Жерар принес последнюю перемену блюд, сок и мороженое. Мать смотрит на это варварское изобилие, хмыкает и изрекает:
- У тебя здесь все прям как в лучших замках старой французской знати. И повар – настоящий вышколенный мажордом, и столовая размером со стадион, канделябры, живые цветы... да и шампанское по утрам пьют только аристократы.
- А также дегенераты, – перебил я довольно неприязненным тоном. – Да, черт возьми, я не лопаю на кухне яичницу за грязным столом, заваленным горами немытой посуды, и не давлюсь второпях хлопьями с молоком, сидя перед теликом, как привыкли в нашей семье... да и не только в нашей. Я изящно гроблю здоровье спиртным и предаюсь чревоугодию в трапезной, больше смахивающей на тронный зал, один в своем огромном особняке. И знаешь, мам, мне это нравится.
- А я запрещаю, что ли? – вспыхнула Тисс. – Жизнь твоя, деньги твои, делай, что хочешь, только удивляюсь я... затворничеству этому. На дискотеки-вечеринки, небось, не ходишь?
- Какие дискотеки, мама?! Я программист. И сетевой администратор.
- А это не одно и то же?
- Нет, бллин! Вечеринки – это для школьников, а я...
- А ты как в детстве отказывался на улицу гулять выходить, так и сейчас нос от компьютера оторвать не можешь. Где ж ты пару себе нашел, а?
Отличный вопрос, блядь. Она сверлит меня кошмарным инквизиторским взглядом, как будто знать может, что я ночью лишился девственности... и кто лишал, и как лишал, и... кровь невыносимо прилила к лицу, я все-таки не выдержал и потупился. Твержу себе, что в записке ни полусловом не было намека на характер моей любовной связи, но глаза матери... Ну откуда у меня дурацкое ощущение, будто она рентгеном пронизала мое тело, вскрыла каждый сантиметр кожи, которой касался Ангел... будто может прочесть по горячим следам, что со мной происходило. Не может, не может! Я накрутил себя, ни хрена она не знает, но нагло притворяется... меня пытается убедить, что знает.
- Ну, разумеется, – язвительно начал я парировать, – я уже далеко не такой невинный, как в день своего рождения. Да, я нашел себе пару не в клубе и не в баре, и, да-да, все у меня не как у людей. Нет, я не собирался тебе говорить что-либо об этом в ближайшее время, и ты меня не заставишь. Да, ты причиняешь мне некоторое неудобство своим присутствием, но я вижу тебя раз в полгода и согласен потерпеть. Нет, я не наглею, просто устал лицемерно улыбаться тебе в ответ, а в душе поскрипывать зубами. Отношения у нас никогда не были близки к совершенству, но я буду от всего сердца признателен, мама, если ты не произнесешь больше ни слова, а я спокойно доем свой дегенератский завтрак и уеду на работу.
Я щелкнул пальцами, и сияющий повар подлил мне еще вина. Допив и охмелев от собственной дерзости, я ушел вместе с ним на кухню, очень довольный собой.
Ох, знал бы я, дурак, что совсем напрасно заткнул Тисс пасть в тот единственный раз, когда полезно было ее послушать...
α^
Я застыл в дурашливо-эротичной позе, молча созерцая маленькое чудо, а чудо, слегка охренев, созерцало меня. Тут было что рассматривать: на пороге спальни топтался восхитительный белокурый ребенок, почти подросток, молоко с медом... едва-едва пересек границу детства, большие чистые глаза мерцают в испуге, с каплей того восторженного интереса, который я... хм, вызывал всегда. За худенькими плечами рюкзак размером больше него, одет в черный комбинезон, кожа нежно-нежно белая с розовым отливом, а ротик красный… приоткрыт. Чего еще пожелать в приятные сюрпризы развратному вампиру вроде меня? Развратному вдвойне, малыш в столбняке стоял по одной весомой причине: я, не подозревая подвохов, все утро разгуливал по комнате полуголым, в своих расстегнутых кожаных штанах.
Но я прекратил его раздевать взглядом (с сожалением, признаюсь) и жестом предложил войти. Он спотыкается, забывая смотреть под ноги, летит вперед, а тяжелый рюкзак перевешивает... и вот он растянулся на полу, окончательно растерянный. Я подошел и любезно подал ему руку, хочу помочь встать. Но моя вызывающая полуобнаженка наводит на мальчишку еще больший ступор, он не может ни говорить, ни даже шевелиться. Я сел, наклонился пониже, накрывая его волной своих волос, и мягко прошептал на ушко:
- Ты в гости к Ксавьеру? Ты похож на его маленького братца. Я не маньяк-педофил, просто одеться забыл. Да и незачем мне было. Ну, поднимайся, нечего бояться.
Но он поднимает только голову, смотрит испытующе в мое лицо, недоверчивый, диковатый и... милый. Удивительно похож на Кси. Пытается найти что-то в моих глазах, кажется, находит, и выдает дрожащим голоском:
- Я тебя видел. В аниме. Только тут ты круче...
О Господи, еще один. Любитель японских мультиков. Ну точно, брат родной. Только что он тут забыл? И как смог через ворота пройти... и почему Ксавьер ушел, ничего не сказав? Не знал о возможном набеге или... Я отбросил вежливость и залез малому в голову. Самый простой и действенный, хоть и запрещенный приемчик. Итак, его зовут...
- Ману, – я поманил его к себе. – Раз ворвался без спросу в гости, будешь коротать время в компании вампиров.
- Я не совсем без спросу, я маму предупредил, – пролепетал Мануэль, снимая рюкзак и аккуратно ставя возле кровати. – Приехал на двенадцатичасовом автобусе. У меня есть ключи. Ксавьер, я знаю, будет вечером, а я просто хотел... поиграть.
И он кинулся к компьютеру, включать WÅT. Бля... чтоб я еще раз связался с современными шизанутыми тинэйджерами! Счастье еще, что Жерар так трепетно ко мне относится. Обшарил домашнюю библиотеку и спер для меня накануне стопку книг, иначе бы я помер от скуки. А этот молокосос... черт, такой облом! Они совсем офонарели со своими жужжащими железками. Или это я такой старый? Может, я что-то перестал понимать в жизни?
Безнадежно понаблюдал где-то с полчасика, как отпрыск рода Санктери самозабвенно режется в мочилово с орками, покачал головой, заполз обратно в постель и продолжил читать «Декамерон» Боккаччо.
*
- Жерар, мне такое снилось... Церковь, гроб, коленопреклоненный Ангел... какие-то тени, сгущающиеся по углам. А потом кровь, и красный... жуткий такой... не знаю, как назвать... призрак, восставший из этой крови. Из тела... м-мм... покойного, лежавшего в гробу, – я рассказывал тихо, скороговоркой, стараясь отвлечься от главного, что витало в голове. – Энджи все стоял и стоял на коленях, из его глаз капали... но не слезы, а тоже кровь. Потом в церкви совсем сгустилась тьма... образы смешались, не помню, что дальше. Я не осмелился ему рассказать, после того как... у него есть незаживающие раны на животе, и он отказывается признаваться, откуда и что это. Он... я немного боюсь его. Хотя это совсем не тот страх, что раньше.
Повар, флегматично мывший посуду, попросил передать ему из сковородки на плите лопатку, помыл и ее, а потом повернулся ко мне.
- Он вампир, вы провели вместе ночь, тебе снилась кровь, все вполне связано, – вымолвил Жерар, вытирая руки о фартук. – Тайн бояться не надо, господин Анджелюс – твой персональный Сфинкс, хранитель множества мистичных артефактов, самый интересный из которых – он сам. Прими это как должное, ведь он любит тебя. Это божий дар, обращайся очень трепетно, тебе не сказать как повезло, он тебя выбрал. Он мечтал о тебе так, как не мечтают о воде в пустыне. Я знаю, о чем говорю, мессир, в Марокко стажировался в бытность свою переводчиком.
- Странно, ты никогда не говорил мне...
- Это не важно сейчас, верно? Что еще тебе снилось?
- Больше ничего. Поспать мне, как ты наверно догадываешься, толком не удалось. А мы перешли на «ты»?
- Ты вырос... стал мужчиной?
- Мужчиной... – я хмыкнул. – То, чем я занимался, именуется у мужчин определенным словом. Очень обидным. И они бы меня мужиком после такого точно не назвали.
- В глазах господина Анджелюса утопли авианосцы военно-морских сил Соединенных Штатов, сгорела нефть и сожглось все электричество. Могут ли названные тобой «мужчины» похвастать подобным арсеналом? Ты сам-то в его сапфировых омутах недолго побарахтался и пошел ко дну. Какой у него взгляд... – Жерар мечтательно посмотрел в потолок, – я не отважился ни разу даже касаться этой зачарованной синевы, боюсь становиться на кромку лезвия, боюсь ухнуть в бездну. Говорю ли я странные вещи, мессир? Ведь ты думаешь о том же самом.