Я только надеюсь, что на руку Фицрою и его адвокатам не пойдет еще одно фанатское художество, которым можно подчеркнуть, что Натан не причастен к настоящим преступлениям, а фанат все делал сам. Это тонкое досье на Ксавьера Обри, в котором были указаны данные медкарты и фото с каких-то благотворительных приемов, где мой брат бросал на меня более чем красноречивые взгляды. В серой неприметной папке есть документальное подтверждение, что Коннор скормил дезу Грэму о моей высокой совместимости с ним и рассчитывал, что меня просто похитят и о исчезнувшем женихе Колина Сторма больше никто никогда не услышит…
Это лже-мистер Поллак попытался отравить меня аттрактантом, подмешанным в фляжку с виски, из которой я машинально глотнул, пытаясь успокоиться в ожидании полиции. Это Коннор устроил путаницу с отелями и направил врачей в один, а Колина и Фрэнки во второй. Сам же поехал по нужному адресу, чтобы окончательно убрать надоевшего омегу, нарушившего выверенные планы своим присутствием, и раздавить ненавистного Сторма, обставив все так, чтобы все подозрения пали на альфу, с которым у меня была близость, а я истек кровью от сыворотки с чужими феромонами, которую мне хотел ввести под видом спасения. Все ради обожаемой «пары», которая даже не смотрела в сторону занудного беты, а просто использовала по мере надобности.
Еще один взгляд на часы совпадает со стуком распахнувшейся тяжелой двери переговорной, в которой я переживаю свое ожидание. Колин. Глаза совершенно мертвые. Неужели? Неужели все зря?
– Всё кончено, – он стискивает меня в своих руках, и я слышу бешеный стук сердца. – Присяжные удалились на совещание. И я не знаю, кем надо быть, чтобы оправдать его или счесть недостоверными все представленные доказательства.
– Правда? – ощущение комка в груди, мучившее меня с самого утра, тает, как только слышу обнадеживающие новости. – Филлип МакКой и твой Рино смогли разнести защиту?
– Скорее, Коннор жаждал получить свою минуту славы и сделал все, чтобы его кумир оказался в соседней камере. Наши адвокаты только расставили акценты в нужных местах. Перекрестный допрос превратился в трагифарс.
– А смотрел на меня так, будто кто-то умер, – бормочу ему на ухо. – Напугал.
Колин отстраняется и буравит меня еще более тяжелым взглядом:
– Я понимаю, что тебе нельзя было делиться со мной всем, что происходило на этих адских беседах, но… – его голос дает слабину и меня опять стискивают так, что трещат ребра. – Как ты выдержал этот кошмар, воробышек? Он же полный псих.
– Очень хотел, чтобы правда выплыла наружу, а заигравшиеся ублюдки получили по заслугам. Когда есть, за что сражаться, никакие помехи не имеют значения, ты же сам мне это показал и научил.
– Ты – чудо...
Наши нежности прерывает всунувшийся в комнату Рино, улыбающийся во все тридцать два зуба и напоминающий довольную акулу.
Он призывает нас не расслабляться, пока не вынесено окончательное решение, но все равно его вид слишком контрастирует со словами, чтобы к ним прислушаться.
– Эта история точно войдет в историю и учебники по праву. Если ваше дело создаст прецедент… Нет, не так! Скоро ваше дело создаст прецедент и, нутром чую, у меня будет очень много работы и очень высокие гонорары. Ксавьер, у меня слов нет, чтобы выразить вам свою признательность от лица не адвоката, но альфы, который понимает, что на такие случаи нельзя закрывать глаза.
– И этот человек просит не радоваться раньше времени? – подтрунивает Колин над едва не лопающимся от самодовольства адвокатом. – А как же смягчающие обстоятельства? Или апелляция?
Рино заметно смурнеет:
– Это да, – потирает он подбородок. – Но будем надеяться, что в итоге судья учтет не только отсутствие судимостей и примерное поведение, но нанесенный невосполнимый ущерб и преступное намерение.
В мертвой тишине мы выслушиваем решение. Натан признан виновным по всем пунктам. Восемь лет заключения. Распоряжение выплатить каждому пострадавшему круглую сумму. Судебный запрет приближаться ко мне и Колину ближе, чем на сто ярдов. И прочие замудреные формулировки, суть которых только одна – истец выиграл.
Не смею обернуться, но слышу за своей спиной радостные восклицания пострадавших альф, присутствовавших на суде в качестве свидетелей. Поворачиваю голову, чтобы посмотреть на поверженного противника, которого в этот момент берут под стражу, и меня обжигает полный ненависти взгляд Фицроя-старшего. Сглатываю возникший в горле комок. Победа может оказаться пирровой, и главные неприятности впереди. Ладно. Мы обязательно что-нибудь придумаем. Может, есть смысл в словах мужа о переезде в другую страну.
Натан выкрикивает проклятия в наш адрес. Его багровое, перекошенное от злобы, лицо ничего общего не имеет с тем завораживающе прекрасным омегой, что улыбался всем со страниц таблоидов и ярких вывесок. Маска очаровательного принца сорвана и миру предъявлено гнилое нутро людоеда.
Но додумать я не успеваю – меня захватывает ликование победившей стороны. Я принимаю рукопожатия, объятия, поздравления и благодарности и не без оснований радуюсь, что не снял респиратор и могу только кивать, не говоря ни слова.
– Без комментариев, – бросает Колин подбегающим к нам журналистам, что дежурят у выхода из здания суда. Меня сопровождают два молчаливых шкафообразных бодигарда, так что попытки четвертой власти урвать свой кусок пирога с треском проваливаются.
Однако возле машины нас останавливает человек, при виде которого мой муж дает указание не препятствовать общению.
– Мистер Сторм, – белоснежно-седой высокий альфа, лицо которого мне кажется знакомым, но не могу понять, откуда, пожимает руку моему мужу. – Поздравляю с нелегкой победой. Вы умеете держать удар, юноша, что много говорит о вас и вашем потенциале. Не каждый в этом городе позволит себе замахнуться на Уолли Фитца. Не боитесь?
– Это угроза? – не меняя выражения лица, спрашивает муж. А у меня внутри все обрывается от страха за жизнь любимого.
– Это комплимент, мистер Сторм, – издает незнакомец легкий смешок. – Битва Давида и Голиафа нас очень вдохновила, знаете ли. Представьте меня своему очаровательному супругу.
– Ксавьер, – Колин берет меня под руку. – Позволь тебе представить Бенедикта Тейлора…
– Ой, – перебиваю, потому что до меня доходит, где и когда я его видел. – Простите. Вы – дядя Бенджи, правильно? Вы как-то приезжали к моему деду в гости на рыбалку. В две тысячи пятом, кажется. Вы тогда еще из лодки вывалились и угваздались в иле с головы до ног, вываживая змееголова.
Колин становится белее простыни, а мистер Тейлор хохочет сочным, раскатистым басом, запрокидывая голову назад.
– Правильно, – вытирает глаза старый новый знакомый. – Ох, порадовал старика. Узнал, спустя столько лет. Хави, твое полное имя просто чудовищно.
– Делать комплименты, смахивающие на угрозы, чудовищно, а не мое имя, – не оцениваю шутки.
Супруг смотрит на меня, как на больного, но все равно не понимаю, что не так. Может, для мужа это какой-то статусный клиент, а я туго соображаю после пережитого стресса, вот и несу всякую чушь?
– Да-а, Джереми воспитал достойного наследника, сумевшего выбрать идеального супруга для себя, – выдает Тэйлор фразу, от которой мне хочется уронить челюсть на асфальт. – Колин, как вернетесь из отложенного на полгода свадебного путешествия, милости прошу в “Меркуриз”. А для отдыха я бы рекомендовал Бали или Швейцарские Альпы. Пока шумиха не уляжется.
Колин коротко качает головой.
– Это не бегство, мистер Сторм. И не трусость, – не соглашается седовласый глава клуба. – Вы сдвинули баланс сил, и многие, очень многие в этом городе вам благодарны. Не переживайте. По возвращению Уолден Фицрой или его семья вас более не побеспокоят. Но не стоит стоять на пути курьерского поезда.
С этими словами загадочный человек нас более не задерживает.
Еще пара секунд на то, чтобы сесть в машину, и мы наконец-то уезжаем от всей этой надоевшей суеты.
