— Завтра же к врачу, — говорю своему отражению в зеркале и недовольно кривлюсь. Даже в свете карманного фонарика нельзя обмануться — шальные глаза с широченными черными зрачками и припухшие покрасневшие губы точно кричат о том, что меня безудержно тянет к находящемуся в моем доме мужчине. И с этим надо срочно что-то делать.
— Лучше спать в гостевой, — говорю в его спину по возвращению. Пусть расстояние между нами будет как можно большим. Он угумкает, и, к счастью, не оборачивается.
— Доброй ночи все необходимое в спальне, — на одном дыхании выпаливаю последнюю фразу и на подкашивающихся ногах тащусь к себе в комнату.
Несмотря на присутствие в доме гостя и всех тех противоречивых чувств, что Колин Сторм во мне вызывает, заснуть удается сразу, как только голова касается подушки. Начинаю просыпаться от того, что становится слишком жарко. Кажется, среди ночи я замерз, несмотря на теплую пижаму, и, не просыпаясь, сходил за толстым одеялом. Поэтому мне сейчас так тепло. А рядом дышит кто-то большой... Наверное, я все еще сплю и мне снится, что я маленький пришел под бок к папе… Но остатки сна слетают, как только я понимаю, что в бедро мне упирается эрегированный член.
— Сторм, — я еще крепче зажмуриваюсь, в надежде, что я все-таки сплю.
— Ты знаешь, что ходишь во сне и страдаешь кошмарами? — мрачно вопрошает супруг и перекладывает мою ногу, бессовестно закинутую на его бедра. — Сперва кричал среди ночи у себя — еле успокоил, а потом заявился сюда, стуча зубами и трясясь в ознобе… Обри, прекрати.
— Что прекрати? — придушенно сиплю. — Ты почему меня не разбудил?
— На тебя даже ледяная вода не действовала. Надо было ударить тебя? — огрызается. — И открой наконец глаза! Прекрати придуряться и щипать себя за руку. Это не сон.
— Ты…не одет… и это...- щеки заливает предательский румянец.
— О господи! — муж скользящим движением вскакивает с кровати, — ты и святого доведешь до белого каления! “Это” просто физиология. Я нормальный мужчина и утренняя эрекция — просто утренняя эрекция, а не что ты там себе навыдумывал. У тебя, кстати, тоже стояк, но я не делаю из этого открытие.
Инстинктивно подтягиваю ноги к животу и пытаюсь нашарить одеяло. Мои суматошные попытки соблюсти приличия прекращает едкий смешок и последовавшая холодная отповедь:
— Не трудись. Меня не возбуждают твои сомнительные прелести. Я не собираюсь покушаться ни на них, ни на твое целомудрие. Просто поверь: уговаривать и соблазнять зашуганного и неумелого девственника, а после секса еще и успокаивать его — сомнительное удовольствие. Сплошная головная боль вместо релакса. У меня нет времени и желания связываться с такими омегами.
Не знаю, что меня больше обидело — безосновательные обвинения в день знакомства, что я шлюха, или эта снисходительность. Я пытаюсь придумать какой-то достойный ответ, но все слова, как нарочно, вылетели из головы. Вместо этого губы произносят жалобное «и давно ты знаешь?»
— Мне хватило брачной церемонии и первой совместной ночи, чтобы понять свою ошибку насчет тебя. А пункт брачного контракта, за который так ратовал твой родитель, только подтверждает мою правоту. Ну и сейчас ты развеял остатки сомнений.
Он уходит, а я сворачиваюсь в комочек и прикусываю фалангу большого пальца, чтобы не расплакаться от обиды и унижения. А еще от того, что тело все равно реагирует на этого ублюдка, для которого я — говорящая табуретка и нагрузка к контракту.
Я дожидаюсь хлопка входной двери и только тогда осмеливаюсь выйти из гостевой спальни. На часах восемь утра. Оглядываюсь в поисках телефона — желание позвонить профессору Морстену оформилось в четкую уверенность — без его рекомендаций мне и месяца не продержаться в кошмарном браке. Не говоря уж о пяти годах. Диктую сообщение на автоответчик и иду готовить завтрак. Взгляд автоматически цепляется за висящий на спинке стула желтый халат. Стиснув зубы, хватаю проклятую вещицу, пропитавшуюся запахом альфы. Стоит срочно постирать ее. Да. Вот только еще раз вдохну запах и отнесу. Да — да… В итоге надеваю халат и встаю к плите — варю себе овсянку, каждое свободное мгновение погружая нос в мягкий воротник.
За простецким завтраком следует прием лекарств. Через четверть часа моя очарованность запахом сходит на нет, и становится дико стыдно за свое поведение. Стаскиваю с себя халат и без угрызений совести засовываю его в мусорное ведро. Нечего меня сводить с ума!
— Хави, сынок! Все-таки нашел время выбраться и навестить старика. Да еще и про коробку пончиков не забыл. Все, как в прежние времена, — доктор Морстен почти не изменился с нашей последней встречи. Разве что в светлых волосах стало больше серебра. Но все та же мягкая, располагающая улыбка, обходительная манера разговора, пронзительные, не потерявшие яркости даже спустя годы, лучистые голубые глаза, в которых по-прежнему отражался цепкий ум, подмечающий и анализирующий малейшие детали, чтобы разгадать очередной сложный случай и спасти жизнь уже безнадежному больному.
— Да какой вы старик, — я усаживаюсь в одно из мягких кресел. — По вам все интерны и лаборанты сохнут. Вы тридцатилетним фору дадите. Еще у Анжело будете кавалеров через двадцать лет отбивать!
Мы смеемся. О любимом внуке и его проделках, открытиях и курьезных ситуациях док готов говорить бесконечно, а я почти столько же горазд слушать и радоваться за семью своих друзей.
— Тони говорил, что ты заключил брак, — переходит к сути моего визита доктор.
— Да, — вздыхаю. — Хотел бы подобрать новые блокаторы. И нужен ваш совет.
— Что ты сейчас принимаешь? — перечисляю все, что использую и вижу, что каждое новое название не вызывает у Морстена ни улыбки, ни одобрительного кивка.
Он барабанит пальцами по столешнице, а затем извлекает из ящика стола темно-синюю папочку. Моя карта. Немного напрягает то, что она здесь. Док знает историю моей болезни наизусть, я уверен. Тогда что он хочет там найти? Тем не менее, профессор ее внимательно читает и уголок его рта немного проскальзывает вниз. И эта ухмылочка не предвещает ничего хорошего.
— Ты готов пройти осмотр и сдать стандартные тесты? Прямо сейчас?
— Раз уж я здесь, — опускаю голову. — Значит, готов.
Не самые приятные процедуры занимают где-то час времени, еще столько же уходит, чтобы получить первые результаты диагностики. А потом я вновь оказываюсь наедине с врачом.
— Хави, боюсь, что вынужден тебе отказать в назначении блокаторов. Твой организм уже перенасыщен ими.
— Но мне говорили, что они безопасны. Не вызывают привыкания, практически безвредны. И…я не смогу без них.
— Они накапливаются, мой дорогой. И желательно вывести их из организма, чтобы тщательно тебя обследовать. И уже после подобрать подходящее лекарство, а не просто сменить одно торговое название на другое. Если продолжить пичкать тебя блокаторами, ты можешь не пережить уже следующую течку.
— Но я не могу иначе! Док, поймите! Мне ничего не помогает, я чуть с ума не сошел от запаха…
— Какого запаха? — перебивает меня док. — А ну, выкладывай, мистер Обри, какой такой запах сводит тебя с ума и что ты под этим подразумеваешь.
Я подчиняюсь. Рассказываю про свой опыт семейной жизни и реакцию на Сторма. О влечении, тяге вдыхать запах альфы, и даже о сегодняшней утренней эрекции и приступе сомнамбулизма.
— Хм, — Морстен потирает подбородок, — а как на тебя реагирует муж? Хави, если бы я не знал твой диагноз, то предположил бы самое очевидное — ты встретил свою пару. Или как минимум того, чей код феромонов дополняет твой на шестьдесят процентов или чуть больше. Так что?
— Я его не возбуждаю, — смотрю на свои кеды, не решаясь поднять глаза. — Он сам так сказал. А еще… он слышит чужие запахи на моем теле, но не мой.
Доктору не удается сдержать разочарованного, как мне кажется, вздоха.
— Тогда тем более, Хави, — его голос неожиданно делается очень строгим. — Не буду говорить, что не хочу тебя пугать. Хочу и надеюсь, что это возымеет эффект. Твоя тяга может быть связана с побочным эффектом приема блокаторов. Дальше — хуже. В какой-то момент ты не сможешь противостоять своему влечению. Фантомный истинный — страшная вещь. О том, что может с тобой произойти в момент секса с не подходящим партнером, я могу не рассказывать. Ты сам знаешь. Поэтому стоит пройти детоксикацию и точнее обследовать и его, и тебя.