– Сэр, вас же предупредили, что это у меня первая течка без препаратов, – гнусаво бормочу я из-под кислородной маски, радуясь, что для подстраховки в моем носу еще и парочка мощных фильтров стоит. – Отпустите, а то я накинусь на вас. Вы же такой аппетитный, халвой пахнете… Даже защитный костюм слабо помогает.

Колин взрыкивает, ошарашенный признанием полицейский хватается за флакон с аэрозолем, чтобы не провоцировать озабоченного омегу и его ревнивого альфу… но моему телу уже все равно, оно и так слишком долго терпело. Ни о чем, кроме горячей скачки на твердом члене, думать не могу. А на полюбившуюся кровать меня не пускают. Как же, место преступления.

– У меня уже в штанах мокро, ­– доверительным шепотом продолжаю свои признания следователю, ­– смазка, знаете ли, выделяется такими… толчками, что ли? Схватками? А соски жутко раздражает ткань футболки. Как думаете, если я ее сниму, мне станет легче? Или на воздухе они еще больше возб…

– Хави! – глаза мужа не просто предостерегающе поблескивают, в них горит очень опасный огонь.

– Прости, любимый, но лучше я буду озвучивать, что со мной происходит. Это хоть немножечко воскрешает остатки моего стыда и не дает голове окончательно поддаться дурману инстинктов.

– Черт с вами! – сдается детектив. – Подписывайте здесь и здесь и проваливайте куда хотите! Устроили тут!

Как только он получает необходимое, то с видимым облегчением покидает машину скорой, в которую меня поместили под предлогом получения медицинской помощи и относительно чистого воздуха.

– В госпиталь? – тяжело дыша, спрашиваю у Колина, который усаживает меня к себе на колени и жадно целует мою шею.

– Нет, – его руки уже забрались под футболку и дразнящими движениями поглаживают соски, и без того чувствительные. – Этот гад перед отъездом напал на нашего профессора и настоящего Джонсона. Сейчас там такая же неразбериха. Так что комиссар распорядился, чтобы нас отвезли домой.

– Док?..

– Живой, к счастью, – карета скорой помощи трогает с места и Колин заваливается на носилки, на которых мы до этого сидели, а я… самым загадочным образом оказываюсь на муже сверху.

Его ладони тотчас ложатся на мои изнывающие без ласки ягодицы и по-хозяйски оглаживают их. В серых глазах супруга столько страсти, что вожделение, кажется можно почувствовать даже в воздухе.

– Как думаешь, – стягиваю с себя надоевшие маску и фильтры, чтобы с наслаждением уткнуться носом в ключицу любимого и сполна прочувствовать запах своего альфы. – Мы успеем?..

Вместо ответа получаю жаркий и многообещающий поцелуй, который утверждает меня в очевидности того, что я спросил и, ставшая моим существом, потребность освоить преимущества нахождения сверху и новые способы выражения своей страсти заслоняют перед собой всё остальное. Мои брюки жалобно потрескивают, а сам я вскрикиваю, не сдерживая радости.

– И в самом деле, насквозь мокрый, – муж слегка прихватывает мочку моего уха, в то время, как его средний палец круговыми движениями поглаживает мой увлажнившийся анус, – но за то, что заставил ревновать, мой болтливый супруг будет наказан… Такие откровения никто, кроме меня не должен слышать. Толчками, говоришь?

Я с предвкушением кручу попкой, чтобы как можно скорее почувствовать себя наполненным и растянутым, но… желанные пальцы ускользают в самый последний момент или проникают едва ли на фалангу, поддразнивая, но не давая самого главного.

– Не торопись, – отказывают мне в ответ на умоляющий взгляд и призывное потирание бедрами. – Будешь знать, как заигрывать с копами и предлагать себя.

– Пожалуйста, – выстанываю я в терзающие меня губы, – Колин… у меня уже внутри все горит… прошу тебя… нет никаких других… и не будет…ты единственный, ты же знаешь… Войди в меня, пожалуйста…

Машину удачно подкидывает на ухабе, и я со всего размаху насаживаюсь на подставленные к моему входу пальцы. Боль резкого проникновения смешивается с долгожданным наслаждением, и я не то стону, не то рычу, но не прекращаю двигаться, желая достичь разрядки и погасить пожар желания, что сжигает меня заживо. Смотрю в потемневшие от желания глаза мужа, прикусываю губу от острой вспышки ощущений от задетой простаты, толкаюсь ягодицами еще и еще, лишь бы почувствовать еще острее, еще глубже и наконец-то...

– Нет, – едва не плачу, когда опять ощущаю внутри себя пустоту. – Возьми меня, Колин, я не могу больше…

И только потом доходит, что муж прервался для того, чтобы избавить нас двоих от мешающей одежды. Меня переворачивают и кладут животом на импровизированное ложе, попутно стягивая порванные по срединному шву штаны к щиколоткам. Запоздало пугаюсь, что шаткая конструкция носилок не приспособлена для таких упражнений и мне грозит сверзиться с них, стоит Колину сделать первый толчок, но все мысли о предосторожности вылетают из головы, когда чувствую гладкую и горячую головку, пристраивающуюся туда, где ей и следует быть. Развожу ноги шире и довольно потираюсь о плоть мужа, приподнимая ягодицы еще выше, а голову опуская на вцепившиеся в край носилок руки. Ну же…

– Никаких других. Никогда, слышишь, Хави, – раздается хриплый стон над ухом, а потом меня заполняют одним собственническим движением, подчиняя себе.

Он не дает мне и секунды привыкнуть: размашистые, быстрые фрикции не оставляют сомнений в том, какой силы было его желание, которое теперь уже не сдерживается ни риском моей смерти, ни присутствием полиции… В какой-то момент он меняет угол, и всё – мой дискомфорт от напористого вторжения позабыт – я начинаю отвечать, делать встречные толчки, подмахивать, стонать, просить, нет, умолять войти еще сильнее и еще глубже. Кажется, мой голос срывается на визг, стоит крепкой ладони обхватить мой возбужденный член и провести пару движений по всей его длине…

– Я сейчас…– подступающий оргазм движется с мощностью и неизбежностью цунами, – я… Колин…

Взрываюсь, повторяя имя любимого и сотрясаясь от мощной дрожи, пронзившей мое тело… Последнее, что помню, так это горячее семя мужа на своей пояснице и легкую боль от укуса в загривок. Мой… мой альфа. Да…

***

– Хави, – мои руки поднимают и устраивают на…шее. – Обхвати крепче. Выходим.

– М-м-м, – сонный мозг ничего не понимает, куда и зачем?

– Приехали уже, воробышек. Мистер Аффингтон, наш невольный водитель, и так проявил полное понимание нашей ситуации, но больше ждать не может. Тебя понести, или пойдешь?

Открываю глаза и оглядываюсь. И в самом деле, приехали куда-то. Скорая стоит. Я облачен в больничную сорочку до середины бедра, на носилках лежит сверток, в котором по цвету опознаю очередные порванные брюки.

– Где мы?

– На Лоутен-Гарденс, – Колин справляется с замками, распахивает двери и спрыгивает на асфальт. На улице уже глубокая ночь. – Этот адрес был указан в твоей медицинской карте. Пойдем.

Пара шагов и вот она, свобода. Многоэтажка встречает нас погашенными окнами. Не успеваю сказать, что обувь осталась в убежище Фрэнки, как Колин подхватывает меня на руки, в который раз за этот безумный день. Бормочу, что так разучусь ходить, а муж сорвет спину и повредит рану, за что получаю шлепок по едва прикрытым полушариям за недостойные счастливого молодожена мысли, сомнения в силе своего альфы и приказ наслаждаться объятиями.

Колин ставит меня точно на придверный коврик и достает припрятанный запасной ключ из тайника в наличнике. Переступаю порог. За спиной щелкает замок, а руки мужа оказываются у меня на плечах. Откидываю голову на его грудь, наслаждаясь поддержкой, пытаясь облечь в слова хотя бы десятую часть от того, что чувствую.

– Не получается, – горестно сообщаю свой вывод.

– Что не получается? – тихонько переспрашивает Колин.

– Слова подобрать, чтобы передать, что я к тебе чувствую.

– Воробышек, – он легонько подталкивает меня сделать пару шагов по коридору и подводит меня к зеркалу. – Включи свет.

Тянусь к выключателю. Жмурюсь с непривычки, но после все же смотрю на наше отражение. Вижу себя, встрепанного, с искусанными и алыми от поцелуев губами и сияющими ярче бриллиантов глазами, в кольце рук своего любимого. А у Колина нет привычной вертикальной морщинки между бровями, зато есть шальная, какая-то пьяная, улыбка, и вообще, весь вид счастливый и мальчишеский, словно наша разница в возрасте сократилась на несколько лет.