Элен прыгнула на первое сиденье, и Джонни нажал на газ.

Элен перегнулась назад и хлестнула меня букетом по лицу:

— Паршивец! Сам не додумался подарить своей девушке цветы? — Она протянула мне букет. — Дари! Я хочу это видеть!

Я нерешительно вручил цветы Полине. Какое-то время Элен смотрела на нас.

— Ты положительно совращаешь малолетнего, Полина, — произнесла она как констатацию факта и повернулась к Джонни. — Жми на газ, водитель!

Она открыла окно и высунулась из машины по пояс.

— Я в Калифорнии! — кричала она и махала проносящимся мимо автомобилям и пешеходам.

В салоне все, включая Джона, заметно нервничали.

Вечеринка была в районе семидесятых улиц. Мы вошли в ярко освещенную квартиру. На скамейке сидел огромный негр с большущим животом. Сразу было понятно, что он здесь главный. Глыба. Такой гетто-патриарх ночных улиц и вечеринок. Хотелось, прежде чем войти, спросить у него разрешения: ничего, если мы тут разместимся? Элен сразу ринулась к нему. Уселась сзади, обвила его живот одной рукой, другой стала махать в воздухе в такт музыке.

Полина пользовалась большим успехом. Она то и дело подходила поцеловать меня, чтобы заверить публику, меня и больше всех саму себя, что она со мной. В конце концов не выдержала и стала танцевать с черным качком. В эту минуту послышался визг и грохот падающей мебели. Элен сцепилась с гетто-патриархом и каталась с ним по полу. Ее ногти впились глубоко ему в щеки, и она наносила ему частые удары головой. Стоило большого труда их расцепить. По его лицу текла кровь, рубашка была разорвана.