Тотчас открылись двери стойл, и первые четыре колесницы, выбранные по жеребьёвке, выкатили на беговую дорожку. Беговая дорожка была широкой, около шестидесяти метров, и позволяла мчаться разом четырём колесницам, запряжённым по четыре лошади каждая, так называемой «квадригой». Возничие были одеты в короткие туники без рукавов по цвету партий — зелёные и синие, они крепились перекрещёнными ремнями; лодыжки прикрывали кожаные гетры. Кони нетерпеливо били копытами, блестела на солнце дорогая и красивая упряжь. Вот взмах белым платком служителя ипподрома — и вся четвёрка ураганом понеслась вперёд. Спицы колёс превратились в светлые круги. Зрители вскочили, громкими криками, шумом барабанов, рёвом дудочек и труб подбадривали спортсменов. Всеволод взглянул на Виринею. Она вся целиком ушла в скачки, лицо её раскраснелось, глаза горели азартом, она что-то выкрикивала и подпрыгивала на месте.
Первой примчалась колесница зелёных. И тотчас трибуна, где сидели сторонники этой партии, взорвалась оглушительным криком, рёвом и грохотом музыкальных инструментов. Зато противоположная трибуна подавленно молчала. Префект, облачённый в тогу, вручил победителю пальмовую ветвь.
Затем на поле ипподрома выбежали мимы. Они начали разыгрывать бытовую сценку, как неверная жена провожает мужа в путешествие, а сама тотчас принимает у себя любовника. Но муж неожиданно возвращается и застаёт их вдвоём. Однако хитрая женщина находит неожиданный выход из этой пикантной ситуации и обводит вокруг пальца недалёкого мужа. Зрители были в восторге и провожали артистов громкими криками и аплодисментами.
Второй забег принёс победу снова зелёным. Сторонники зелёных опять неистовствовали, а синие угрожающе молчали.
— Как бы в драку не полезли, — обеспокоенно проговорила Виринея. — Многие могут жизнями поплатиться.
Но тут на поле вышли певцы и музыканты. Они стали исполнять сценку из жизни аристократов Древней Греции. Речь героев часто перемежалась пением, и вся постановка напоминала чем-то оперу, родившуюся потом в Европе. Зрители были покорены мастерством исполнения и забыли про спортивные страсти.
Третий заезд принёс победу синим. Теперь они устроили настоящий бедлам, а зелёные сидели тихо. Когда все успокоились, на поле вышли фокусники, они проделывали на глазах у многочисленных зрителей такие штучки, что те только недоумённо ахали и разводили руками...
Так продолжалось до полудня, пока не закончился шестой заезд. Он всегда был последним. Победы обеим партиям достались поровну, поэтому все расходились очень довольными. А столица несколько дней только и говорила о прошедших конных состязаниях.
Через неделю Виринея пригласила Всеволода к себе домой познакомиться с родителями. Домик её был одноэтажным с глухой стеной на улицу. На двор были обращены два небольших прямоугольных окна с закруглённым верхом. В отштукатуренные рамы были вставлены маленькие кусочки стекла, каждый кусочек имел восьмиугольную форму. На просторном дворе был расположен сарай для скота и птицы; овцы и коровы находились в стаде, а по двору гуляли куры. Возле дальней стены виднелся колодец с деревянной рамой, на которой был укреплён блок с перекинутой верёвкой, верёвка была привязана к ведру, стоявшему на срубе.
Виринея провела Всеволода вглубь двора. Там за сараями находилось ещё одно каменное строение — мастерская гончаров с большими окнами без рам. Возле здания виднелось несколько кум глины.
— Эта глина идёт на посуду, — говорила Виринея, показывая на одну из них. — Обычная глина, её везде много. А для игрушек я беру в другом месте. После обжига она приобретает ярко-белый цвет и не требует побелки. Как вынешь игрушку из печи и пройдёшься по ней кистью с зелёной и красной красками, она сразу приобретает праздничный вид и радует глаз. Наши игрушки очень охотно покупают на рынке, особенно дети. Но берут и взрослые, ставят на подоконнике или на какой-нибудь подставке, чтобы украсить жилище.
— Покажи мне какую-нибудь свою игрушку, — попросил Всеволод.
— Пойдём на ту сторону, они сушатся на солнышке.
Они завернули за мастерскую, и его взгляду открылся ряд раскрашенных игрушек, от которых зарябило в глазах. Здесь были петушки с курочками, улочки и лебеди, овечки и козочки. Были и групповые игрушки. Вот наседка кормит своих цыплят, а вот девочка ведёт за собой упирающуюся козочку...
— Самая моя любимая игрушка — как медведь смотрится в зеркало, — проговорила Виринея, прижимая одно из изделий к своей груди. — Я сама её придумала.
Всеволод взял игрушку в руки и стал рассматривать. Существо с гибким упругим телом сидело на задних лапах, а в передних держало зеркало. Оно мало напоминало привычного медведя, и всё же это был он, очень забавный и приятный на вид зверь.
— Нравится? — спросила она с ревнивыми нотками в голосе.
— Очень, — искренне ответил он. — Я бы хотел иметь такого в своей комнате.
— В своей комнате? — удивлённо спросила она. — У тебя есть своя отдельная комната?
— Да нет, — на мгновенье смутился он. — Просто я собирался сказать, что желал бы поставить эту игрушку в нашем доме.
— А ты обещался показать что-то из своих изделий, — напомнила она ему.
— Да, да, — спохватился он и вынул из кармана золотой браслет, не очень дорогой, но хорошей работы, который он купил в одном из магазинов. — Вот, дарю, носи и вспоминай меня, — и с этими словами он надел его на её руку.
У неё восхищённо раскрылись глаза, она не могла оторвать взгляда от украшения.
— Какая изумительная вещь! — наконец произнесла она с неподдельным восторгом. — Но как ты можешь дарить мне? Ведь он так много стоит!
— Мне он ничего не стоил, — смело врал он. — Я его сам изготовил из кусочка золота.
Виринея, вытянув перед собой руку, стала крутиться на месте, продолжая в упоении рассматривать браслет. Неизвестно, сколько бы она это делала, но тут во дворе появился парень и направился к ним.
— Познакомься, — спохватилась Виринея, — это Борис, мой друг детства. Он гончар, но увлекается лепкой и мечтает стать скульптором.
Борис был среднего роста, жилист, с крепкими руками, это Всеволод почувствовал при пожатии. У него были чёрные, с кудрявыми завитушками волосы. Но не это привлекло его внимание. Поразили глаза Бориса, внимательные, с мягким, но настойчивым взглядом; они глядели в самую душу человека, излучая при этом какой-то чудный, магический свет.
— И каких богов предпочитаешь изображать — греческих или римских? — спросил он его.
— Ни тех ни других, — ответил Борис; голос низкий, басистый.
— Как так? — озадачился Всеволод, не ожидавший такого ответа. — Тогда кого же?
— Обыкновенных людей. Тружеников, которые нас кормят и одевают.
— Но это не искусство! — воскликнул Всеволод удивлённо. — Предметом изображения могут быть только обитатели небес. Зачем выставлять на обозрение людей, когда я их вижу каждый день?
— Может, и так, — произнёс Борис, и его взгляд поскучнел; он прошёл мимо Всеволода, словно это было пустое место, и тут же обратился к Виринее:
— Покажи мне твоё новое творение.
Они отошли в сторонку. Виринея подала Борису какую-то игрушку, он стал рассматривать её, вертя в руках и что-то говоря вполголоса, видно, высказывал своё мнение и давал советы. Всеволода охватила досада и ревность: подумаешь, какой-то ремесленник, который ничему толком не учился и дальше своего города никуда не выезжал, начинает устанавливать свои правила, не желая слушать его, закончившего школу при императорском дворце, объездившего греческие города, в том числе знаменитые Афины, и повидавшего Акрополь и Парфенон, скульптуры Мирона, Праксителя, Скопаса, Лисиппа и других великих творцов, о которых он, Борис, наверно, понятия не имеет!.. И к Виринее начинает ластиться. Да ещё так открыто, нагло, будто и нет его, Всеволода, рядом. А уж он-то должен бы догадаться, что Виринея — его девушка! И если любит он её, то мог бы чуточку воздержаться, не показывать своих чувств и не лезть напрямую. Есть же правила приличия в обществе, пусть даже среди простого народа...
