Когда Вячеслав Семенович ушел в палатку, я сказал отцу, что к нему приходили мальчишки из интерната.

— Знаю, — ответил он.

— И Сороку знаешь? — спросил я.

— Хороший парень!

Вот так новость! Отец лучше нас знает, что вокруг творится.

— Сидят, как сычи, на острове и в детские игры играют.

Отец растер полотенцем грудь, посмотрел на меня:

— А ты был у них на острове?

— Мне и отсюда видно, — сказал я.

— Не знаешь, а говоришь… По-моему, это прекрасные ребята, и тебе не мешало бы с ними поближе познакомиться.

— Уже познакомились…

— Есть такая пословица: в чужой монастырь не лезь со своим уставом.

— Зачем они к тебе приходили? — спросил я.

— Приглашают в гости… — улыбнулся отец.

Залаял Дед. Я по голосу определил, что на крыльцо вышла Аленка. Она была в купальнике, на плече зеленое мохнатое полотенце. Дед подскочил к ней и попытался вцепиться в полотенце. Он любил с тряпками играть. Ухватит за один конец и тянет что есть силы. Меня он запросто перетягивал. Аленка легонько хлестнула Деда полотенцем по носу. Он обиделся и отошел от нее. Кажется, моя сестренка не в духе. Как говорится, не с той ноги встала. Она спустилась к озеру и пошла вдоль кромки к камышам. В одиночестве решила Аленка выкупаться.

Из палатки вышел Гарик, посмотрел Аленке вслед и, сбросив штаны и майку, устремился к озеру. С ходу бухнулся в воду и поплыл. Отец пошел бриться, а я остался на берегу раздумывать: выкупаться или подождать, пока вода станет теплее.

Раздался громкий всплеск. Аленка шлепнулась в воду. Дед сорвался с места и с лаем бросился в камыши. Поплыл Аленку спасать.

На озере показалась незнакомая лодка. Длинная и черная, словно ее только что в дегте выкупали. За веслами сидела кепка. Огромная, как аэродром. И в клеточку. Я даже подумал, не Олег ли это Попов? Я его видел в цирке, у него точно такая же кепка. Когда лодка подплыла поближе, оказалось, что под кепкой прячется мальчишка в широких черных штанах. Мальчишка не спеша греб, и когда он смотрел по сторонам, его величественная кепка медленно поворачивалась то в одну, то в другую сторону.

Гарик, заметив лодку, поплыл к ней наперерез. Мальчишка равнодушно смотрел на него. Но когда Гарик попытался схватиться руками за борт, мальчишка лениво замахнулся веслом. Гарик сразу отскочил. В камышах послышался ядовитый Аленкин смех. Минут пять Гарик плыл рядом с лодкой и о чем-то разговаривал с мальчишкой. Я не слышал, что ответил мальчишка, но когда его кепка качнулась вниз-вверх, Гарик наконец вскарабкался на лодку.

Мальчишка отпустил весла и стал слушать Гарика, который, размахивая руками, что-то ему заливал. Вот Гарик пересел с кормы поближе и, смеясь, хлопнул его по плечу. Мальчишка подкинул кепку повыше и тоже хлопнул Гарика. Они сидели рядом и хлопали друг друга по плечам. Мальчишка тоже начал скалить зубы. Скоро, запрокинув голову и одной рукой поддерживая кепку, он басовито хохотал на все озеро.

Вот он развернул лодку и стал грести к нашему берегу. Уговорил его Гарик. Мне захотелось поближе поглядеть на этого смешного мальчишку в огромной кепке. Они, все еще смеясь, вылезли из лодки.

— Федя Губин — замечательный человек! — сказал Гарик. — Расскажи, как старуха белье стирала?

— Неохота, — ответил Федя, разглядывая меня. — Он все знает, — сказал Гарик.

— Все, — подтвердил Федя.

Вблизи он оказался еще смешнее. У него толстые губы. Особенно нижняя. Кепка прикрывала его словно зонтик. Федя поминутно вскидывал головой, как боевой конь, и кепка немного отваливалась назад. Тогда можно было разглядеть глаза и нос. Глаза у Феди небольшие, голубые. Нос широкий и толстый книзу — этакая увесистая дуля. Грудь широкая — плечистый парень. Ростом немного пониже Гарика.

— Он здесь главный рыбак, — сказал Гарик. — Знает все лучшие места.

Федя кивнул кепкой: мол, так говоришь. Правильно.

Я вспомнил, что мне толковал Коля про одного мальчишку. Это тот самый…

— Я знаю, кто ты, — сказал я.

Федя с любопытством взглянул на меня.

— Кто?

— Гриб, — сказал я.

Федя насупился, секунду молча смотрел на меня. А потом внушительно сказал:

— Я могу те и по уху врезать. С гарантией, что на своих двоих не устоишь.

— Я думал, это фамилия…

— Один думал-думал, да взял и помер, — не совсем понятно сказал Федя.

— Бедняга, — сказал я.

— Показать мою лодку? — перевел Гарик разговор на другое.

Федя кивнул, кепка свалилась на глаза. Он рывком подбросил ее на затылок. Пока Гарик бегал за лодкой, мы помолчали.

Феде резиновая лодка не понравилась.

— Одно баловство, — сказал он. — Чуть волна — и к ракам в гости.

— Чудак, она не тонет!

— Мне такая и даром не нужна, — сказал Федя.

— Сергей, завтра на зорьке рванем за лещом. Федя такое место знает…

Гриб неодобрительно взглянул на Гарика.

— Насчет евоной кандидатуры уговору не было.

— Плакать не буду, — сказал я.

Гарик подмигнул — дескать, лучше помолчи: все уладится.

Мне, конечно, хотелось за лещами отправиться, но и кланяться этому Грибу я не стал бы. Нацепил на голову аэродром и задается. Подумаешь, великий рыбак!

— Я подумаю, — важно сказал Федя и улыбнулся. Он стал еще смешнее, чем раньше. Нижняя губа отвисла и сделалась треугольной. А толстый нос приподнялся.

Такой улыбке любой клоун бы позавидовал. Глядя на Гриба, и я заулыбался, а потом и Гарик.

— Какие там лещи? — спросил Гарик.

— Лапти, — ответил Федя. — Аж тащить страшно.

— Какого червя копать?

— Белого, — подумав, ответил Федя. — Да мы и без червя навалим пол-лодки рыбы… — Он поглядел на остров. — Только бы этот не помешал…

— Сорока? — спросил я.

— Мужики давно хотят ему бока обломать… Попробуй достань его на острове.

— У нас тоже на него зуб, — сказал Гарик.

— Если бы я знал, где вход на остров, — сказал Федя. — Президенту — конец! Мы бы его оттуда со всей оравой в два счета выкурили. И летчики бы не помогли…

— Летчики? — спросил я.

— Дружат они с детдомовскими… Шефы, что ли?

— Приложил бы я этому Президенту! — сказал Гарик. — Руки чешутся.

— Я бы тоже, — сказал Федя.

У меня руки не чесались. Я человек миролюбивый и драться не люблю. Конечно, если на меня кто-нибудь нападет и первый ударит, я не стерплю. Но пока на меня никто не нападает. А Федя и Гарик пускай дерутся с Президентом, если у них руки чешутся.

— Солнце взойдет — вы на берег, — предупредил Гриб. — Последнее это дело — ждать и догонять…

— Сколько удочек брать? — спросил Гарик.

— Не надо удочки — путаться только будут.

— Как же ловить будем? — удивился он.

— Будем, — сказал Федя. — Помогите лодку столкнуть.

Он забрался в лодку, а мы с Гариком спихнули черную посудину в воду. Федя спрятался под кепку и опустил весла.

— Я тебя буду Гришкой звать, — сказал он.

— Хоть Кузьмой, — ответил Гарик. — Только покажи, где лещей брать можно.

— Без промашки, — сказал Федя. — На этом озере я еще без штанов начал рыбалить.

— Вот тип, — сказал я, когда он уплыл.

— Комик, — усмехнулся Гарик.

— К нам чуть свет Сорока приходил…

Гарик повернулся ко мне.

— Сорока?

— Мы лося ходили спасать… Только он погиб. Засосало в болоте. Аленка до сих пор не может успокоиться.

Я рассказал ему, как умирал лось.

— Я бы этих охотников… — Гарик скрипнул зубами. — К стенке!

У него сейчас лицо было точно такое же, как и у Сороки, там в лесу.

— А Президенту я все равно фотокарточку попорчу, — сказал Гарик.

— Это еще бабушка надвое сказала, — ответил я. На вид Сорока ничуть не слабее Гарика.

— Не смог лося спасти, — сказал Гарик.

Солнце взошло над озером, а Гриба все еще не было. На кустах испарялась роса. Неподалеку от берега раздавались всплески. Играл крупный окунь. У другого берега в камышах смутно вырисовывалась лодка. Рыбак в ватнике и зимней шапке сидел к нам спиной. Казалось, он спит. Там, где из воды торчали сваи, стлался пар. Создавалось впечатление, будто кто-то в снег наторкал черные головешки. Еще не обсохшие от ночной росы стрекозы неуверенно летели над водой. Гарик молча ходил по берегу. Он нервничал. У самой воды лежали наши удочки, банки с червями. Червей мы накопали еще с вечера.