— Теперь бы снаружи укрепить, — потирает мощную взопревшую шею Шмидт, оглядывая потолок и выполненный фронт работ. — Будешь страховать.
Но увы, мое сотрясение мозга дает о себе знать. Внутри ангара проблем не было, а вот на улице… Преодолев несколько ступеней по металлической лесенке вслед за бодро взбирающимся бетой, я едва не валюсь с нее от внезапного головокружения.
— Цел? — первым делом спрашивает Шмидт, и принимается ощупывать меня, подпирающего стену ангара и до сих пор вцепившегося в перекладину первой ступеньки — не сломал ли я еще чего… Ну, это я так догадываюсь, что спрашивает, потому что в ушах у меня звенит, а перед глазами плывут цветные круги.
Он стаскивает с себя комбез и укладывает меня на землю, подстелив его. Мне становится полегче. По крайней мере я вижу сердито-встопорщенные усы Шмидта в единственном экземпляре и там, где им положено находиться.
— Вот, чего спрашивается, не сказал, что устал? — пилит он меня не со злобы, а от беспокойства. — Молчи теперь, бестолочь! Все, отработали. Пойду вызову тебе такси.
Мои слабые протесты и просьбы на него не действуют. Напротив, он грозит упечь меня в военный госпиталь, откуда меня не выпустят в ближайшие пару лет, если я продолжу уговаривать.
— У тебя телефон сломан, — привожу последний довод.
— Воспользуюсь твоим, — чеканит он и оставляет меня одного.
Я смотрю в летнее небо. Безбрежную синь потихоньку затягивают облака. Может, просто будет дождь, без грозы и молний? И хватит тех мер предосторожности, что мы успели сделать? ..
— Сынок, — мою спонтанную медитацию на бег облаков по небу прерывает возвратившийся друг. — Давай помогу тебе встать. Пойдем, отлежишься в доме.
— Ты разбудишь меня, если вдруг усну, а такси приедет? — на минуту кажется, что Шмидта смутил мой вопрос, но в ту же секунду я хватаюсь за протянутую мозолистую ладонь и забываю о своих мыслях. В голове опять шумит, но устоять с помощью дружеского плеча мне удается. — Ох…
— Отдыхай, — мне помогают снять одежду и укрывают двумя одеялами. В теплом коконе мне уютно и хорошо. Шмидт знает мои привычки лучше, чем кто бы то ни было. Я какое-то время прислушиваюсь к доносящимся снаружи звукам, но, так и не дождавшись шума приближающегося такси, начинаю клевать носом, а потом и вовсе засыпаю.
Отдых идет на пользу. Судя по часам, проспал я всего часа полтора, а самочувствие не в пример лучше того, что было. Выползаю из одеял и с удовольствием потягиваюсь.
— Плотнее, плотнее укладывай! — слышу голос Шмидта. Выглядываю в окно. Ангар видно плоховато. Вижу только своего компаньона, стоящего на третьей ступеньке лестницы. Он, не жалея слов, распекает своего помощника, с прибауткой и военным юморком проходясь по его умственным способностям и растущих из известного места рук. Неужели Шмидт наступил на горло своей гордости и позвал рабочих из гольфклуба? Скоренько натягиваю на себя шорты и клетчатую рубашку с коротким рукавом и высовываюсь на улицу. Возле дома стоит незнакомый темно-синий внедорожник. Что-то не помню приятелей Шмидта с такой машиной. Кто-то из бывших сослуживцев? Те самые «птички», приносящие на хвосте новости? Ну точно не клиенты, с ними так общаться нельзя.
Обхожу дом и вижу двоих мужчин, увлеченных работой. Шмидт тоже присоединился к ремонту и теперь они с помощником работают плечом к плечу. И, похоже, работа идет. Со мной бы так не вышло. А тут дыра уже почти прикрыта кровельным железом. Присматриваюсь к фигуре незнакомца — вот не проходит ощущение, что я его где-то видел, и все тут. Но со спины сложно судить, кто это. Судя по росту — альфа. Волосы скрыты камуфляжной банданой. Высокий, атлетически сложенный. И плечи, не скрытые ничем, хороши. Бесформенные штаны с подтяжками, которые Шмидт использует для всяких грязных работ сидят на незнакомце так, как будто он фотомодель. Только откуда фотомодели знают, как держать в руках строительный инструмент. Да и не подпустит Шмидт никаких моделей к своему ангару. Запах… не чувствую. Незнакомец поводит затекшими плечами. Я зажмуриваюсь — Колин Сторм делает почти так же. «Ладно, — бурчу про себя, — чего глазеть на чужого альфу, когда со своим разобраться надо. А то и не такое померещится».
Я делаю еще пару шагов, но потом возвращаюсь в дом. Скоро должно приехать такси, а я одет не для поездки домой. Не стоит отвлекать Шмидта и его помощника от ремонта. Лучше позвоню диспетчеру. Надо же выяснить, что случилось и когда мне ждать авто.
Но в трубке журнал исходящих звонков пуст. Зато три непринятых входящих и четвертый с ответом. Все от одного абонента.
— Шмидт, как ты мог, — с трудом удерживаюсь, чтобы не запустить трубкой в стену. Это ж надо было додуматься — ответить на звонок моего мужа. Убью обоих!
Принимаюсь лихорадочно переодеваться как, вдруг натыкаюсь на записку, торчащую у зеркала. На ней знакомая фраза.
— Ладно-ладно, Шмидт. Объяснись, раз уж тебе так хочется.
Иду в контору, включаю рацию и произношу:
— Код «эф», повторяю, код «эф».
К тому моменту, как Шмидт появляется в кабинете, я уже переодет и зол, как сто чертей.
— И как это понимать? — заявляю, – что он тут забыл?
— Хави, — Шмидт красноречиво поднимает брови. — Не спеши…
— Позвольте, я сам поговорю со своим мужем, капрал, — слышу ненавистный голос, — он должен мне кое-что объяснить.
— Не подходи, — выплевываю я, заметив альфу на пороге. — Я ничего тебе не должен! Какого черта ты лезешь в мою жизнь?
Светло-серые глаза Сторма темнеют. Злится. А ничего, пусть лучше я буду скандалить и видеть перекошенное от гнева лицо, чем пускать слюни и терять голову от запаха, тембра голоса и пластики движений.
— И я рад тебя видеть, — сквозь зубы выдыхает он, — есть разговор. И мистер Шмидт любезно предложил приехать и пообщаться с тобой здесь. Я уеду, как только получу свое.
— Как будто тут есть что-то твое! — не остаюсь в долгу я.
— Собирайся немедленно! — рявкает Сторм, не смущаясь постороннего человека.
— Э, нет! — вмешивается в наше противостояние непосредственный виновник. — Уедет он! Что за херня, блядь?! А кто крышу будет доделывать? Раз уж взялся помогать, мистер, так нехуй дезертировать. И вообще, — это уже он ко мне обращается, — какие разговоры, когда все голодные. Хави, ты дежурный по камбузу, а мы пойдем доделывать работу. А как все сделаем — так и будете лаяться в свое удовольствие.
— Шмидт… — надо же, синхронно. Только я произношу имя жалобно, Сторм — предостерегающе.
— Я полвека с гаком Шмидт! — взрывается бравый вояка. — Устроили тут хер знает что! Детский сад — штаны на лямках! А гроза, между прочим, ждать не будет! Всем выполнять приказ! Крру-гом!
Он хлопает Сторма по спине, ничуть не страшась ответного удара и зыркает на меня так, что я испытываю только одно желание — сбежать на камбуз, брр… на кухню. Где там мой мешок с картошкой… Уф… ушли.
— Капрал Шмидт, разрешите доложить! — я подхожу к ангару, где мужчины почти закончили ремонт, вытягиваюсь во фрунт и держу руки по швам.
— Докладывай, рядовой, — друг держит себя строго. Значит, до сих пор обижен на наше с мужем идиотское поведение. Он прав. Мы — точно два ребенка. И позволяем себе собачиться и выносить напоказ свои разногласия.
— Ужин готов, коммандер мастер шеф! — знаю, что это не подобающее званию обращение, но да фиг с ним. — Прошу снять пробу!
Похоже, Шмидта уже веселят мои попытки разговаривать по-военному. Вон и взгляд смягчился.
— Вольно, рядовой, — усмехается он в усы и смотрит на часы. — Дегустация отменяется, а ужин в девятнадцать ноль — ноль!
Муж смотрит на меня со смесью неодобрения и удивления, но помалкивает. Я ухожу.
Сервирую стол: раскладываю приборы, салфетки, нарезаю хлеб, достаю из холодильника ветчину, сыр, свежие овощи. Затем лезу за супницей. Пусть будет красивая подача. Жаркое по рецепту Джереми Обри удалось на славу — это я знаю и без всяких дегустаций. Затем замечаю на нижней полке упаковку пива. Недолго думая, ставлю на стол пузатые пивные кружки. Осталось только дождаться моих едоков.
