— Прошу внутрь.
— Я полагаю, моему мужу не стоит больше смотреть на труп, — подает голос альфа. — Вам нужен я.
На что седовласый коп слегка усмехается:
— Думаю, вам всем надо это увидеть.
— Он что, жив? — невольно вырывается у меня абсурдная мысль. — Шутите?
— Если кто и подшутил, то только над вами, — удивляет ответом детектив. — В вашем доме нет трупа, господа. Это кукла. Загримированная так, что и с двух шагов легко спутать с реальным человеком. Даже я сперва не опознал подделку. Различия можно определить только на ощупь. А вы, полагаю, не прикасались к телу.
Рука мужа, за которую я цеплялся, пока шел по лестнице, напряглась так, что вздулись вены. Ярость. Я кожей ощущаю, как от Сторма исходит волна гнева. Не знаю, чего ему стоит сохранять спокойствие, и не броситься в квартиру, чтобы убедиться в правоте стражей порядка.
— Детектив Миллер, — супруг не повышает голоса, но от этого мне еще более жутко. — Спасибо за разъяснения. Но, полагаю, вы все равно откроете дело. Мы готовы сотрудничать и ответить на все ваши вопросы, как только прибудет адвокат.
Коп кивает и еще раз предлагает войти. Он пропускает нас вперед, а сам остается ответить на телефонный звонок.
— Миллер, — слышу его голос за спиной, — так, очень интересно. Впускай.
— Вам знаком Натан Фицрой? — уточняет он у моего мужа.
— Да. Это мой бывший жених. Я принял лежащее в квартире тело за его труп.
Детектив хмыкает и делает пометку в блокноте.
— Очень интересно, кому понадобилось убеждать вас в его смерти, мистер Сторм?
— И я хотел бы знать, — цедит слова альфа, подходя ближе к «трупу» и присаживаясь на корточки. — Потрясающее сходство.
Я набираюсь смелости посмотреть на избавленного от покрывала из роз тела. Удивительно и омерзительно. Даже зная, что передо мной всего лишь плод больной фантазии и мастерства гримера, я все равно не могу избавиться от подкатывающей дурноты. До меня с трудом доходят объяснения полицейских, что какой-то извращенец взял дорогущую японскую куклу для сексуальных утех и придал ей облик живого человека, а потом подсунул ее сюда. От большого скопления народу и нервного перенапряжения я острее начинаю ощущать окружающие меня запахи. И сегодня я не успел принять разрешенные мне лекарства, так что уже спустя пару секунд пребывания в квартире мне кажется, что она от пола до потолка провоняла сладковатым запахом формалина и разлагающейся плоти, а темно-красные розы подмешивают к этому коктейлю еще одну тошнотворную ноту. Извинившись, я бросаюсь в ванную и все-таки выворачиваю содержимое желудка наружу.
— Боюсь, слухи о моей смерти сильно преувеличены, — первое, что я слышу, когда выхожу из ванной. Исчезли все голоса, как будто и нет в гостиной полудюжины человек. А мелодичный низковатый голос, между тем, продолжает, — господа, вы не поверите, какая ирония судьбы случилась.
Я нахожу в себе силы пройти несколько шагов по коридору и войти в гостиную. Не скажу, от чего я был шокирован больше — от страшной куклы, его живого прототипа, стоящего сейчас целым и невредимым посреди комнаты или от голодного, полного страсти взгляда, которым одарил бывшего жениха мой муж.
====== Глава семнадцатая ======
Натан Фицрой красив. Нет, не так — он очень красив. Точеные черты лица — высокие скулы и твердая линия челюсти, идеальный прямой нос, брови с капризным изломом, сочные губы, тронутые помадой — кажется, омега сошел со страниц обложки журнала. Во всяком случае, нормальные люди в восемь утра так восхитительно не выглядят. Чего только стоят искусно подведенные миндалевидные глаза темно-зеленого цвета в обрамлении длинных пушистых ресниц, покрытая ровным золотистым загаром кожа, которую еще лучше оттеняют темные волосы, прихваченные шпилькой в небрежный пучок. Узел волос, кажется, вот-вот рассыплется от малейшего кивка головы, а выпущенные прядки, змейками струящиеся по длинной шее невольно заставляют фантазировать, а что будет, если омега небрежным жестом распустит свои волосы. Длиннющие ноги, облаченные в узкие джинсы, не оставляющие простора для фантазий, идеальная осанка, плечи, закрытые курткой из тонко выделанной черной кожи, обнаженные по локоть руки, оканчивающиеся красивой формы кистями с идеальным маникюром. Само совершенство. Эталон стиля и привлекательности для остальных омег и порочный ангел, живой возбудитель для всех альф от двенадцати до восьмидесяти.
— Колин, — омега делает драматическую паузу — в театре бы обзавидовались, — прости, ради всего святого. Представляю, что тебе пришлось пережить…
Длинные ресницы трепещут, а дивные очи заволакивает пленочка слез. Стоящий возле меня сержант Хилл судорожно вздыхает. Бля, да тут не один мой муж плывет и пожирает глазами подозреваемого. Нет, альфы ничем, кроме яиц, думать не умеют.
А шоу, между тем, продолжается.
— Потрудитесь объяснить, мистер Фицрой, с какой целью вы принесли этот… манекен сюда? — о, а таких обертонов в голосе детектива Миллера я и не слышал. Старый коп слишком любезен. Неужели и его проняла эффектная внешность? Плохо дело. Еще пара милых улыбок и ужимок и дело будет закрыто. Змея этот Натан. Мерзкая холодная змея, гипнотизирующая собравшихся в квартире альф, как удав кроликов. Я опрометчиво делаю глубокий вдох через нос, пытаясь успокоиться, но все становится только хуже — к букету ароматов прибавились терпкие мускусные ноты. Возбуждение и похоть. Попал ты, Хави. Прижимаю ладонь ко рту и носу. Нет, я не побегу в ванную снова, пусть и очень хочется. Я должен узнать, у кого такое извращенное чувство юмора.
— О, офицер, меня здесь не было. Ни накануне, ни когда бы то ранее, — Фицрой присаживается за любезно предоставленный табурет, а я вынужденно отодвигаюсь от сержанта Хилла — тот беззастенчиво пялится на крепкую задницу омеги и полоску загорелой кожи, показавшейся из-за пояса джинсов и коротенькой курточки. — Это случайно возникшая путаница.
— Вторжение в частную собственность — путаница? Вам не кажется, что вы заигрались? — о, я это вслух сказал?
Фицрой оборачивается и одаривает меня снисходительным взглядом:
— А… Ксавьер, кажется, — смотрит на меня как на умственно отсталого и сочувственно кивает. — Понимаю. Вместо медового месяца сидеть в душном городе… И у меня было бы плохое настроение и все вокруг враги. А Колину, как обычно, нет и дела до потребностей того, кто рядом.
Ах ты, сука! С трудом удерживаю себя на месте, чтобы не броситься и не вломить что есть силы по этому наштукатуренному личику. Да кто ты такой, чтобы влезать в мою семейную жизнь, какой бы она не была? Ждешь от меня истерики или другой унизительной выходки? Ну нет, я не доставлю тебе такого удовольствия.
— Мой долг, как замужнего омеги — быть мужу поддержкой и тихой гаванью, но эту простую истину можно понять, только находясь в законном браке, — наивно улыбаюсь и глупо хлопаю глазами. Фицроя перекашивает. Эх, папочка, спасибо твоим наставлениям, наконец-то они пригодились. — Как можно считать заботу о благосостоянии семьи и работу на износ пренебрежением к моим потребностям? Все ровно наоборот. Так что там с вторжением в МОЙ дом, мистер Фицрой?
Омега недовольно передергивает плечами и отворачивается. Я бросаю взгляд на мужа. Нет, он не подойдет, чтобы выразить поддержку моим словам — вон, желваками как играет, на скулах красные пятна проступили, а кулаки сжимаются. Видеть этот цирк не могу. С души воротит. Так, надо дышать ртом, чтобы не заблевать комнату от пола до потолка…Уф…
— Все дело в съемках, — наконец-то соизволит пояснить свои слова омега, — в новом клипе моего персонажа находят мертвым. Но я сам не готов быть таковым на экране.
— Актерские суеверия, — басит Хилл и мелко кивает, как китайский болванчик. На него недовольно зыркают остальные альфы, но за одобрительный взгляд Фицроя, брошенный на него через плечо, он и не на такое пойдет.
Пахнуть мускусом стало еще сильнее. Боже, сержант Хилл, ты совсем не можешь держать под контролем свои инстинкты? Ты ж сейчас тут в штаны кончишь! Вроде офицер, а не пубертатный подросток. Мерзость какая… Голова кружится все сильнее, а желудок просто завязывается в узел. Да что же со мной происходит? .. Господи, только не приступ, ну пожалуйста. Пусть это будет просто пищевое отравление!
