Луи идет на кухню, по-хозяйски гремит чашками, сервирует переносной столик заказанным в кофейне завтраком и возвращается.
— Хави, если ты не сделаешь этого, то сделаю я.
Ох, Луи, Луи. Если бы все было так просто. Этот альфа меня едва не убил, учуяв чужой запах на моем теле. И брак у нас фиктивный. А еще история с его бывшим. Дополнительный скандал только все усугубит… Да и стыдно мне, и страшно рассказать обо всем другому человеку, потому что… Просто потому. Слишком больно ворошить прошлое. Одна история потянет за собой другую, а я не готов увидеть в глазах мужа омерзение и брезгливость, как только он все услышит.
— Я поговорю с Колином. Только прошу, не торопи меня, — грею леденющие ладони о теплый картонный стакан с капучино. Делаю первый глоток. Сладко. Луи знает мои привычки. — Ты как вообще здесь оказался? И… надо же твоих ребят позвать, невежливо как-то получилось. Сколько ты уже со мной возишься, они заждались.
Луи опускает голову к своей чашке с кофе и вздыхает.
— Солнышко… это был блеф. Надо же было спровадить твоего брата. Я один пришел. И нам повезло, что сосед, мистер Свенсон, поднимался на этаж. Ты ж знаешь, какой он громила. Так что Грэм был впечатлен.
— Луи…Я говорил, что люблю тебя? Ты самый невозможный омега на свете и лучший друг… Надо же, — меня начинает разбирать смех, — а я поверил каждому слову. Печенье с предсказанием, надо же! Да еще газеты какие-то приплел.
— А вот печенье и пресса — чистая правда, — Луи отставляет завтрак в сторону. — Ты знаешь, как я отношусь к выпечке из чайной «Чжао». Всегда предсказание сбывается. Журнал сейчас принесу, жди.
— Вот, — он потрясает тем самым глянцем, что сунул мне Грэм перед уходом. — Я примчался сразу, как увидел, что мой дорогой тихоня попал на страницы светской хроники. Гляди, сколько страсти!
От увиденного я неудачно вдыхаю и закашливаюсь — кофе попадает не в то горло. На одном из разворотов проиллюстрирован вчерашний волейбольный матч. Снимки сопровождают сентиментальную историю об Эйприле, который оказывается, был игроком университетской команды и подавал большие надежды, но замужество поставило перед выбором. И все бы ничего, но пошлая подпись «Поцелуй на миллион долларов в исполнении четы Сторм — жаркий итог матча» под фотографией крупным планом с целующейся парочкой заставляет щеки густо покраснеть.
— Я так понимаю, согласия на размещение ты не давал, — подмигивает Луи. — Только не говори, что подашь в суд на издание.
— Не буду. Это сделает Сторм, — я готов разорвать журнал и сминаю злополучную страницу, но друг пресекает попытку, ловко выхватывая его из моих рук.
— Ну и зря, — Луи пытается разгладить тонкий листик. — Вы очень гармонично смотритесь вместе. Чувствуется, какие между вами искры летят. Таким надо гордиться, а не стесняться.
— Где ты купил его?
— Не я. Мой экземпляр в трамвае остался, а этот валялся на пороге, — он продолжает любоваться фотографиями и потом изрекает. — Кстати, отличные снимки для галереи «Счастливый Хави». По-моему, на стену просится новенькое, что скажешь?
Он разворачивает журнал ко мне и волей-неволей я скольжу взглядом по изображениям. Действительно, красиво, страстно, энергично. Можно ли сказать, что омега на них несчастен? Нет. Таким я себя не видел. Преображенным захватившими эмоциями, азартом и страстью. «Наглядеться не могу…» — вспоминаю слова Колина и понимаю, что муж был искренен в пылкой речи для Форрестеров. И я ”так бы и смотрел…” Но, со стопроцентной вероятностью, именно фотографии привели сюда Грэма. Он всегда бесился, стоило узнать, что у меня появился поклонник, и принимался запугивать. Вот только Сторм — не одноклассник или сокурсник, а законный муж, его не отвадишь. И запечатленный поцелуй даже у скептиков развеет сомнения о фиктивном браке. Значит, «трофей» в моем лице вот-вот уплывет из рук, а допустить этого брат не намерен. До чего же мерзко. Луи, какое счастье, что ты пришел и спугнул его.
— Прости, Хави, — спохватывается Луи, глядя на молчаливого меня, — это плохая идея, да?
Да, безопасней спрятать эти фотки, поручить адвокатам вчинить иск журналу и забыть обо всем, но это значит, что я по-прежнему нахожусь во власти Грэма и его прихотей. Ну уж нет. Такие мысли до добра не доведут. Не хочу остаток жизни провести с оглядкой, как бы ни боялся. И имею право быть несчастным на собственных условиях. Всплывшая в голове любимая фраза Микки Морстена, в замужестве Мендеса, побуждает меня сопротивляться страху.
— Нет, — мотаю головой и распрямляю ссутуленные плечи. — Мне тоже фото нравятся. И центральное место на стене, ты, хитрец, как нарочно, оставил пустым. Для свадебных фото приберегал?
— Так эти еще лучше! — вскакивает с дивана Луи. — Хави, тогда я полетел приводить их в надлежащий вид, пока ты не передумал? Или еще с тобой побыть? ..
— Да иди уж, — улыбаюсь я. — Со мной все будет в порядке.
Такси поворачивает к церкви Всех Святых — одному из красивейших мест города. Дома оставаться было слишком тяжко, ехать в клуб и общаться ни с кем не хотелось, а вот облегчить душу — очень даже. Тем более сегодня вторник, а я забыл об одной очень важной традиции. Пора исправиться. Поэтому я сбегаю из дома, как только делаю последнюю запись в дневнике наблюдений. В сумке непривычно тяжело — газовый баллончик и электрошокер добавлены к традиционной бутылке воды, ключам, косметичке и телефону. Применять не собираюсь, но так спокойней.
В церкви проходит свадебный обряд, поэтому внутрь нельзя, да мне туда и не нужно. Я обхожу здание вдоль левой стороны, покупаю в киоске две дюжины белых гвоздик и иду навестить друга.
— Привет, Микки, — усаживаюсь на траву рядом с аккуратным надгробием. Провожу рукой по высеченным в мраморе датам жизни и эпитафии. Любимый муж, сын и папочка. Сижу в молчании несколько минут, а потом желание озвучить гнетущие мысли, сомнения и страхи побеждает и я решаю заговорить. - Ты, наверное, и сам видишь со своего облака, какие дела творятся…
Заканчиваю исповедь с мокрым лицом и хлюпающим носом. Но мне становится легче, словно Микки выслушал меня, как и раньше. Идея рассказать мужу о нападении Грэма кажется не такой ужасающей. Надо только сделать это поаккуратней и ничем не намекнуть на болезнь.
— Так и знал, что смогу найти тебя здесь, — раздается со спины негромкий голос и утреннее происшествие дает о себе знать — я с громким визгом отшатываюсь и хватаюсь за газовый баллончик.
— Тони? — перевожу дыхание, когда все-таки оборачиваюсь и вижу оглушенного воплем детектива Мендеса, демонстративно потирающего ухо. - Ой, прости…
— Сирена ты пожарная, — альфа ловким движением опускается рядом со мной и кладет любимые цветы своего мужа рядом с букетом гвоздик.
— Прости, — повторяю, вымученно улыбаясь. — Нервы ни к черту в последнее время. Пришел навестить Микки?
— И это тоже, — вздыхает он. - Но, на самом деле, хотел разыскать тебя. По служебной надобности. Дома тебя не оказалось, телефон не отвечал, вот я и подумал…
— Ты расследуешь взлом квартиры Сторма? Но дело заводил другой следователь. Этот, как же…детектив Миллер, во!
— Хави, — Тони сдвигает смоляные брови к переносице. — Я представления не имею, о чем ты говоришь. Мой участок в Восточном округе, а не в Центральном.
— Тогда что? — недоумеваю.
— Давай найдем более подходящее место для этого разговора. Не стоит… здесь нарушать покой и добрую память, — он оглядывается на вкопанную в землю могильную плиту.
— Допрос в участке? - пожалуйста, только не снова этот кошмар.
— Нет, просто беседа, — альфа поднимается на ноги и подает мне руку. — Но мне хотелось бы поговорить и с твоим мужем тоже.
— А ордер или что-то такое?
— Нет, это исключительно добровольно. Только нужно как можно скорее.
— Хорошо, — легкий кивок. — Давай я ему позвоню и приглашу на обед. И во время еды поговорим.
Но телефон мужа занят. Одна попытка, другая. На восьмом звонке я сдаюсь. Не прорваться. Неудивительно, если вчера телефон практически молчал, а Колин… ладно, слишком жаркие воспоминания сейчас неуместны.
