– Его еще не посадили? – спросил Наиль.

Я понял, что Наиль испытывает определенную ненависть к своим бывшим сослуживцам. Интересно, что они не поделили? В конце концов, это не мое дело…

– Так что у тебя за дело? – продолжил Наиль.

– Я тут заявление принес… – Я вытащил заявление. – Фамилия оперативника указана. Короче, помоги, если сможешь, встретиться с твоим руководством. Мне следователь из Генеральной прокуратуры сказал, что нужно провести оперативную проверку этого заявления, если тебе это интересно и если, конечно, ты это сможешь сделать.

– Сделать-то я смогу, – сказал Наиль, – но ты немного не по адресу обратился. Я ведь не в ГУСБ работаю, а в ФСБ.

– В ФСБ?

– Да, в подразделении «М», которое как раз занимается выявлением недобросовестных милиционеров, так сказать, «оборотней». Знаешь, – Наиль посмотрел на меня, – мне твое заявление интересно. Я заберу его. Ты телефон только мне оставь.

Я вытащил визитную карточку и протянул ему.

– Мы его прочтем, все проверим, а потом позвоним, вызовем тебя и твоего «кадра».

– Какого кадра?

– Ну, клиента… Как его фамилия?

– Муратов. Ильдар Муратов.

– Он кто, чеченец?

– Нет, татарин.

– Татарин? – с интересом переспросил Наиль.

– Да, твой земляк.

– А где сидит?

– Во Владимирской колонии.

– Все, адвокат, заявление принято! Все, что могу, сделаю! Тебе позвонят. Тянуть мы не будем, хотя работы много. Все, пока! – Наиль протянул мне руку. – Спасибо, что вспомнил и позвонил!

– Спасибо тебе! – ответил я.

Через несколько минут серая «Волга» тронулась с места и исчезла так же неожиданно, как и возникла.

30 июня, офис адвокатского бюро, 12.00

Звонок Ирины Муратовой раздался неожиданно. Я услышал в трубке ее взволнованный голос.

– У нас проблема! Ильдар пропал!

– Как пропал?! Ничего не понимаю!

– Со вчерашнего дня его нет.

– Погодите, давайте подробнее.

– Вчера он должен был позвонить мне. Я весь вечер ждала звонка. Мы с ним так договариваемся. Утром я сама позвонила одному капитану, нашему, прикормленному. И он сказал мне, что вчера приезжали двое из Москвы, предъявили руководству какие-то документы – он их не видел и не читал – и забрали Ильдара, увезли в Москву якобы на какие-то следственные действия. Но дело ведь закончено!

– Я все понял, – ответил я.

Видимо, заработало то заявление, которое я передал Наилю. А может быть, что-то другое?

– Подождите, – сказал я, – я постараюсь кое-что выяснить. Перезвоните мне через час.

– Давайте так – если вы что-то узнаете, то сами перезвоните, – предложила Ирина.

– Хорошо.

Я достал записную книжку и, найдя телефон Наиля, набрал номер.

– Алло, это я. Узнал?

– Узнал, – ответил Наиль. – Что случилось?

– У нас проблема. Тот, кто писал бумагу… – стал намеками объяснять я.

– Какую бумагу?

– Ту, которую я передавал у здания Генеральной прокуратуры.

– Все, понял. И что?

– Он пропал. Его из ИТК двое в Москву увезли. Кто, что – не знаю. Случайно не по твоему ведомству?

– Сейчас узнаю. Можешь перезвонить через полчаса?

– Конечно, перезвоню.

Через тридцать минут я снова набрал номер Наиля. На сей раз Наиль говорил очень лаконично:

– Ты сейчас где находишься?

– В офисе, в центре.

– Можешь подъехать к Лефортово? Через сколько будешь?

– Если пробок не будет – минут через тридцать.

– Хорошо. Подъедешь – иди в комнату ожидания, жди меня там. Я к тебе подойду. Договорились?

Через сорок минут я подъехал к следственному изолятору Лефортово, расположенному в живописном месте Москвы. Большой каменный забор, утыканный видеокамерами, говорил о том, что тут находится режимный объект. По верху забора была пропущена колючая проволока. Я подошел к высоким металлическим воротам и увидел слева от них вход в КПП. Я вошел внутрь и уперся в железную дверь с двумя кнопками переговорного устройства и видеокамеры. Слева находилась еще одна дверь, она вела в помещение, называемое комнатой ожидания. Я открыл ее и увидел темную, без окон, комнату площадью около сорока метров, вдоль стен которой тянулись деревянные скамьи. Посредине комнаты стояло два стола, на одном из них – весы. Они служили для взвешивания продуктов, которые передавались арестованным, содержащимся в Лефортове. Справа от стола – небольшое окошко, на нем были прикреплены несколько объявлений о правилах передач в изолятор. В комнате почти никого не было, лишь трое адвокатов, которые сидели рядом друг с другом и о чем-то оживленно переговаривались. Рядом с окошком стояла женщина и переписывала перечень продуктов, разрешенных к передаче арестованным.

Я взглянул на часы. После звонка Наиля прошло больше сорока минут. Я подошел к лавочке, сел. Подняв голову к потолку, я обнаружил, что комната просматривается двумя видеокамерами, расположенными одна напротив другой. «Вот чем изолятор ФСБ отличается от всех других учреждений этого типа», – подумал я.

Достав из бокового кармана газету, я стал просматривать ее. Но не прошло и пяти минут, как ожил громкоговоритель, прикрепленный к правой стене комнаты под потолком. Я услышал фамилию, похожую на мою. Ничего не поняв, я обратился к сидящим рядом адвокатам:

– Извините, вы не расслышали, какую фамилию назвали?

Те пожали плечами.

«Ну вот, – подумал я, – только похвалил технику, а она не очень хорошо работает!»

Я встал, подошел к двери, которая вела в КПП, и нажал на кнопку переговорного устройства.

– Слушаю вас! – раздался мужской голос.

– Добрый день. Тут, кажется, мою фамилию назвали, – сказал я.

– А как ваша фамилия? – спросил дежурный.

Я назвался.

– Да, есть такой. Одну минуточку!

Раздался резкий звук зуммера, дверь открылась. Я вошел внутрь и увидел с правой стороны маленькую комнатку, отгороженную большим стеклом, за которым сидел дежурный офицер КПП. Я протянул ему свое удостоверение. Дежурный взял его, внимательно посмотрел на меня, потом открыл удостоверение, изучил его, положил на стол и стал переписывать мои данные. Закончив, он протянул мне небольшой листок и нажал на какую-то кнопку. Противоположная дверь тут же открылась. Я вошел в нее. Там меня ждал мужчина в штатском.

– Добрый день! – сказал он. – Пойдемте со мной.

Я быстро пошел за мужчиной.

Я знал, что это помещение следственного изолятора Лефортово, так как следственная часть Лефортова находилась с противоположной стороны и вход в нее был с другой улицы.

Мы молча шли по длинному коридору, который состоял из отсеков, закрывающихся металлическими дверями. Перед каждой дверью стояли видеокамеры. Потом мы повернули направо и подошли к открытой двери. Вероятно, это было что-то вроде второго дежурного КПП. Там сидели несколько офицеров, на столах стояли мониторы, на которые транслировалось изображение с видеокамер. Не обращая на меня внимания, офицеры о чем-то переговаривались.

Мы попали еще в один длинный коридор. В нем по одной стене располагались коричневые двери. Это были следственные кабинеты, где следователи или адвокаты встречались со своими клиентами. Мой сопровождающий подошел к одной из дверей, на которой висела табличка с номером 36, и, постучавшись, приоткрыл дверь.

Я вошел и увидел, что посредине кабинета стоит стол, рядом с ним стулья, а на них сидят двое незнакомых мужчин.

– Добрый день, – сказал я, остановившись в замешательстве, так как уже понял, что Наиля среди них нет.

Оба мужчины были в штатском. Им на вид было 30–35 лет. Один был светловолосый, у другого волосы были темными. На одном был костюм, на втором – рубашка, а сверху – кожаный жилет.

– Проходите, – один из мужчин обратился ко мне по имени-отчеству. – Садитесь.

Я молча сел на стул. Внутри начало нарастать беспокойство. «Странно, – думал я, – Наиля нет, клиента тоже нет. Меня вызывают сюда. Может быть, меня вызвали на допрос? Может быть, что-то случилось и теперь я должен давать объяснения, как я оказался в колонии, что я знаю по этому поводу?»